Маримба! - Терентьева Наталия. Страница 19

– И…?

– Говорит, что только в ду?ше. Я сказала, что он “my favorite shower baritone”… Как-то по-русски коряво получается, да? Самый любимый душевой баритон…

– Оценил шутку?

– Не знаю… – Катька пожала плечами. – Смайлик послал. Большой. Значит, оценил.

* * *

Katja. Какую чудесную мелодию ты сегодня сыграл в своей сольной партии на концерте. Что это за произведение?

Leo. Не знаю… O

Katja. Как же ты играл?

Leo. По нотам…

Katja. Смешно… O

Leo. Мне понравилась твоя итальянская песня… я послушал в Youtube… O

Katja. Спасибо

Leo. Ты красивая O

Katja. O

Leo. У тебя красивый голос, очень волнующий… O

Katja. Спасибо…

Leo. Красивые волосы… красивые глаза…

Katja. Мне приятно…

Leo. С тобой интересно…:))

Katja. … O

Leo. Ты вся сияешь… не знаю, как это по-английски… понимаешь?

Katja. Да

Leo. Но ты такая маленькая… такая еще маленькая… слишком маленькая для меня… Слишком молодая…

Какой раздражающий, унизительный рефрен. Кажется, мне опять очень мешает мое классическое воспитание. Кажется, русская литература, приучившая меня с детства думать категориями души, души и только души, опять ошиблась. Нет, все неправда в русской литературе, все вранье и обман. Никто так не живет. Возможно, должен жить, но не живет. Это цивилизация спаривающихся зверьков. Катька слишком молода для секса. Вот и все. Об этом пишет милый, застенчивый, легко краснеющий мальчик. Ему двадцать два года. Ему нужна близость. Иных отношений он не понимает. И он не Печорин и не Онегин. У тех хотя бы мозги были. «Уроки в тишине» юным девам они тоже давали, дай боже какие, если я правильно понимаю великих классиков. Но их герои были личности. А наш – minibrain. Минимозг. Наномозг. Он провинциал – какая разница, где находится его деревенька, за Уралом или на Балтике? Он смотрит мультсериал «Симпсоны» про неприличных рисованных уродцев и глупые американские шоу. Он не читал Набокова и Пушкина.

«Ты читал «Евгения Онегина»?» – спрашивает Катька.

«Нет, а кто это?» – спокойно интересуется наш минимозг.

«Это Пушкин», – объясняет Катька.

«Мы советскую литературу не проходим…» – слышит она в ответ от своего принца.

Еще он не знает, как называется пьеса, которую он вчера играл на концерте. Играл и играл, какая разница. Ему дали ноты, он сыграл. Но он нравится Катьке. Очень нравится. Чем? А чем мне когда-то понравился Данилевский, у которого в каждом углу сидело по заплаканной любовнице, а дома – милая трогательная жена в очечках и с грудным ребенком? Я не знала ни про любовниц, ни про жену. Я подошла к Данилевскому, случайно, по делу. На меня как будто подул горячий ветер. Меня обожгло. На пятнадцать лет обожгло. Я ослепла, оглохла, попала в другой мир. Где есть он, его глаза, его улыбка, его молчаливый вопрос, ответ на который понятен. «Да, да! Конечно, да…»

Так и Катька. При чем тут Симпсоны и провинциальные замашки ее литовского принца? При чем тут легкое косоглазие и внятная неспортивность? Она попала в его поле, оно совпало с ее невидимым, таинственным полем. Они сопряглись, эти загадочные поля, и раздалась мелодия. Та, которую не спутать ни с чем. Мелодия любви. Больше не надо ничего говорить.

* * *

Katja. Что же мне делать?

Leo. Не знаю.

Katja. Я же не могу стать взрослее, чем я есть…

Leo. Не можешь…

Katja. А ты можешь подождать, пока я вырасту?

Leo. … O

Katja. Нет?

Leo. Не знаю… Ты мне нравишься…

Katja. Ты мне тоже.

Leo. Я знаю. Это и пугает.

Katja. Пугает?

Leo. Да…

Katja. Хочешь, я скажу, что ты мне больше не нравишься?

Leo. Нет, не хочу…

Katja. Давай завтра опять покатаемся на велосипедах или… просто погуляем…

Leo. Не знаю…

Katja. А давай, как будто мы просто два музыканта… Будем говорить только о музыке…

Leo. … O

Katja. Давай?

Leo. Вряд ли у нас это получится… Ты слишком красивая…

Katja. Вот смотри, меня мама сняла вчера на море, на закате. Хорошая фотография, правда?

Leo. OOO

Katja. А вот – ты. Я тебя сняла. Ты похож на викинга. Только причесанного. У тебя сегодня на концерте была такая необычная прическа. Тебе очень идет.

Leo. Это просто случайность… Так ветер подул. Спасибо…

Katja. Только не ставь себе на страничку.

Leo. Хорошо. А почему?

Katja. Потому что я не хочу, чтобы другие девочки тоже увидели, что ты похож на викинга…

Leo. O

Katja. Я пробовала играть этюды, которые ты сочинил. Очень красивые и трудные, у меня не хватило пальцев.

Leo. На чем ты играла?

Katja. На пианино, в клубе у Аушры есть пианино…

Leo. Но это этюды для трех тумтумсов! Какая ты смешная!

Katja. Для ударных?

Leo. Да… O

Katja. Я замерзла. На улице стало совсем холодно. И мама беспокоится, что меня так долго нет. У нас в комнате опять не работает Wi-Fi. Я наверно, пойду домой.

Leo. Мне на самом деле тоже нужно спать.

Katja. Goodnight

Leo. Goodnight…

Katja. O

Leo. O

Katja. ¦¦¦¦¦

Leo. OOOps! You are toooooooooooooooooooo young!

Katja. Для чего – слишком молодая?

Leo. Для ¦¦¦¦¦

Katja. ¦¦¦ !!!!!!!!!!!

Leo. O

Чувствуя себя шпионом, разведчиком и свиньей одновременно, я перечитывала и перечитывала их переписку. Какой же гад, а! Лежит у себя дома на диване, в тепле, в уюте и разглагольствует, а маленькая девочка сидит ночью на улице, завернувшись в плед, и пишет ему окоченевшими пальчиками, что он викинг. Какой он, к черту, викинг! С укладкой из парикмахерской, я видела эту «случайность» у него на голове! Хотел понравиться Катьке, пошел причесался… «you’re toooooooooo young…» «ты слиииииииишком молода…» Идиот…

Я остановила себя. Какой смысл его ругать? И за что? За то, что ему нравится Катька, правильно нравится, со всеми вытекающими, и он порядочный человек, не хочет нарушать законов нравственности? А он точно думает о нравственности?

– Кать, скажи ему, что осенью мы приедем в Вильнюс.

– А мы правда приедем?

– Правда. Там будет большая книжная ярмарка. Меня пригласили.

– Ух ты…

Катька побежала и тут же набрала на планшете сообщение.

– Прочитал?

– Прочитал.

– Что сказал?

– Прислал большой смайлик.

Удобно, черт побери. Как потом упрекать? «Ведь ты мне сам говорил – «смайлик», «смайлик», а теперь что?»

– Он спрашивал тебя, когда мы уезжаем?

– Мам, мы столько раз уже уезжали… А когда мы уезжаем?

– Послезавтра. В крайнем случае – в понедельник. Или в среду.

Катька счастливо засмеялась:

– Ты больше не хочешь к своим цветам?

– Мой главный цветочек со мной, – вздохнула я. – И он влюбился. Что же мне делать теперь?

Катька прижалась ко мне.

– Спасибо, мам, что ты меня понимаешь…

– Ага, понимала бы я еще, что происходит… Вообще было бы здорово…

… – Мам, хочешь я тебе покажу, как он меня за руку сегодня держал?

– Покажи… Ясно… Но в висок больше не целовал?

– Нет. В висок нет. В нос поцеловал.

– В нос? – Я засмеялась.

– Ну да, в нос. И даже так меня оттолкнул, знаешь.

– Почему?

– Я хотела его… обнять…

– Ясно. Не справляется.

– С чем? – спросила Катька и тут же покраснела.

– С законами бытия, – вздохнула я.