Великое делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и Альмы, которая была собакой - Полещук Александр Лазаревич. Страница 7

— Быть тебе химиком! — вдруг сказал мой отец. — Поверь, химия не такая уж неинтересная наука, если столько Меканикусов служили ей всей своей жизнью. Я не буду тебя неволить, но… — Отец вновь открыл книгу и медленно ее перелистывал.

— Отец, — сказал я, — отец, эти значки я видел там, внизу, в нашем подвале…

— В этом нет ничего удивительного.

— Они написаны на стене. Прямо на кирпичах.

— Но подвал был оштукатурен перед войной!

— Там сошла штукатурка, откололась…

Отец взял фонарь, и мы спустились вниз. Я провел отца мимо бочек из-под вина и стеклянных бутылей, к полуразвалившейся печи с вмазанными в нее стеклянными трубками.

— Это атанор, — сказал отец, — печь старых алхимиков… Так где же ты видел надпись?

Я показал ему то место, где осыпалась штукатурка. Узкий луч света падал из окна, выходившего во двор. На кирпичах темнели значки и буквы. Лицо отца стало серьезным.

— Принеси-ка мне молоток, — попросил он.

Я вихрем вылетел из подвала, а когда вернулся, отец подобранным в мусоре ломом уже осторожно и неторопливо обивал штукатурку. Потом он тщательно зарисовал значки. Мы вернулись в кабинет.

— Действительно, здесь есть надпись, и она, по-видимому, имеет смысл. Так, буква "Z"… В сочетании с соседними она обозначает «замазывание». Но я не вижу знака Великого Делания. Неужели надпись не имеет отношения к алхимии?

Почти все мои соученики во время войны эвакуировались во Францию, Швецию или Англию. Они привезли оттуда с собой неизвестные нам раньше игры, чужеземные привычки. Я никому из них не рассказывал о том открытии, которое я сделал.

Мне было так приятно иметь свою собственную тайну.

Как-то вечером отец позвал меня.

— Карл, — сказал он, — а ведь я прочел надпись, что была на кирпичах. Она читается, как ребус, и буква "Z" действительно обозначает «замазывание»., Я все время искал указания на какой-нибудь химический процесс, поэтому никак не мог расшифровать. Вот что надпись означает…

Отец протянул мне испещренный значками листок бумаги; внизу стояли слова:

Меканикус Адепт.

— Адепт?

— Да, семейное предание говорит, что Меканикусы были адептами, то есть счастливыми обладателями философского камня*.

— А может быть, они действительно владели этим философским камнем?

— Нет, нет, философского камня у них, конечно, не было, но чем-то, что принесло им богатство, они владели. Я твердо знаю, что именно во времена гёзов* или немного раньше Меканикусы стали очень успешно торговать. Как из нищих алхимиков Меканикусы превратились в одну из солидных купеческих семей Намюра, мне неизвестно. Здесь был какой-то секрет.

— Гёзы?.. Это те, кто восстал против испанского ига? Они подняли народ Фландрии… Тиль Уленшпигель… Сколько же лет прошло?

— Почти четыреста лет этой надписи. Да, Карл, каменная кладка очень старая.

Завтра попробуем встать пораньше и займемся нашим тайником.

III

На следующий день я проснулся чуть свет. Моя комната была на втором этаже, как раз над кабинетом отца. Полуодетый, я скатился вниз. Франсуа широким, большим напильником оттачивал ржавую кирку, похожую на длинный и острый птичий клюв. Отец разматывал длинный шнур.

— Одевайся, — сказал он. — После завтрака займемся раскопками.

Мы наскоро позавтракали. Я, обжигаясь жареным картофелем, проливая кофе, первым поднялся из-за стола. Отец также торопился и смотрел на меня с понимающей усмешкой. Франсуа уже возился в подвале. Он аккуратно и старательно водружал ящик на ящик, одну бочку на другую. Иногда раздавался звон стекла: под ногами было много осколков старинных реторт и бутылей, стеклянного тростника.

Отец протянул внутрь подвала шнур с электрической лампой. И, когда она зажглась, осветив сводчатые стены подвала, ярким красным пятном выделились обнаженные кирпичи.

Работа оказалась совсем не такой уж легкой. Кирпич был необыкновенно прочный. Франсуа принес шоферские очки-консервы, так как при каждом ударе отлетали острые осколки.

Время от времени отец поглядывал на часы, потом, передав кирку Франсуа, с сожалением покинул нас — его уже ждали на заводе.

Мы остались вдвоем — я и Франсуа. Я попросил позволения поработать киркой самому. Франсуа, который, видимо, совсем не одобрял эту «глупую затею — долбить хорошую стену», ушел наверх. А я продолжал колотить по красным кирпичам. Вскоре они стали похожими на куски обглоданного мышами сыра. Я очень устал, бил неточно, и при одном из ударов кирка вонзилась совсем не туда, куда я хотел. Большой кусок штукатурки отделился от стены. Под ним была серовато-желтая стена; красной кирпичной кладки здесь уже не было. Я быстро стал обивать штукатурку. Оказалось, что красная кирпичная кладка имела форму квадрата, а ее окружал камень, желтый и мягкий. Вскоре кирка провалилась в щель между красным и желтым, провалилась в какую-то пустоту.

Сердце мое забилось. В подвал спустился Франсуа. Я показал ему на сделанное отверстие, и он пятью — шестью сильными ударами расширил его. Франсуа был очень сильный человек. Он плавал в молодости на голландских и норвежских судах, работал грузчиком в Антверпене. Сейчас в нем проснулся азарт бывалого человека. Осколки кирпичей брызгами взлетали при каждом ударе. Потом Франсуа стал наносить удары всё реже и реже, он к чему-то прислушивался.

— Иди сюда!.. — позвал Франсуа. — Слышишь?

Он еще раз ударил в отверстие над красным квадратом, и я услышал какой-то звон. Франсуа ударил еще раз, и опять из-за кирпичной кладки, откуда-то из глубины, пришел тихий звон.

— Подождем хозяина, — сказал Франсуа. — А звук какой-то знакомый…

— Очень знакомый! Будто кто-то бросает песком в стекло. Шуршание и звон…

Франсуа, что это может быть?

— Подождем, — ответил Франсуа и вывернул лампу.

В полной темноте мы выбрались из подвала. Потирая руки и подмигивая друг другу, мы обменивались предположениями и догадками.

В лицей я не пошел, книга не увлекала. Но вот вернулся с работы отец.

Франсуа возился в саду. Из окна была видна его спина. Он окапывал яблоню.

Отец позвал, его, и мы сели за стол. Обедали молча.

— Ну, что там было? — наконец не выдержал отец.

— А мы тебе оставили. Самое интересное оставили!

— Вот молодцы! Как это ты удержался? Наверное, Франсуа тебе подсказал.

Отец отставил тарелку и, позвав Франсуа, спустился вниз.

— Звон, говорите? Очень интересно… Франсуа несколько раз ударил киркой по стене, и мы снова насладились загадочными звуками.

— Знаете, — сказал отец, — я вообще не вскрывал бы. Это так интересно, что я боюсь разочароваться. А так послушаешь — и чего только не представишь себе!

Мы посмеялись. И тогда Франсуа достал большой лом и, осторожно пропустив его в отверстие, стал расшатывать кирпичную кладку. Кирпичи покачивались все вместе, как одно целое. За столетия, протекшие с того дня, как их замуровал уходящий к повстанцам-гёзам мой предок Меканикус, известь, скреплявшая кирпичи, окаменела и стала прочнее самых кирпичей.

Еще несколько движений — и кирпичи рухнули на пол, так и не отделившись друг от друга.

Пыль от штукатурки закрыла всё. Когда она рассеялась, перед нами чернела темная ниша, в которой тускло блестело что-то круглое, отражавшее свет электрической лампочки. Отец осторожно ощупал незнакомый предмет, потом взял его и поднес к электрической лампочке. В его руках был овальный баллон из мутного темно-зеленого стекла. Франсуа подошел к нише, осмотрел ее, но там больше ничего не было.

Отец осторожно вынес наружу загадочный сосуд. Под струей воды мы вымыли нашу находку. Отец медленно поворачивал баллон, и с него стекала поистине вековая грязь и пыль. Потом он насухо его вытер. И мы прошли в кабинет. Сейчас можно было рассмотреть его подробнее.