Исповедь Дракулы - Артамонова Елена Вадимовна. Страница 66

– Если отдать столицу, что останется от княжества? Это же его сердце! Конечно, город не слишком хорошо подходит для длительной осады, но нам придется продержаться не так уж долго, ведь помощь из Венгрии должна придти скоро, – энергично взмахнул рукой боярин Галес. – В конце концов, венграм невыгодно падение княжества! С какой стати им терпеть ставленника Порты у себя под боком? Кому захочется, чтобы граница с Османской империей подошла вплотную к их домам!

К Галесу присоединились и другие командиры, убежденные в том, что столицу надо защищать до последней капли крови. Я внимательно слушал их горячие речи, но знал, что поступлю так, как решил раньше, – доводы не убедили меня, да и сами эти люди, опытные военачальники, наверняка подспудно понимали бессмысленность обороны Тырговиште. Пришло время прекратить бесплодную дискуссию:

– Порой султан держит слово, господа. Когда-то давно он обещал валашский престол Раду, и теперь решил силой посадить моего брата на трон. Раду собрал отряд в четыре тысячи всадников и рвется в бой, мечтая в первых рядах вступить в Тырговиште. Не могу отказать ему в этом удовольствии, – я усмехнулся. – Моему брату хочется власти, так пусть он станет правителем в городе мертвецов! Я отдам ему столицу… Но Валахия – это не Тырговиште, не земли и крепостные стены, а люди – и пока мы живы, врагам не будет покоя! Османы станут хозяевами Валахии, только перебив всех влахов. Но каждый из нас заберет с собой в могилу много врагов. Захватчики захлебнутся собственной кровью на нашей земле. Валахия никогда не покорится, и то, войдет Раду Красивый в Тырговиште или нет, не имеет никакого значения для нас, но для него, для султана, это может стать началом конца. Мехмед Завоеватель попадет в ловушку, из которой невозможно выбраться. Здесь он получит только голод и болезни. А Раду никогда не забудет моего гостеприимства. О подготовке к осаде не может быть и речи! Ворота города останутся распахнутыми настежь! Единственное, что мы будем продолжать делать вплоть до самого последнего момента – это продолжать свозить в Тырговиште трупы и всех захваченных в стычках пленников. Чем больше будет казненных, тем лучше. Султана должна поразить масштабность расправы. А еще я надеюсь, что от страха османы увидят вдесятеро больше трупов, чем есть на самом деле. Это нам только на руку.

Военный совет подошел к концу. Закончив совещаться, я решил проехаться по городу и окрестностям, лично инспектируя подготовку к встрече моего брата. Мы с Драгомиром и еще двумя охранниками покинули дворец и направились к городским воротам. У въезда в Тырговиште царило оживление, слышался стук топоров и визг пил. Перед главными воротами города устанавливалось множество кольев, на которые насаживали и живых, и мертвых врагов. Работа проводилась в спешке – турецкие войска почти вплотную подошли к Тырговиште, да и нам оставаться среди невыносимого смрада было опасно из-за риска начала эпидемии. Шнырявшие по улицам крысы были предвестниками чумы. Выехав за пределы города, мы остановились, издали оценивая работу плотников и палачей. Страшная панорама была именно тем, чего я добивался, – сотни выставленных напоказ тел лучше любых слов объясняли султану, какая участь ожидала его воинов в Валахии.

– Хорошая компания для Хамзы-паши и Катаволиноса, – Драгомир указал на ближайший холм, где еще с зимы были выставлены для всеобщего обозрения трупы бея Никополя и вероломного грека. От них уже мало что осталось, только обмотанные сухожилиями скелеты, готовые рассыпаться в любой момент. – Корма для воронья прибавится.

– Как ты думаешь, Драгомир, дождутся эти знатные вельможи своего господина?

– Я бы душу отдал, лишь бы султан вознесся так же высоко, как они!

– Никто не знает, где найдет свою гибель, и какой она будет. Жаль, что императорам не грозит смерть простолюдинов, но и я бы пожертвовал своей бессмертной душой, лишь бы убить Мехмеда Завоевателя!

– Может, еще попируем среди трупов, твое высочество.

– Может быть…

Сразу пять кольев взметнулось в небо, заняв свои места рядом с Катаволиносом и Хамзой-пашой. Несколько турок были еще живы, на остальных кольях висели трупы.

– Мертвецов казним, – не унимался Драгомир, пытавшийся за шутками скрыть тревогу. – Османские палачи нашу работу халтурой назовут. Вкривь и вкось нанизываем – никакого порядка.

– Их растрогает количество, а не качество.

Зной усиливался, запах гниющего мяса казался густым и вязким, как смола. Зрелище ужасало и должно было найти отклик даже в самых очерствевших сердцах. Город мертвых ждал гостей, суля им такую же страшную и бесславную судьбу.

– Так тебя встретит родной дом, Раду…

Драгомир не расслышал моих слов, переспросил, но я только махнул рукой, давая понять, что разговор окончен.

Несмотря на то, что большую часть ночи пришлось провести без сна, я испытывал бодрость – решение было принято, и в душе возникло ощущение полной свободы. Свобода уничтожила собственное «я», а вместе с ним исчез и страх смерти – самое эгоистичное из чувств, присущих человеку. Боязнь потерять себя, навсегда сгинуть вместе с собственным маленьким мирком радостей и бед удерживала на краю пропасти, но теперь мне было все равно…

Я вышел из палатки, с наслаждением вдохнул студеный горный воздух. Моя армия уже больше недели находилась в предгорьях неподалеку от Тырговиште, окопавшись в одном из ущелий, в то время как султан, так и не вошедший в столицу, раскинул свой лагерь неподалеку от нее. Это было странное бездействие, затянувшаяся пауза, тупик, из которого, казалось, не существовало выхода. Но сегодня ночью я разрубил гордиев узел и принял окончательное решение. Умывшись в горной реке, я прошелся по пробуждающемуся лагерю. Люди были измучены, запасы еды подходили к концу, после того как султан формально захватил столицу княжества боевой дух войск падал день ото дня, никто не представлял, чем завершится это непонятное противостояние.

Было неосмотрительно собирать военный совет и посвящать в свои планы большое количество военачальников – ведь среди них могли оказаться и предатели. Достаточно было переговорить только с Драгомиром и Гергиной – двумя людьми, преданность которых не вызывала сомнений. Я и нашел их вместе, Драгомир, получивший новую информацию от своих лазутчиков, делился впечатлениями с другом.

– В турецком лагере только и говорят о том, что когда султан увидел лес из кольев, выросший вокруг Тырговиште, он был до глубины души потрясен жестокостью валашского князя и заявил, что подобные бесчинства не подобают христианским правителям.

– Сажать на кол можно только османам, – усмехнулся Гергина. – Когда кто-то перенимает их методы, это коробит «гуманистов».

– А еще султан скромно заметил, что невозможно победить страну, в которой герой совершает такие великие дела.

– И, тем не менее, Мехмед по-прежнему стоит у стен Тырговиште, – вмешался я в разговор. – Доброе утро, господа. Думаю, нам не следует обольщаться относительно слов султана. Он играет свою роль. Иногда бывает выгодно признавать силу своего врага, даже преувеличить ее, чтобы как-то объяснить свою слабость. Суть проблемы в том, что Мехмед Завоеватель завяз в этой войне и не знает, как быть дальше. Ему нужна моя голова, а не город, набитый трупами. До сих пор, если не считать боя на Дунае, мы ни разу не вступали в серьезное сражение с османами. Тем не менее, они ежедневно несут потери. Султан не видит своего врага, словно с призраком сражается, и это пугает его.

– Но если султан проиграл, значит – выиграли мы?

– Не питай иллюзий, Драгомир. Обе армии измотаны, но численное превосходство на стороне османов, а потому, в конечном счете, победа останется за ними. Мы чисто физически не можем уничтожить столько врагов.

– И что же нам делать, твое высочество?

– Именно эту тему я и хотел обсудить. Но не здесь.

Мы направились за пределы лагеря. Поднявшись вверх по течению ручья, остановились на поляне. Место было открытым, и никто не мог подслушать нас. Я указал своим спутникам на поваленное дерево.