Я буду рядом - Шин Кун-Суук. Страница 49

Я не знал, что говорить. Двоюродная сестра Юн поведала так, будто прочитала отрывок из книги, а теперь молчала. Мы сидели рядом и смотрели на Христа, распятого на кресте. Две пожилые женщины, скорее всего подруги, вошли и медленно прошествовали мимо нас, уселись через несколько скамеек от нас, достали белые церковные вуали и накинули их на головы. Прошло несколько безмолвных мгновений. Луч солнца пробился сквозь цветные витражи окна и скользнул по собору. Он больше походил на пятно, чем на свет.

– Я пришла поговорить с тобой ради… – снова начала разговор сестра Юн, глядя прямо перед собой, избегая моего взгляда, – ради Юн. Я была потрясена и раздавлена известием о смерти Дэна. Но все-таки я думала прежде всего о Юн. Жизнь порой кажется такой противоречивой. Я хорошо знала Дэна и его семью. И хотя я очень сочувствовала их горю… я все равно беспокоилась о Юн. Думаю, с моей стороны это эгоистично. С момента его смерти прошло уже полгода. Но Юн кажется такой невозмутимой, странно бесчувственной. Сначала я испытала облегчение, решила: она быстро оправилась от горя. Но потом она стала как-то странно себя вести. Словно только сейчас начала осознавать, что его больше нет. Или нет, не совсем так, скорее она ведет себя так, будто не знает, что с ним произошло.

Она сказала – полгода? Я потер уши ладонями. Голос сестры Юн сделался громче, будто она кричала мне прямо в ухо, а затем превратился в далекое, затихающее эхо, в конце концов стал похож на тоненький писк, и я уже не мог разобрать ни единого слова. Неужели Юн уже полгода обо всем знала? Я оставил в покое свои уши и принялся тереть глаза. Голова болела так, что мне казалось, будто барабанные перепонки сейчас лопнут, а глаза выскочат из орбит. Если я спрашивал Юн о Дэне, она отвечала: «Наверное, у него все хорошо». И даже однажды я предложил навестить его, она сначала ответила «да», потом «нет… нет». Когда я вопросительно посмотрел на нее, она ответила, что Дэну не нужны посетители. Иногда она говорила, что он не желает видеть никого из гражданских вплоть до окончания службы, а время от времени оживлялась и предлагала как-нибудь и в самом деле навестить его. Она говорила то одно, то другое, словно никак не могла остановиться на чем-то одном.

Двоюродная сестра Юн продолжала:

– Несколько дней назад я зашла к ней и увидела – она пишет письмо Дэну. Я почитала его, пока она спала. Это был ответ на письмо, которое он прислал ей год назад. Она писала: «Давай вместе пойдем в павильон Кенхверу и поднимемся на второй этаж…» Когда я это прочитала, у меня упало сердце. Я вижу, она никак не может смириться с его смертью. Они с раннего детства зависели друг от друга. Они такие люди.

Я хорошо понимал, что она имела в виду. Когда Дэн перед уходом в армию приехал в город навестить Юн и Миру узнала, что ему негде ночевать, то затащила нас всех в тот пустовавший дом. Тогда я осознал, что дружба Юн и Дэна была подобна моей дружбе с Миру. Теперь я ценю каждый прожитый нами день.

Двоюродная сестра Юн снова скрестила руки на животе. Это был жест вежливости.

– Я хочу помочь ей, – сказала она, – но не думаю, что она позволит мне сделать это. Именно поэтому я и захотела встретиться с тобой. Мне было нелегко найти твой номер, и я никак не могла до тебя дозвониться. Поэтому так много времени прошло. В разговоре с тобой сегодня утром я думала только о том, как поскорее встретиться с тобой. Я немного старше тебя и Юн, поэтому надеюсь, ты не станешь возражать и поймешь мою просьбу. Мне кажется, люди страдают особенно сильно в одиночестве. Юн и Дэна соединяет неразрывная нить, и это совсем не зависит от того, вместе они или нет.

– Что я должен делать? – Неожиданно для себя я искренне захотел узнать это.

– Будь рядом с ней. Все время… не своди с нее глаз.

Я ответил:

– Когда рядом Юн, это придает мне силы.

Ее лицо расцвело. Она перестала напряженно смотреть вперед и повернулась ко мне. На ее веснушчатых щеках заиграла радостная и теплая улыбка, глубоко посаженные глаза блуждали по моему лицу.

– Какое облегчение! – сказала она. – Думаю, ты немного обескуражен, все происходит слишком стремительно.

– Нет, спасибо, что все рассказали мне.

И я и в самом деле так думал. И если бы рядом со мной сидела не двоюродная сестра Юн, а кто-то другой, то я тут же придумал бы какой-нибудь предлог и помчался прямиком к Юн.

Коричневая Книга – 8

Глава 9

«Если мы обнимем сотню незнакомцев»

«Моим студентам».

Он вытащил из кармана письмо, которое профессор Юн написал нам прежде, чем покинул университет. Письмо было отксерокопировано и передано каждому студенту. Мен Сё прочитал первую строчку, затем сунул его мне. Я сразу узнала почерк профессора Юна. Я не знала, зачем он протягивает мне это письмо, и вопросительно взглянула на него.

– Прочти его еще раз вслух.

– Ты носишь его с собой?

– Я читаю его, когда волнуюсь. – Он посмотрел на меня и улыбнулся.

– Тогда ты наверняка уже выучил его наизусть. Зачем же мне читать его тебе?

– Знаешь, последнее время я так редко слышу твой голос. Прошу тебя. Прочти его для меня.

Я догадалась: прочитав вслух первую строчку, он так попытался предложить мне прочесть все остальное. Я развернула ксерокопию письма. Глаза профессора Юна за стеклами очков блеснули прямо передо мной.

– Прочти письмо, – еще раз попросил Мен Сё, улегся на скамейке, искоса взглянул на меня и положил голову мне на колени. Он был таким высоким, что его ноги свисали с края скамейки и касались земли.

Неподалеку две перепелки испуганно вспорхнули и взвились в воздух. Мы два часа поднимались вверх по горе Нак и, наконец, добрались до телебашни, которую я видела лишь из окна своей комнаты, и Мен Сё, судя по всему, утомило наше путешествие. Акации сильно разрослись в лесу, их белые цветы трепетали на ветру и падали на его лицо.

– Прочти письмо.

Он свел брови и закрыл глаза. Я взглянула на его темные густые брови и обеими руками взяла письмо. Когда я в последний раз читала что-нибудь вслух? Мое сердце вдруг бешено забилось, я глубоко вздохнула. Он протянул руку и коснулся моей руки с листком бумаги. От смущения я кончиками пальцев смахнула лепестки, упавшие на его лицо. Он открыл глаза, а затем снова закрыл. Я откашлялась.

– «Моим студентам.

Теперь вы и так все знаете, но я хочу еще раз сказать, что принял решение уйти из университета, где преподавал много лет. Трудные времена, обрушившиеся на нас, и мое плохое здоровье не дают мне возможности стоять, как и прежде, за кафедрой. Я уже передал свое прошение об увольнении ректору, до этого отправил отдельное послание в правление университета, а теперь обращаюсь к вам.

Оставляя преподавательскую деятельность, которую я считал делом своей жизни, я, вполне естественно, испытываю самые разные противоречивые чувства. Множество мыслей переполняют меня. Но более всего меня тяготят размышления о том, что вы сейчас думаете обо мне. Ваши внимательные взгляды заботят меня больше, чем косые взгляды коллег и моей семьи. В некоторых глазах я читаю неодобрение и порицание своего решения, а в других – молчаливую мольбу, именно она заставляет меня быть сильным или, что еще лучше, идти вперед и действовать.

Для меня как для поэта, сделавшего своей профессией игру и упорную борьбу слов, наш век стал временем бесконечных испытаний и бедствий. Теперь, когда добрые и светлые слова утратили свою ценность, а властвуют слова, служащие жестокости и насилию, и слова, опухшие и пожелтевшие от голода и истощения, я окончательно утратил желание говорить о словах. Мое отчаяние из-за поражения в мире слов не означает, что я признаю свое поражение в этой жизни. Покидая кафедру, я продолжу стремиться к лучшему, займусь своим здоровьем и – что самое главное – возобновлю сочинение стихов. Я вижу в этом свою прямую обязанность и предназначение. Я не борец, который, бросая работу, тем самым дает понять, что противостоит текущим событиям. Я не отшельник, который презрительно отвергает ценность слов и удаляется в уединение в поисках выдуманного величия. И хотя я оставляю университет, навсегда останусь с вами, и хотя меня удручает грубый язык этой эпохи, я изо всех сил стану стремиться к настоящей поэзии. Я надеюсь, что вы не будете строго осуждать мое решение уйти из университета и поймете мое искреннее желание когда-нибудь увидеть всех вас снова, но в другом месте и при других обстоятельствах.