Лето пахнет солью (сборник) - Евдокимова Наталья. Страница 11

Шумело море, мы сидели вместе, и только тогда я сделала шаг назад, чтобы посмотреть на нас со стороны. Рядом со мной, там, в стороне, стоял кто-то маленький. Марк. Он отворачивался, не смотрел на нас с Максимом и разглядывал лошадку.

У Марка не было такой лошадки там, на чердаке.

Такая лошадка жила у меня дома. Плоская, пластмассовая, с крючком, чтобы продевать в него нитку. Можно сказать, что это вовсе не одинокая лошадка – она была частью новогодней гирлянды. Неудобной, громоздкой – мы редко ее использовали. Но каждый новый год я доставала коробку с этой гирляндой и рассматривала пластмассовые фигурки.

Марк грустно посмотрел на меня, протянул руку. Я протянула свою, и Марк положил на мою ладонь новогоднюю лошадку.

– Отдыхающая… – сказал он вполголоса.

Мы с Максимом молча шагали по улице. Я держала в руке пластмассовую лошадь. У Максима вид был еще жалостливее, чем раньше. Он был славным до невозможности. Но сейчас я не могла радоваться в полную силу. Сейчас нельзя.

Я не знала, что будет, когда мы придем домой.

Что сказать Марку? Что ему вообще можно сказать? Не расстраивайся, малявка, ты еще малявка, а я уже взрослый человек, надо же понимать, что не буду с тобой целые дни возиться… Я представила, как Максим остается в стороне, а я увожу Марка и долго с ним шепчусь. А до Максима будут доноситься обрывки разговора. Что-то вроде:

– Ну ты же не маленький уже, ты понимаешь…

Или:

– Марк, не отворачивайся, посмотри на меня. Что ты раскис?

Глупо, как-то все глупо.

Я даже рассердилась – пусть Марк расстраивается себе! Что я, с другим человеком и поговорить не могу? И вообще, было бы проще, если бы мы нашли жилье где-то в другом месте. У меня даже промелькнула мысль, что можно попросить у мамы с папой переехать куда-то. У нас впереди целая неделя. Столько времени мучиться?

Я толкнула калитку с надписью «Жилье». Утром надписи уже не оказалось – табличку убрали сразу после нашего приезда. Значит, кто-то уехал. Я даже не знала кто, но стало почему-то грустно.

Посмотрела направо – поляки все еще сидели под навесом, разговаривали и пили крымское вино. Я кивнула и пошла дальше. Никого не было видно, а в открытой кухне за длинным столом сидел на лавочке Марк и лопал арбуз. Я оценила – арбуз был не меньше десяти килограммов.

Я посмотрела на Марка и шепнула:

– Эй… – и собиралась позвать его, поговорить наедине.

Марк взглянул на нас, откусил от арбузной дольки и сказал, жуя:

– Шадитесь есть арбуз.

При этом Марк поднимал голову вверх, чтобы не заляпаться арбузным соком. Я осторожно села на лавочку.

Марк благосклонно убрал вниз ноги, освобождая нам место. Максим сел рядом. Марк стал объяснять:

– Вообще-то для арбузов еще рано. Они привозные. Мама говорит, что их колют всякими штуками, чтобы они зрели быстрее. Но мне нравится – вкусно же. Потому весь этот арбуз достался мне. Если не боитесь – давайте есть. А то я один все равно столько не съем.

– Можно было купить арбуз поменьше, – осторожно сказал Максим.

Марк взглянул на него так, как будто спрашивал, случайно не того ли Максим, крыша не поехала? И возмущенно ответил:

– Маленькие арбузы мне не нравятся. Идеальный арбуз должен быть ростом с меня. Но и этот тоже ничего.

Максим нарезал арбуз, мы ели его и смотрели в сад. Точнее, на забор, за которым находился сад.

Забор был примечателен банками и котятами. Стеклянные банки были надеты на отдельные заборины и сушились, а котята просто влезли на свободные заборины и сидели там, пытаясь удержаться. Иногда они смотрели на нас, как мы лопаем арбуз, и мяукали. А арбуз оказался и правда замечательным. Такого вкусного я и не пробовала никогда.

В перерыве между кусками я спросила:

– Марк, а ты не сердишься?

Марк кивнул на Максима:

– На него, что ли? У него вид слишком жалостливый, чтобы на него сердиться.

Мы вдруг все рассмеялись, и нас так разобрало, что Марк даже под стол скатился и хихикал оттуда. А потом выбрался, посмотрел на нас снизу, из-под клеенки, и сказал:

– Меня папа тут с чердака гонит. Говорит, собери своих лошадей, мы там людей поселим.

Я чуть арбузом не подавилась. И спросила:

– Каких людей?

Марк пожал плечами:

– Каких-каких… Отдыхающих. Таких, как вот он, – и показал на Максима.

Максим насторожился. Выглядел он так, как будто и правда виноват, что Марка выселяют с чердака. Марк забрался на скамейку и стал ковыряться в шлепанце. Потом добавил почти что весело:

– Вообще-то папа сказал, что ненадолго. Просто так получилось, что у нас уже жилье забронировали, а тут еще приехали люди, и мы случайно сдали забронированное… Ну и папа развел руками и говорит: собирай своих лошадей, а я на чердак раскладушки принесу. Уедут отдыхающие – поставишь всё на место.

– А ты что? – спросила я.

– А что я… – скис Марк, и было понятно, что он тогда попросту расплакался. – Папа тогда сказал: если хочешь, купи свой десятикилограммовый арбуз, ну и вот. – Марк кивнул на арбуз.

А потом полез в карманы и продолжил:

– И вот, – и стал доставать жвачки, шипучие конфеты… Большие были карманы у Марка! Марк добавил: – У меня еще шоколадки в комнате есть.

Тут Марк встал из-за стола и посмотрел на нас.

– Ладно, – грустно сказал он. – Пойду собираться. Завтра эти отдыхающие въезжают.

– Подожди-подожди! – крикнула я. – Мы что-нибудь придумаем!

А молчавший до этого времени Максим спросил:

– Что хоть за чердак? Какие лошади?

Я смотрела на Марка и понимала его сомнения. Что это был секрет. И что какой-то жалостливый парень, в которого влюбилась отдыхающая Марка, просит этот секрет просто так вот раскрыть. Но с другой стороны, лучше уж доверить тайну незнакомому человеку, чем собирать в целлофановые пакеты лошадей, которые умеют перебегать с места на место, которые стучат копытами и, наверное, берут с ладоней ранетки. И самое страшное заключается не в том, чтобы раскрыть секрет, а в том, если человеку твой секрет не понравится. Если он посмотрит и скажет: ну, лошади. Ну, ракушки. И что?

Марк грустно вздохнул:

– Пойдемте, отдыхающие…

Максим оценил. Даже присвистнул и уважительно посмотрел на Марка. Но произнес мечтательно:

– Сюда бы еще комп…

Я хотела погрозить кулаком, но тут Марк печально вздохнул и сказал:

– Ага…

Ну мальчишки!

Было понятно – лошадей убирать нельзя. Они осмелели, и теперь не нужно даже отходить на шаг назад. Лошади смотрели на нас, махали гривами, беспокойно ходили взад-вперед по балкам, скакали по полу. Не знаю, видел ли это Максим, или перед ним были только игрушки… Оказалось, видел. Он отшатнулся и испуганно шепнул:

– Шевелятся…

Марк засмеялся:

– Сам ты шевелишься!

Максим обиделся:

– То, что я шевелюсь, – это нормально.

Я, чтобы успокоить его, прижалась к Максимовой руке. И Максим весомо сказал:

– Ты, Марк, с чердака ничего не убирай.

Вот это разговор! Сейчас мой замечательный Максим найдет решение! И он добавил:

– А Динка что-то придумает.

Вот это спасибо. Вот это решение проблемы. Я бы сама и не догадалась, что, оказывается, все так вот просто. И вот стоим мы на чердаке, молчим, Марк с Максимом смотрят на меня, лошади притихли. Я забеспокоилась, подошла к заднему окну, выглянула в сад. Потом спросила:

– А если не убирать ничего? Пусть так и будут тут, среди лошадей…

Марк замотал головой:

– Папа сказал, что так нехорошо, людям не понравится, надо убрать.

Такой чердак разве что дуракам не понравится. И я придумала:

– А нас с родителями сюда пустишь? Нам понравится. А те, кто завтра приедет, пусть в нашу комнату заселяются.

У Марка загорелись глаза, а потом он снова нахмурился:

– Нет, не получится. Там две семьи. Им надо было две комнаты. Вот папа и говорит, что чердак хоть и низкий, но большой, все разместятся.

– Ничего страшного, – успокоила его я. И ласково добавила: – А Максим что-нибудь придумает.