Июнь 41-го. Окончательный диагноз - Солонин Марк Семенович. Страница 101

Генерал армии С.П. Иванов (на момент начала войны — подполковник, заместитель начальника штаба 13-й Армии Западного фронта) в своих мемуарах пишет о том, что в расположении штаба Армии у г. Молодечно командир 5-й танковой дивизии полковник Ф.Ф. Федоров с группой танков и бронемашин оказался уже ранним утром 24 июня. [373] От Алитуса до Молодечно 170 (сто семьдесят) км по прямой; если Федоров смог осуществить такой марш-бросок за одни сутки, то это означает, что у Вильнюса его не было, и свою дивизию он бросил уже где-то рядом с Алитусом. Хотелось бы думать, что автора мемуаров подвела память и на самом деле командир отступал вместе с остатками своей дивизии, а описанная встреча в штабе 13-й Армии у Молодечно произошла на рассвете 25, а не 24 июня. Увы, в Боевом приказе № 1 штаба 13-й Армии от 24 июня упомянута (ей поставлена боевая задача) 5-я танковая дивизия. [374] Это дает серьезные основания предположить, что генерал Иванов не ошибся и к утру 24 июня командир 5-й тд действительно добежал до Молодечно [122].

«Это непоправимая беда , — сокрушался танкист, — и мне придется расплачиваться за нее головой». Так описывает С.П. Иванов свой разговор с Федоровым, но в этом прогнозе командир дивизии радикально ошибся. В общем хаосе катастрофы двух фронтов (Северо-Западного и Западного) «мелкий эпизод» с разгромом одной из многих танковых дивизий остался незамеченным. После официального расформирования 5-й тд (это произошло 18 июля) Федоров некоторое время командовал другими соединениями, а затем оказался в глубочайшем тылу (Уральский ВО), в должности начальника Соликамского военного училища.

Через несколько лет после разгрома 5-й танковой дивизии стали известны удивительные подвиги ее командира. В представлении на награждение орденом Отечественной войны 1-й степени, подписанном заместителем командующего УрВО 5 июля 1944 г., сообщается, что тов. Федоров Федор Федорович «26 июня 41 года в бою на Сев. Зап. Окраине г. Вильно лично из своего командирского танка уничтожил 6 танков противника. 5.7.41 года, будучи раненным в бою под Ст. Крупки (Белорусская ССР), не покинул поля боя и продолжал раненный командовать дивизией. В течение 2-х месяцев начала Отечественной войны под натиском превосходных сил противника, при больших потерях в людях и технике, командуя танковой дивизией, сдерживал наступление противника, чем дал возможность командованию Западного фронта подтянуть [резервы] и остановить противника в районе Смоленска и Ельни». Вот, оказывается, что позволило остановить немцев у Смоленска! Не пять Армий Второго стратегического эшелона, а сокрушительные удары растаявшей за первые два дня войны дивизии Федорова…

Правды ради сразу же отметим, что и своих подчиненных тов. Федоров не забывал. Так, 6 октября 1943 г. он подписывает представление к награждению золотой звездой Героя Советского Союза командира танка взвода управления своей бывшей дивизии. Оказывается, «25 июня 1941 года, будучи командиром танка командования 5 тд, в бою под Рудзишки (20 км юго-западнее Вильно) тов. Н. уничтожил из танка командира дивизии 12 танков противника. Ведя бой, в дальнейшем т. Н. в этот же день уничтожил еще 3 танка противника и 10 противотанковых орудий. Отважный стрелок танкист т. Н. внес полное расстройство в наступавший передовой отряд 19 ТД противника и дал полную возможность командованию дивизии организовать оборону города Вильно и взять в руки управление дивизии в бою. Благодаря умелым и геройским действиям экипажа противник был задержан на 2-е суток крупными силами. Весь СССР, благодаря выпущенным Сов-информбюро плакатам, знает о геройском поступке т. Н. и о его отваге в первые дни Отечественной войны».

Упоминание о плакате связано, видимо, с тем, что других документальных подтверждений не нашлось. Надеюсь, внимательный читатель уже оценил и дату боя, и номер вражеской дивизии, и остановленные у Вильнюса на 2 суток немецкие танки. От себя добавлю, что по состоянию на 30 июня 1941 г. (т. е. уже после ожесточенного сражения на подступах к Минску) безвозвратные потери 20-й немецкой танковой дивизии составили: 5 Pz-IV, 7 Pz-38(t), 3 Pz-I. [366]

Если такое писалось в официальных документах, то стоит ли удивляться тому, что в начале XXI века в России под видом «исторического исследования» г-н Д. Егоров публикует следующее:

«Захват Алитуса дался фашистам отнюдь не «малой» кровью, что бы там Гот в своих мемуарах ни преуменьшал. Немцы выиграли сражение, но о своих истинных потерях почему-то умолчали. 23 июня штаб ГА «Центр» никаких данных о потерях 3-й ТГр не получил. Почему Гот в мемуарах и его штаб — в донесениях — смолчали о потерях за 23 июня, вот в чем вопрос? Единственное, что можно предположить, — то, что победа была «пирровой». Полсотни имевшихся в советской дивизии Т-34 никак не могли не «испортить праздник» привыкшим к легким победам танкистам вермахта, но Гот их у Алитуса словно не увидел. Сведения (правильнее сказать — опубликованные в СССР мемуары. — М.С. ) Ротмистрова о подбитых и сожженных только 22 июня 170 танках и бронетранспортерах противника историки дружно посчитали десятикратным преувеличением. А почему обязательно десяти-, а не двух— или трехкратным? В чем, собственно говоря, дело? Нам мало выпало унижений за тот страшный июнь? К чему я это все говорю? Чтобы подвести читателя к мысли: нас разыграли, нас «сделали, как сельских». ИХ потери в бою за Алитус НЕ МОГЛИ ограничиваться только 11 машинами…»

За Неманом

Продвижение 39-го танкового корпуса вермахта к Вильнюсу сдерживали плохие дороги и 5-я танковая дивизия; сколь бы ограниченным ни было это противодействие, оно привело к некоторому замедлению темпа марша (все ж таки взять Вильнюс вечером 23 июня немцам не удалось, а подтягивание к городу отставших подразделений 7-й и 20-й танковых дивизий заняло весь день 24 июня). В распоряжении 12-й танковой дивизии 57-го танкового корпуса было шоссе Меркине, Ораны, Эйшишкес и практически не было вооруженного противника.

Да, теоретически в Оранах была 184-я стрелковая дивизия и 429-й гаубичный полк РГК; на практике же дивизия, сформированная из военнослужащих бывшей литовской армии, частично разбежалась, некоторые перешли с оружием в руках к немцам, всех оставшихся командование СЗФ спешно отвело на восток. Что же касается артполка (а это как минимум 36 гаубиц калибра 152-мм), то он исчез «по-английски», не прощаясь — ни в советских, ни в немецких документах нет ни слова об его участии в боевых действиях. В результате к исходу дня 23 июня немецкие танки вышли к дороге Вильнюс, Лида в районе Вороново, а еще через день передовая группа 12-й танковой дивизии была уже в Гольшанах (45 км восточнее Вороново).

Неожиданный и быстрый успех снова оживил старые споры о глубине и направлении наступления 3-й Танковой группы: «При обсуждениях плана «Барбаросса» командование Группы армий «Центр» и 3-й ТГр имели разные точки зрения по поводу продолжения операции после форсирования Немана. 3-я Танковая группа намеревалась сразу же прорываться к Западной Двине, не втягиваясь в выполнение второстепенных задач… По достижении Вильнюса 24 июня командование 3-й ТГр, продолжая придерживаться мнения о том, что части противника отошли на восток и их необходимо преследовать вплоть до Западной Двины, попыталось через офицера связи командования ГА «Центр» донести свою точку зрения до командования ГА. Командование Группы армий не изменило своего распоряжения о продвижении с задачей для 3-й ТГр занять высоты в районе Минска». [353]

Приказы положено выполнять, и моторизованные соединения 3-й Танковой группы начали разворачиваться на юго-восток для наступления на Минск вдоль дорог Гольшаны, Воложин и Сморгонь, Молодечно. К утру 25 июня первый эшелон 3-й ТГр в основном покинул территорию Литовской ССР и продолжил наступление, оказавшись в глубоком тылу войск Западного фронта. А снесенные ураганом немецкого наступления дивизии южного крыла Северо-Западного фронта все еще продолжали катиться на восток, рассыпаясь на мелкие и стремительно исчезающие обломки.