Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Дик Филип Киндред. Страница 53

На углу его заставил остановиться некий хлопающий звук. Позади него по тротуару на большой скорости задом наперед бежал Эрл Маккекни. Он ни на что не натыкался, но сворачивал в сторону всякий раз, когда приближался к телефонному столбу или стене; достигнув Эла, он поплясал вокруг него, после чего побежал дальше, по–прежнему задом наперед, по–прежнему ни на что не натыкаясь.

— Эй, — сказал Эл. — Как ты это делаешь?

Может быть, парнишка запомнил расположение всех предметов в квартале, подумалось ему.

— У меня кольцо! — крикнул, не останавливаясь, Эрл. Он поднял руку: на пальце у него было кольцо с прилаженным к нему осколком зеркала. — Секретное перископическое кольцо капитана Зеро.

Лицом к Элу, не отрывая взгляда от кольца, он удалялся, все глубже и глубже погружаясь во тьму, пока наконец не исчез из виду.

Действительно странно, подумал Эл. Ничего не понимаю.

Он продолжал идти, пока не достиг итальянского ресторана, в котором они с Джули часто бывали. Ее там не было, но он все равно вошел и заказал себе ужин.

Поев, он некоторое время бродил по вечерним улицам. А потом повернул в сторону дома Тути Дулитла.

— Привет, — сказал он, когда Тути ему открыл.

Дулитлы еще ужинали; он увидел стол с тарелками, кастрюлями и столовым серебром. Отведя Тути в сторонку, он сказал:

— Слушай, мне надо, чтобы ты для меня кое–что сделал. Хочу, чтобы ты для меня кое–что раздобыл. — Он хотел, чтобы Тути нашел ему пистолет.

— То самое? — спросил Тути. — О чем мы говорили, что тебе следует этим обзавестись?

— Точно, — сказал Эл.

Глянув на жену, Тути тихо сказал:

— Ты, дядя, можешь сходить в оружейную лавку и купить его.

— Вот как, — сказал Эл.

— Только он будет зарегистрирован, а ты знаешь, что они способны сделать с этими пулями. — Голос Тути был практически неслышен. — Тебе нужен ствол, который где–то нашли. Который никто не покупал.

— Да, — сказал Эл.

— Не знаю, — сказал Тути. — Во всяком случае, проходи и садись с нами. — Он провел Эла к столу.

— Как поживаешь, Эл? — поздоровалась Мэри Элен Дулитл, когда он уселся. — Добро пожаловать, перекуси с нами, пожалуйста.

— Здравствуй, — сказал Эл. — Спасибо.

Перед ним появились клецки с тушеной бараниной. Оказывается, Тути уже успел разложить перед ним тарелку, приборы, салфетку, пластиковую чашку и блюдце; Эл смотрел вниз в недоумении. Все это, казалось, материализовалось из ничего.

— Ты выглядишь очень усталым, — сочувственным голосом сказала Мэри Элен. — По–моему, я никогда не видела тебя таким усталым, Эл.

— Они тебя еще преследуют? — спросил Тути.

— Нет, — сказал Эл.

— Что, отстали?

— Нет, — сказал он. — Они до меня добрались.

Глаза у Тути расширились, а затем сузились.

— Тогда тебя здесь нет. Ты покойник.

Ковыряясь в клецках и тушеной баранине, Эл ничего не ответил.

— Я хотела бы спросить, — сказала Мэри Элен, — о чем это вы толкуете. Но я знаю, что никто из вас никогда мне этого не скажет, так что лучше избавлю себя от хлопот. Эл Миллер, ты будешь продолжать в том же духе всю оставшуюся жизнь? Ты не изменился благодаря той замечательной работе, которую, как я слышала, получил? — Она ждала, но ей он тоже не ответил. — Нет, — сказала она. — Ничуть.

— У Эла больше нет замечательной работы, — сказал Тути. — Так что отстань от него.

Мэри Элен сказала:

— Что ж, Эл Миллер, доедай и уматывай.

Он поднял на нее взгляд. Она не шутила.

— Она это всерьез, — сказал Тути. — Она махнула на тебя рукой. Я и раньше такое видел, но меня это в ней удивляет. Это, что ли, истинная дорога бога — вышвыривать человека вон? Я говорю: к чертям всю эту религию дяди Тома, о которой ты вечно щебечешь! — Тути все повышал голос, пока не задребезжала посуда; Мэри Элен сжалась, но не пыталась вставить слово. — Ты безнадежна! Выметайся отсюда, слышишь? Ты слышишь меня? — Он кричал, приблизив лицо к ее лицу, пока наконец она не поднялась на ноги. — Вали! — крикнул он, вскакивая. — Вали отсюда и больше не появляйся!

Он обрушился обратно на стул, схватил свою чашку кофе и сжал ее меж своих темных ладоней, а потом швырнул ее со стола, так запустив по полу, что она разбилась о стену. Струи кофе взметнулись вверх до самого изображения Иисуса, которое Эл видел там с тех самых пор, как с ними познакомился.

— Ты все? — тут же спросила Мэри Элен.

— Что ты знаешь о старине Эле? — сказал Тути. — Ничего. — У него было суровое, задумчивое выражение лица. — Совсем ничего.

— Я не хотел причинять никаких неприятностей, — сказал Эл, продолжая жевать.

Его потрясло, что Мэри Элен велела ему убираться; он не мог заставить себя посмотреть в ее сторону. Но вот она подошла сзади и положила руку ему на плечо.

— Может, я не права, — сказала она. Ее пальцы поглаживали ему плечо, бесхитростные пальцы. — Послушай, Эл, — сказала она, придвигая свой стул и усаживаясь так близко, что ее колени уперлись в перекладину его стула. — Я это вижу, то, о чем говорит Тути, я увидела это, как только ты вошел. Вижу повсюду над ним, — обратилась она к мужу. — И в нем самом, и вокруг него.

— Что видишь? — спросил Эл.

— То, что ты скоро умрешь, — сказала Мэри Элен.

— Ух ты, — сказал Эл.

— И это тебя даже не тревожит, — мягко сказала Мэри Элен.

— Так и есть, — согласился он.

— Сделай что–нибудь, — сказала Мэри Элен.

Он продолжал есть. Закончив, встал из–за стола.

— Так как насчет этого? — сказал он Тути.

Все еще размышляя, все еще сжимая и разжимая кулаки, Тути сказал:

— Не.

— В самом деле? — сказал Эл. — Ты не достанешь его для меня?

— Не, — повторил Тути.

— Тогда пока, — сказал Эл.

— Я скажу тебе почему, — сказал Тути. — Ты думаешь, он тебе нужен чтобы добраться до них. Но когда он попадет тебе в руки… — Он разглядывал осколки чашки и расплескавшийся кофе. — То ты приставишь его к своей башке и сам себя им попотчуешь. Сейчас ты этого не понимаешь. Не признаешь и не можешь себе представить. Но это все равно правда.

В самом деле? — прикинул Эл. Может, и так.

— Вы ничего не слышали о моей жене? — спросил он. — Она сюда не звонила?

— Нет, — сказала Мэри Элен. — Ты что, не знаешь, где она?

— Дядя, она что, тебя бросила? — сказал Тути.

— Может быть, — сказал Эл.

— Ты просто какой–то Шалтай–Болтай, — сказал Тути. — Просто торчишь на одном месте и пальцем о палец не ударишь, пока с тобой все это происходит. Просто сидишь и смотришь. Так что теперь у тебя даже и жены нет. Милой такой женушки.

— Почему ты не идешь ее искать? — спросила Мэри Элен.

Тути сказал:

— Я тут наорал на Мэри Элен, когда она сказала, чтобы ты уходил. А теперь думаю, что она права. Тебе надо уйти. Надо пойти и все уладить. А потом приходи обратно и сиди здесь сколько влезет. Идет?

Эл надел куртку и покинул их квартиру. Они оба смотрели на него, когда он закрывал за собой дверь.

Он стоял возле останков «Мармона», пиная ногой по цилиндру, который был частью системы зажигания. Большая часть стоянки была скрыта во тьме, но неоновая вывеска над кофейней на другой стороне улицы давала достаточно света, чтобы он снова увидел то, что уже видел раньше; восстановить «Мармон» не было ни малейшей надежды. Кем бы ни был тот, кто его раскурочил, свое дело он знал отменно. На ум явилась причудливая мысль: его нельзя было починить, по крайней мере, не обошлось бы без нескольких недель работы, а к тому времени это уже не имело бы значения. Он видел себя едущим на разбитом «Мармоне» по шоссе поздно ночью, в тот час, когда там самое слабое движение. Всю дорогу до Ричмондского моста, а потом, на скорости в семьдесят миль в час, — прямо в его парапет из стали и бетона, сквозь него и вниз, в воду. Но теперь об этом не могло быть и речи, да и вообще это была только греза, видение его собственной смерти.

Катафалк, подумал он. Все это время, все эти месяцы; уж не для того ли я его ремонтировал, чтобы он стал катафалком? Черным, громоздким, тяжелым, безмолвным катафалком, едущим по пустынным улицам со мною, лежащим на спине со скрещенными руками и широко раскрытыми глазами. С языком, вероятно высунутым на полдюйма, окоченевшим, распухшим; если только гробовщик не всунул его обратно или не отхватил ножницами. Я высовываю язык, пока они волокут меня по улицам; даже и после смерти показываю его им. Сучьим детям.