Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Дик Филип Киндред. Страница 66

В продолговатой комнате тут и там валялись книги и бумаги. У стены стоял продавленный диван, на котором Гриммельман спал ночами, не снимая шинели. По стенам было развешано оружие — армейские пистолеты, гранаты, пара мечей, скотчем были приклеены репродукции с изображениями линкоров времен Первой мировой. На столах высились груды всякой всячины. Никто, в общем–то, не знал, к чему готовится Гриммельман — границы его планов терялись в бесконечности.

— Тут случилось кое–что, — сообщил Джо, усаживаясь на диван.

Гриммельман скользнул по нему взглядом, усмехнулся и вопросительно посмотрел на Арта.

— Об этом в «Кроникл» написали, — сказал Арт. — Знаешь Джима Брискина, ну, «Клуб семнадцать» ведет по радио. Так вот, его уволили.

— Отстранили его, — поправил Ферд. — На месяц.

У Гриммельмана засверкали глаза.

— Вон чего! — Он широкими шагами подошел к металлической двери и закрыл ее на засов. — И за что же?

— Не так рекламу прочитал, — сказал Арт. — Ну, про подержанные автомобили, знаешь?

Гриммельман в волнении ринулся к карте Сан–Франциско чуть не во всю стену. На ней его каракулями было отмечено все, что заслуживало в городе внимания. Он постоял у карты, освежая в памяти записи и знаки, относившиеся к Ван–Несс–авеню и магазинам подержанных автомобилей.

— О каком именно магазине идет речь?

— Полоумного Люка, — сказал Арт. — Где Нэт работал.

Гриммельман воткнул в карту булавку.

— Когда это произошло?

— Позавчера вечером, — ответил Ферд.

Гриммельман не на шутку разволновался.

— А из вас кто–нибудь слышал, как это было?

— Нет, — сказал Арт. — Тогда уже классическую музыку передавали. После «Клуба 17».

Гриммельман не отходил от карты.

— Это важное событие.

Он достал авторучку и наскоро дописал что–то в блокноте, висевшем рядом с картой. Затем выудил из картотеки несколько листков и открыл тяжелую коробку.

— Это может привести к целому ряду возможных последствий.

— Например? — спросил Арт, как всегда, захваченный энергией, излучаемой воображением Гриммельмана.

Каким пресным был бы мир без этого человека: благодаря его чутью к тайным силам, обладавшим мистической властью, и его упорству даже самые обыденные происшествия вспыхивали лихорадочным жаром. А такое событие, как исчезновение из эфира привычного голоса Джима Брискина, что само по себе уже было из ряда вон, в трактовке Гриммельмана обещало много неожиданных поворотов. Стоя лицом к карте, он читал знаки, скрытые от непосвященных.

— Во–первых, может быть, ему приказали запороть эту рекламу, — объявил Гриммельман. — Такой вариант не исключен.

— Да ну, чушь, — возразил Джо Мантила.

Гриммельман смерил его взглядом.

— Это маловероятно. Но возможно. А как он напортачил?

— Сказал, что надоело ему это до чертиков, — сказал Арт. — Хрен, говорит, с ним. Ну, и не закончил, оборвал рекламу на полуслове.

— Понятно, — кивнул Гриммельман.

— С тех пор его больше не слышали, — добавил Ферд Хайнке. — Ни вчера, ни сегодня. А потом вот эта статейка в «Кроникл» появилась.

Расстегнув молнию папки, он показал Гриммельману газетную заметку.

— Оставишь мне? — попросил Гриммельман.

Он вклеил вырезку в особый альбом и пригладил ее кулаком.

— Обидно, конечно, — вздохнул Арт. — Теперь «Клуб 17» какой–то тип ведет — полная лажа. Ставит музыку — и все, от себя слова не скажет.

— Думаешь, пора? — спросил вдруг Джо Мантила.

— Может быть, — сказал Гриммельман.

— Пора, — повторил Арт.

Среди единомышленников, собравшихся вокруг Гриммельмана, понятие «пора» занимало центральное место. На Арта накатило волной предвкушение, в его душе вскипела буря чувств. Не остались равнодушными и другие. Ради этой самой «поры» и существовала вся Организация. Их вылазки подчинялись непостижимой для простых смертных последовательности правильно вычисленных моментов, сочетаний небесных тел. Крестьянская хитрость, замешанная на крестьянском же суеверии, связывала Гриммельмана со звездами. Планы его были грандиозны, как космос, и космосом определялись. Гриммельман всегда и во всем искал знаков, которые должны были показать, что наконец пришел тот самый момент, тот миг, когда отпадают все сомнения в том, что можно действовать и добиться успеха.

— Организации пора приступать к действиям, — решительно заявил увлеченный идеей Ферд.

Все они сразу представили себе ритуал выступления: вот они выводят из укрытия массивную машину, тщательно перебирают двигатель и электронное управление, чтобы исключить малейшие неполадки. Проверяют оружие.

Но Гриммельман колебался.

— «Хорьх» [57] слишком долго стоял на приколе. — Он сверился с графиками. — Три месяца.

— Ну и правильно, — воскликнул Джо, — вот и пора! Целых три месяца!

— Нужно действовать, — так же нетерпеливо подхватил Арт.

— Спешка к хорошему не приводит, — возразил Гриммельман.

— Да ну тебя с твоими графиками, — с досадой сказал Джо Мантила.

— В субботу вечером «Бактрийцы» [58] устраивают танцульки у Брэттона, — сообщил Арт. «Бактрийцы» представляли собой клуб состоятельной молодежи с Ноб–Хилла [59]. Возглавлял клуб Билл Брэттон, сын богатого адвоката с Монтгомери–стрит. — А потом кое–кто из них, наверное, зависнет в «Старой перечнице».

— Их сорок человек, — сказал Ферд. — А нас всего одиннадцать. Если их много припрется, нам хана.

— Сделаем, как в прошлый раз, — сказал Джо. — Припаркуемся где–нибудь с краю, выманим кого–нибудь из них на машине. Как тогда.

— Как бы то ни было, можно поехать и запустить «Хорьх», — подытожил Гриммельман, продолжая обдумывать свои планы.

Для Арта эти слова прозвучали как музыка. Запуск принадлежавшего Организации автомобиля с дистанционным управлением, оборудованного громкоговорителями и антеннами, с потрясающим восьмицилиндровым рядным двигателем! Он представил себе, как «Хорьх» катит по Девяносто девятому шоссе с выключенными фарами и бесшумно ускользает из–под носа у врага, а они едут себе сзади, направляя его — и вот в кювете валяется перевернутый остов «Форда–56».

На стене чердачной комнаты висели трофеи — то, что бросили побежденные. Не было случая, чтобы «Хорьху» не удалось уйти. Гриммельман вел себя осторожно, каждая операция скрупулезно планировалась.

Гриммельман показал на релейную плату с проводкой, лампами и усилительными схемами на одном из рабочих столов. Рядом лежал паяльник — Гриммельман сейчас работал над этой частью системы автомобиля.

— Надо закончить ее. А то «Хорьх» будет немым.

«Хорьху» нельзя было быть немым. Насмешливые возгласы, усиленные и искаженные, были гвоздем программы. Без них удаляющийся на высокой скорости «Хорьх» не сможет заявить о себе, пророкотать о том, кто и что он такое.

— Знаешь, а Рейчел скоро рожает, — ни с того ни с сего сообщил вдруг Ферд Хайнке и бросил извиняющийся взгляд на Арта. — Рейчел, жена его.

Гриммельмана, сидевшего за рабочим столом, передернуло. Он, не отрываясь, изучал свои записи. Девка липкая, подумал он. Чужачка. Ему стало страшно.

Когда она ступала своей медленной тяжелой женской походкой, от нее пахло мятой — мятой и мылом. Ее взгляд был устремлен на него, она оценивала его, видела, судила, она отвергла его. Отвергла их всех со всеми их задумками.

В комнате повисла тишина. Все поникли. Среди них прошла женщина, и их энтузиазма как не бывало.

Ферд Хайнке возился на диване со своими учебниками и журналами. Джо Мантила уставился в пол. Арт Эмманьюэл, засунув руки в карманы, прошелся до входной двери. Воцарилась гнетущая атмосфера. Сквозь запертую металлическую дверь слабым шелестом травы доносилось, как негритянские и мексиканские дети играют своей жестянкой.

В пять часов вечера ветер гнал по Ван–Несс–авеню клочки бумаги, раскидывал у дверей каждого магазина сор, белевший в лучах заходившего солнца.