Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Дик Филип Киндред. Страница 68

Она протянула руку, чтобы взять сигарету из пепельницы на столе. По радио передавали Стэна Гетца [60]. Эту программу, «Клуб 17», она слушала каждый день. Только сегодня почему–то не было Джима Брискина. Новый ведущий не понравился ей, он нес какую–то околесицу.

Из–за окна с Филлмор–стрит доносились крики и ругань проходившей мимо мужской компании. Просигналил автомобиль. Позвякивал светофор. Внутри у нее было пусто. Куда ушел из ее дома этот непринужденный голос? Он всегда успокаивал, ему ничего не было нужно от нее. Она выросла в семье, где вечно бранились и ссорились. Каждый чего–то требовал, она постоянно ждала, что кто–нибудь больно ударит ее. Джим Брискин ничего не просил у нее. Что же будет дальше? Что заменит ей голос Джима?

Открылась входная дверь, и Рейчел сказала:

— Обед готов.

— Привет, — Арт закрыл дверь за собой и Фердом Хайнке и втянул в себя теплый запах еды.

Выкладывая на стол серебряные ложки и вилки, Рейчел спросила:

— Ну что, сказал ему?

— Сказал, — ответил Арт.

Она подошла и поцеловала мужа, обхватив его за шею тонкими холодными руками, еще слегка влажными после мытья посуды. Потом вернулась к столу и принялась неторопливо и заботливо расставлять тарелки и чашки. Сервиз был одним из немногочисленных свадебных подарков, они получили его от двоюродной бабушки Арта.

Ферд смущенно поздравил ее с будущим малышом.

— Спасибо, — сказала она.

Заметив, что она в подавленном настроении, Арт спросил:

— Что–то случилось?

— Да я тут слушала «Клуб 17». Джим Брискин больше его не ведет. Вместо него был новый человек.

— Об этом в газете писали, — сказал Арт. — Его месяц не будет — потому что рекламу читать не захотел. Отстранили на время.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Покажи.

— Газета у Гриммельмана.

Помолчав, Рейчел обратилась к Ферду Хайнке:

— Садись с нами обедать.

— Мне домой нужно, — попятился он к двери. — Мать меня к половине седьмого ждет.

Арт достал из холодильника квартовую бутылку пива и налил себе стакан.

— Оставайся, — сказал он. — По макету журнала пройдемся.

— Правда, не уходи, — поддержала его Рейчел.

Эти четыре месяца после женитьбы они мало с кем общались.

Глава 6

После полудня зазвонил телефон. Джим Брискин поднял трубку и услышал тихий высокий женский голос:

— Мистер Брискин?

— Да.

Джим не узнал, кто это.

Он присел на подлокотник дивана, стараясь не раздавить кипу принесенных с радиостанции пластинок, которые должен был когда–нибудь наконец вернуть.

— С кем я говорю?

— Вы не узнали?

— Нет, — сказал он.

— Может быть, вы меня не помните. Мы виделись на днях у радиостанции. Я жена Арта Эмманьюэла.

— А, конечно, помню. — Джим рад был снова услышать ее голос. — Просто по телефону не узнал.

— У вас есть секундочка?

— Вот уж этого теперь у меня хватает, — сказал он. — Как у тебя дела, Рейчел?

— Да в общем ничего. Ужасно, конечно, что вы больше не ведете «Клуб 17». Арт прочитал об этом в газете. Он мне пересказал, газету, правда, не принес. Вы вернетесь?

— Может быть, — сказал он. — Еще не решил. В конце месяца видно будет.

— Этот новый ведущий, как его там, он просто никакой.

— Чем ты занимаешься? — спросил он.

— Да так, ничем особенным. — Она помолчала. — Я тут подумала, мы оба подумали — приходите к нам как–нибудь поужинать.

— С удовольствием, — сказал он.

Ему было приятно.

— Приходите сегодня. — По телефону она говорила правильно, тщательно подбирая слова, приглашение прозвучало официально.

— Отлично, — ответил он. — Во сколько?

— Ну, давайте к семи. Ужин будет не ахти какой, ничего особенного не ждите.

— Уверен, ужин будет отличный.

— А вдруг нет? — все так же серьезно спросила она.

— Тогда мне просто приятно будет снова увидеться с вами обоими.

Он повторил адрес, который она назвала. Она попрощалась, и он повесил трубку.

Он повеселел. Побрился, принял душ и надел чистые свободные брюки. Было два часа дня. Нужно было чем–то заполнить пять часов, остававшиеся до ужина с Эмманьюэлами. С каждым часом хорошее настроение улетучивалось. Время, подумал он. Оно убьет его когда–нибудь.

Он сел в машину и поехал в сторону Пресидио [61]. На душе опять скребли кошки. Он задумался о Пэт, и это было ошибкой. Подобных мыслей ему нужно было избегать.

Полчаса он ехал куда глаза глядят, потом свернул к Филлмор–стрит.

В барах и магазинах кипела жизнь, и, глядя на них, Джим снова немного приободрился. Поставив машину на стоянку и заперев двери, он пошел по тротуару, разыскивая нужный адрес.

Их дом, огромный и обветшалый, стоял поодаль от тротуара, между рекламным щитом и магазином скобяных товаров. Джим с трудом открыл неповоротливую ржавую калитку в проволочном заборе. Она со стоном закрылась за ним.

По бетонной дорожке он прошел к боковой стороне дома. Ступеньки спускались к деревянной двери отдельной квартиры в подвальном этаже. Он постучал. Никто не ответил. Он постучал снова, подождал, постучал еще. Их не было дома. Сам виноват. Нелепая была, конечно, затея — куда его понесло?

Почувствовав острое разочарование, он пошел обратно. Куда теперь?

На широких ступеньках парадного крыльца здания сидели, развалившись, три подростка. Они молча наблюдали, как он стучался в подвал к Эмманьюэлам. Он только сейчас заметил их. Все трое были в джинсах, тяжелых ботинках и черных кожаных куртках. Лица их были непроницаемы.

— Они куда–то ушли? — спросил он.

Один из мальчишек не сразу, но кивнул.

— Не знаете куда?

Ответа не последовало. На их лицах по–прежнему невозможно было ничего прочесть.

Когда придут, не знаете?

Молчание. Он пошел по бетонной дорожке к тротуару. Когда он уже закрывал за собой калитку, один из них подсказал:

— В «Старой перечнице» поищите.

— Где–где?

Выдержав паузу, другой добавил:

— В «Старой перечнице», в драйв–ине.

— По Филлмор, в ту сторону, — пояснил первый.

Третий, с похожим на клюв носом, так и сидел, насупившись и не вымолвив ни слова. Его правая щека у самых губ была изуродована серповидным шрамом.

— Через пару кварталов, — сказал первый.

— Спасибо, — поблагодарил Джим.

Они долго провожали его взглядом.

На стоянке у автокафе, в лоб к стеклянным дверям здания, стоял довоенный «Плимут». В нем сидело четверо или пятеро ребят — среди них была одна девочка. Джим медленно подошел к машине. Они ели гамбургеры, запивая их молочным коктейлем из белых картонных упаковок. Девочкой оказалась Рейчел.

Сначала ни она, ни Арт не узнали его.

— Привет, — поздоровался он.

— А, привет, — только и сказала она.

Все пятеро выглядели подавленными и лишь сосредоточенно поглощали еду.

— Так вот где вы проводите время, — неуклюже пробормотал он.

Все кивнули, как бы разделив кивок на пятерых.

— Она н–н–неважно себя чувствует, — сказал Арт.

— Серьезное что–то?

— Д–д–да нет.

— Хандрит, — пояснил его приятель.

— Угу, — подтвердил Арт. — Весь д–д–день хандрит. На р–р–работу вот не пошла.

— Да, плохи дела, — выдавил Джим, не зная, как показать свое участие.

Хандрили, похоже, все пятеро. Они жевали, передавали друг другу коктейли. Арт, наклонившись, стряхнул с брюк кусочки жареной картошки. К дальней стороне кафе подъехала еще одна машина, почти такая же, как у них. Из нее высыпали подростки и пошли внутрь заказывать еду.

— Чем ее развеселить? — спросил Джим.

Они посовещались. Один из мальчиков сказал:

— Может, вам ее к этой женщине отвезти?

— К учительнице ее ш–ш–школьной, — пояснил Арт.

— Давайте, — с готовностью согласился Джим.

Через некоторое время дверь «Плимута» открылась. Рейчел вышла, выбросила пустую упаковку в мусорный бак и вернулась. Шла она медленно, щеки у нее впали и потемнели.