Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Дик Филип Киндред. Страница 84

Джим остановился у окна лодочной станции, где продавали конфеты, и купил пакетик арахиса.

Несколько лет назад они с Пэт гуляли по Парку, и за ними увязалась белка, она все бежала и бежала, надеясь на угощение. Но у них, увы, ничего с собой не оказалось. Теперь, заходя в Парк, они каждый раз покупали орешки.

— Держи, — бросил Джим белке очищенный орех.

Та поспешила за добычей.

Неподалеку на покатой поляне играла в софтбол ватага подростков в джинсах и футболках. Джим присел посмотреть. Он ел купленные для белки орехи и с удовольствием наблюдал за шумной, беспорядочной игрой.

Не хотел бы я оказаться на ее месте, подумал он. Тому, на кого Рейчел направит свой гнев, не позавидуешь.

Мяч прокатился по траве и остановился у его ног. Один из ребят сложил руки рупором и крикнул ему. Джим поднял мяч и бросил. Тот упал, не долетев до них.

Господи, даже тут оплошал, подумал он.

Окажись он на месте Пэт, ему было бы страшно. Ведь Рейчел девчонка с норовом — она не из тех, кто будет выслушивать обычные заклинания, груды словес, извергаемых, чтобы оправдать виновного. Вина Пэт была для нее очевидна. Она знала своего мужа и понимала, что должно было сейчас твориться в его душе.

Джим подумал о мальчишке Джиме Брискине, который в свои девятнадцать лет когда–то бродил по тропинкам у озера Стоу. У него была большая, тяжелая голова, руки нелепо болтались. Вообще он был довольно вялым подростком. В спорте не блистал, лицом был бледен. Как и Арт Эмманьюэл, слегка заикался. Что касается девушек, то, по правде говоря, дожив до девятнадцати, дальше чем приобнять хорошенькую школьницу с пружинистыми волосами, в юбке и блузке, он продвинуться не успел. Как–то девчонка поцеловала его на танцах. А в один прекрасный день — и что это был за день! — он уговорил девушку (как же ее звали?) обнажить свои прелести настолько, чтобы он смог убедиться: все правда, его не обманывали. Как говорили, так и оказалось: источник вечной жизни на земле, всего самого теплого, доброго и важного находился где–то под блузкой девушки — вот такой свежей, прелестной и застенчивой. Но это не считалось. Он все равно понимал, что сводить девушку в кино и положить руку ей на плечи, когда выключат свет, — это пока его наивысшее достижение. Ну потрогал ее под блузкой, но это ни к чему не привело, девушка так и остается чужой. Чтобы «считалось», нужно полностью овладеть женщиной. Поглядывать, прикасаться, быть рядом — все это ничто, насмешка какая–то. Никогда больше в жизни не было ему так мучительно, как тогда.

Так девятнадцатилетним юнцом слонялся он вокруг озера Стоу, грустя и надеясь. Месяцами напролет, в любую погоду. И вот в один облачный день, около четырех часов, он наткнулся на парочку, которая натирала воском миниатюрную иностранную машину. Автомобиль стоял в тени — хотя солнца и так почти не было видно. Мужчина и девушка работали, не щадя себя. Оба успели вспотеть. На обоих были хлопковые шорты и толстые серые свитера.

Когда он шел мимо, девушка улыбнулась ему, и он бросил:

— Трудимся?

— Хочешь помочь? — откликнулся мужчина.

И он взял замшевую тряпку и присоединился к ним. Когда машина (французский «Рено») уже вся блестела, а тряпки и банки с воском были отложены в сторону, эти двое пригласили его поехать с ними выпить. Они оказались молодой супружеской парой, у которой был шестимесячный ребенок. Жили они в новом микрорайоне в Беркли, он учился в техническом колледже Калифорнийского университета. Будучи их соседом, Джим стал к ним захаживать. А через год муж, который, как выяснилось, был голубым, сбежал с дружком, оставив жену и ребенка. И у Джима завязался с ней долгий, сложный роман с бурными чувствами — первый в его жизни. Но в конце концов муж вернулся, в раскаянии разрывая на себе рубашку, и семья воссоединилась.

Он шел, улыбаясь сам себе. Иллюзии юности. Джоанн — ее звали Джоанн Пайк — была, пожалуй, самой милой, самой внимательной девушкой из всех, кого он когда–либо встречал. Она так и не поняла, что за хворь приключилась с ее мужем, и, когда он вернулся, просто вычеркнула эти месяцы из памяти и зажила с ним, как прежде.

Вот и Рейчел, наверное, помирится с Артом, подумал он. Но только не с Пэт. До нее–то она, скорее всего, доберется, и уж тогда — берегись! При этой мысли его пробрал жуткий холод.

Пэт была ему дороже всех на свете — должен ли он теперь постараться оградить ее от преследований Рейчел? Ему хотелось заботиться о ней, защищать ее, отвечать за нее. Даже прошлой ночью. Даже когда он сидел на краешке ее постели и, глядя на нее, выслушивал, как она, растянувшись в своей нейлоновой комбинации, рассказывала, что натворила, и почему, и как переспала с другим.

Ну и история. Но вот они в нее влипли, и теперь нужно как–то выпутываться.

Глава 13

Днем, в половине четвертого, Арт Эмманьюэл, в спортивной куртке и светлых свободных брюках, в начищенных до блеска туфлях, с причесанными и напомаженными волосами, вошел в Маклолен–билдинг. Он вызвал лифт. Ловушка из ажурного железа, пружин и тросов с лязгом и грохотом спустилась в вестибюль. Из нее вышли трое мужчин и женщина, все в деловых костюмах, и направились к выходу. Он вошел в лифт, нажал на кнопку и поднялся на верхний этаж.

Перед ним протянулся сиротливый некрашеный холл. Слева был общий отдел станции с высокими потолками, там за столом сидела и печатала Пэт. Волосы она заплела в косы. На ней был жакет и блузка с декольте.

Арт поздоровался. Пэт, вздрогнув, застыла над пишущей машинкой.

— Здравствуй, — ответила она, испуганно глядя на него.

— Вот, решил заглянуть. К–к–как ты?

— Хорошо, — ответила она. — Домой нормально добрался?

— Да, — сказал он.

Она поднялась ему навстречу. На ней была длинная юбка и туфли на низком каблуке.

— Что сказала Рейчел?

— Она уже легла спать. — Он пошаркал ногами. — Н–н–ничего почти не сказала. Она знала, что мы куда–то уехали. Но не думаю, что она поняла. Ну, в смысле, что у нас было.

— Правда?

— Может, сходим, кофе попьем? — предложил он.

— Нет, — покачала она головой. — Не стоит тебе сюда приходить. Да, мне нужно тебе кое–что сказать.

Она взяла его за локоть и отвела по коридору в маленькую заднюю комнату.

— Я помолвлена с коммерческим директором радиостанции, Бобом Посином. Он где–то здесь. Так что иди лучше домой.

— Да? Я не знал, — сконфуженно сказал он.

Пэт заметила его спортивную куртку.

— Куртка тебе идет. А брюки эти свободные, кажется, не очень.

— А ты всегда отлично одеваешься.

— Спасибо, Арт.

Она была погружена в свои мысли. Наконец, слабо улыбнувшись, она озабоченно сказала:

— Послушай, иди домой — или куда ты собирался. Я постараюсь позвонить тебе вечером. Или, может быть, не стоит.

— Я сам могу позвонить, — с надеждой вызвался он.

— Вот и хорошо. Прости, что я сейчас так с тобой, но прежде чем прийти хоть и к знакомому человеку на работу, нужно сначала подумать. Сам понимаешь.

И, развернувшись, так что ее длинная юбка образовала маленький вихрь, она ушла, бросив на прощание:

— До свидания, Арт.

Он пошел к выходу, а она вернулась за стол и снова принялась печатать.

Ему было невыносимо больно.

Спускаясь вниз на лифте, он чувствовал себя самым несчастным существом на земле. Боль оставалась с ним до первого этажа и не отпустила его, когда он вышел на улицу. Квартал за кварталом она сопровождала его в бесцельных блужданиях. Она не рассталась с ним, и когда он сел в автобус и поехал в сторону Филлмор–стрит. Он сошел на Ван–Несс, но боль не проходила. Он знал, что сразу легче не станет, должно пройти время, прежде чем начнет отпускать. Боль придется перетерпеть, просто так ее с себя не стряхнуть.

Он зашел в автомагазин Нэта и спросил у брата:

— Так как насчет машины?

— Пока нет, — ответил тот, подкрашивая шину у «Шевроле». — Заходи завтра. Мне тут обещали завезти пару подержанных. Может, дам одну.