Да. Нет. Не знаю - Булатова Татьяна. Страница 23

– Да? – осклабилась Аурика Одобеску. – Ну, я бы не была в этом так уверена.

– Это почему?

– Это потому! Мой отец, конечно, не вещь, но вы, Михаил Кондратьевич, явно узурпировали право считаться его сыном.

– Ничего подобного, – отказался принять довод Аурики Коротич. – Я честно признаюсь, что был бы горд считать Георгия Константиновича своим отцом, но уважение к собственному родителю не позволяет мне этого сделать. Давай договоримся, что мы с твоим отцом – просто товарищи, партнеры, так сказать, по игре в шахматы.

– По-моему, ваша партия несколько затянулась, не находите?

– Нисколько.

– Ладно. Дальше. О каких принципах еще поведаете?

– Я считаю, что мужчина должен всего добиваться сам. Только тогда он достоин уважения своих близких.

– Это что-то вроде «мужчина – главный в доме»?

– Это что-то вроде «я несу ответственность за себя и за свою семью».

– Господи, Коротич, какой ты правильный. А если будет по-другому?

– Не будет, – с уверенностью отрезал Миша. – Продолжать?

– Продолжай.

– Я хочу, чтобы у нас с тобой было много детей.

– Чего? – оторопела Аурика.

– А что в этом такого? У тебя – свои, у меня – свои, – вывернулся Коротич. – И еще я хочу, чтобы моя жена меня уважала. Именно поэтому я больше не рассматриваю твою кандидатуру как возможную.

– Ты что? Спятил? – зашипела Одобеску. – Да кто вообще тебе дал право разговаривать со мной в таком тоне?! Не соблюдая приличий?!

– Есть у кого учиться, – резко оборвал ее Миша и приблизился к лицу Аурики так, что стал ощущаться тонкий запах, идущий от ее волос. – Беру пример с тебя.

– Ты дурак, – прошептала Одобеску, и голос ее словно стал ниже на тон.

– Ты думаешь, у меня не хватит наглости назвать тебя дурой? – поинтересовался Коротич, чувствуя, что вот еще немного, пару миллиметров, и ему будет трудно сдержаться, потому что воздух наполнился сексуальным возбуждением двух молодых и здоровых людей, почувствовавших странное, но сильное влечение друг к другу… неожиданно для себя.

– Только попробуй, – пригрозила ему Аурика. – Это будет стоить тебе жизни.

– Не страшно, – выдохнул Миша и поцеловал беглянку в губы.

– Что ты делаешь?! – растерялась девушка и покрутила пальцем у виска. – С ума сошел? Я же тебя терпеть не могу!

– Я тебя тоже, – заверил ее Коротич и повторил попытку. Аурика больше не сопротивлялась, неожиданно для своего противника она стала податливой и послушной. Настолько податливой и послушной, что из головы Коротича разом выветрились все страхи по поводу своей мужской несостоятельности. Оказывается, поцелуям, равно, как и всему остальному, совершенно не обязательно учиться. Природа закладывает эти знания в самый фундамент человеческой натуры, оживляя их ровно тогда, когда это необходимо. Были они и в нем, прежде никогда не ведавшем женских поцелуев.

– А ты говорил, что у тебя не было девушки, – пытаясь перевести дух, усомнилась в словах Коротича Аурика.

– У меня и сейчас ее нет, – попытался ответить Миша, не отрывая своих губ от губ младшей Одобеску. – Сестра есть, присутствует. Насчет девушки сомневаюсь.

– Но мы же с тобой цивилизованные люди, Коротич!

– Конечно, цивилизованные, – согласился тот и добавил: – Настолько цивилизованные, что целуемся, сидя в подъезде, в то время, пока твой отец вместе с Глашей сходят с ума, ломая голову над тем, куда же запропастилась их глупая Аурика.

– Не думай, что мы единственные, кто сейчас получает удовольствие. Твой обожаемый Георгий Константинович наверняка тоже занят приятным делом. В этом плане у него, – съязвила Одобеску, – принципы отсутствуют.

– Он имеет на это право, – вступился Коротич и отодвинулся от Аурики. – Хватит, пойдем.

– Зачем? – удивилась девушка.

– Ты знаешь, который час? – Миша посмотрел на часы, но ничего в темноте разглядеть не смог. – У меня куриная слепота, – признался он. – Ничего не вижу. Посмотри, пожалуйста.

– Ты что? Очки носишь?

– Ношу, – усмехнулся Коротич и объяснил: – Но стараюсь их надевать как можно реже: тренирую зрение.

– Помогает?

– Нет, но все равно тренирую.

– Я никогда тебя в очках не видела.

– Не думаю, что это делает мой образ более респектабельным. Я до сих пор стесняюсь. А ты хочешь, чтобы я заявился в дом к самому Одобеску с этим безобразием на носу! У меня и так мало шансов.

– У тебя их вообще нет, Коротич.

– Все равно скажи, который час, – не расстроился Миша и протянул Аурике руку.

– Начало четвертого, – объявила Одобеску и поднялась со ступенек. – Правда, пора.

Дверь в квартиру Аурика открыла своими ключами и, стараясь не шуметь, заглянула в темную гостиную. За праздничным столом было пусто, а закуски оказались накрыты предусмотрительной Глашей льняными салфетками.

– Иди сюда, – поманила она молодого человека и указала рукой на опустевшие стулья: – Видел? Хорошо празднуют! Спят уже, как сурки, а завтра скажут, что прождали всю ночь. Между прочим, могли бы и побеспокоиться, где я.

– Зачем? Они и так поняли, что мы вместе.

– Вот и я хочу, чтобы ты понимал, почему мы вместе. Мы с тобой были, я подчеркиваю еще раз, были вместе исключительно ситуативно, си-ту-а-тив-но: Новый год, пара фужеров шампанского, темнота, располагающая к объятиям… И все!

Коротичу стало неприятно:

– Не все.

– Да ладно тебе, Михаил Кондратьевич. – Аурика сняла с пиджака молодого человека какую-то ниточку. – Поцеловались – и баста. С кем не бывает. Хорошо время провели. Можно сказать, не зря Новый год встретили.

– Зачем ты так говоришь?! – понизив голос, спросил Коротич.

– Как?

– Так, словно это ничего не значит. Словно ты могла бы это проделать с такой же легкостью с любым, кто оказался бы в тот момент рядом с тобой. Это же низко!

– Низко, говоришь?! – Аурика выпятила грудь и двинулась на гостя с выражением лица базарной бабы, готовой вцепиться в волосы обидчика. – Так это исключительно высокие помыслы заставили тебя целовать меня взасос и мять мою грудь?! И тебе ничего не хотелось?! Ничего из того, что обычно делают мужчина и женщина?! Совсем ничего?! Ни так? – она, тяжело дыша, стала расстегивать на нем рубашку. – А может, вот так? – Аурика неожиданно скользнула рукой между ног и несильно сжала твердую плоть Коротича. – Ого! Это, видимо, высокий дух заставляет подниматься орган столь низкой природы! Да вы не бойтесь, Михаил Кондратьевич! Все ваши достоинства и принципы так при вас и останутся. Ничем не придется жертвовать до свадьбы. Так что терпите! – она наконец-то убрала руку, после чего Миша брезгливо отряхнул штаны и, презрительно скривив губы, тихо произнес:

– Я, конечно, Аурика Георгиевна, предполагал, что вы распущенны, но что настолько…

– Насколько? – медленно облизнула губы девушка и вновь двинулась к Коротичу. – Насколько?

– Да ни насколько! – неожиданно жестко и без доли иронии сказал Миша. – Развратница из вас никакая! Грубая, примитивная. Жалкая. И все это по?шло. Не знаю, в каких книжках вы ознакомились с такой техникой соблазнения, но либо вы читали невнимательно, либо ученица из вас бездарная.

– Все сказал?

– Нет. Не все, – оборвал ее юноша.

– А по-моему, уже достаточно, – тон Аурики изменился, она побледнела: – Хватит.

– Нет, не хватит. Я разочарован.

– Я сказала, хватит, – надменно подняла брови младшая Одобеску. – Ты вообще-то у меня в гостях.

– Я не у тебя в гостях. Меня пригласил Георгий Константинович, но, если бы я знал, что меня ждет, точно бы отклонил приглашение.

– Кто тебе мешает это сделать в следующий раз?

– Теперь – никто, – отрезал Коротич и вышел в прихожую, чтобы одеться.

Аурика не тронулась с места. И только когда сработал, щелкнув, английский дверной замок, она подошла к окну и, отодвинув портьеру, посмотрела вниз. Из подъезда вышел Миша, перешел на другую сторону и, не поднимая головы, пошел прочь.