Девять дней в мае - Непогодин Всеволод. Страница 5

   А потом они пересеклись лишь в холодном декабре, когда Астафьева снова приехала выступать в Одессу. Уже вовсю полыхали костры на Майдане Незалежности в Киеве, и Арина опасалась ехать в гастрольный тур по Украине, но согласилась после долгих уговоров устроителей турне. Они встретились на Греческой возле дворика, где Вениамин в июне признался ей в любви, сели на такси и поехали в клуб, принадлежавший продюсеру, с которым Небеседин планировал реализовать свой кинодраматургический талант. У Астафьевой только вышел дебютный поэтический сборник, и она подарила книжки с дарственными надписями Вениамину и продюсеру. Она пила красное испанское вино, тайком затягивалась электронной сигаретой (курение в клубе было запрещено) и говорила, что порядком устала от постоянных разъездов. Небеседин радовался каждой секунде рядом с ней, каждому её правдивому слову и отточенному жесту. Арина жаловалась на то, что Морда её сильно разочаровал и не справляется с распространением дебютного сборника. Как и все продвинутые модницы Астафьева любила селфи и они с Небесединым сделали фотографический самострел в зеркале возле туалета.

   На её декабрьском выступлении был аншлаг. Школьницы заполонили арт-кафе за час до начала её концерта. В зале, рассчитанном на сорок мест, было под сотню тинейджеров. Все замерли, когда Арина подошла к микрофону и начала по памяти декламировать свои стихи, она никогда не читала по бумажке. Вдруг из коридора в зал ворвался здоровенный длинноволосый бугай и с криком «Астафьева, я люблю тебя!» понесся с ножом в руке на Арину. Охранники успели нейтрализовать маньяка, скрутили его, вытащили из зала и сдали милиционерам.

- Этот псих везде преследует меня! Он и в Киеве пытался напасть, но там его сразу вычислили! – шокированная Арина жаловалась Небеседину.

- Не бойся, моя девочка, я никому не дам тебя в обиду! – сказал Вениамин на ушко Астафьевой, обнимая и успокаивая её.

   Полтора месяца Небеседин не решался открыть книжку Астафьевой и прочесть её стихотворения. Вениамин был погружен в политическую суету и не мог отвлечься от бурно развивающихся событий в Киеве. В начале февраля он уехал на несколько дней в Львовскую область, чтобы научиться кататься на сноуборде и увидеть живьем всамделишных бандеровцев. Он поселился в одноместном номере в небольшом частном пансионате в поселке Славское и в первый день пребывания в Карпатах не пошел со своей туристической группой ходить по окрестностям, а принялся изучать вирши Астафьевой. Ранним утром Вениамин открыл окно настежь, несмотря на пятиградусный морозец и снегопад, вдохнул полной грудью горного воздуха и погрузился в художественный мир прелестной Арины. Он чувствовал сердцем каждую написанную ей букву и каждый поставленный восклицательный знак. Небеседин пропускал через свою душу строчки Астафьевой о том, как касаются её руки сеющие скуку женихи. Он изучал сборник Арины как Библию. Вениамин не заметил, как в комнате похолодало из-за открытого окна, и не мог ни на что отвлечься, пока не дочитал сборник до конца. Закрыв книжку, Небеседин ощутил сильнейший катарсис. В своих стихах Астафьева сказала всю правду, которую Вениамин порой боялся произнести вслух. После ознакомления с книжкой он утвердился во мнении, что Арина это главный человек в его жизни. Небеседин закрыл окно, накинул теплую куртку на плечи и пошел бродить по проселочной дороге. Встречные местные жители злыднями смотрели на него. Аборигенов раздражало его приподнятное настроение и внешний вид городского денди. Небеседин даже не стал общаться с поселковой публикой. Ему хватило тайком послушать их разговоры. Бандеровцы хаяли Россию и Януковича, восхваляли Майдан и Европу, не желая видеть бревна в собственном глазу. Вениамин каждый вечер на Львовщине ложил себе под подушку книжку Астафьевой и потом засыпал. Для жесткого Небеседина это было неслыханным проявлением сентиментальности. Он набил десяток шишек, освоил сноуборд и вернулся в Одессу, поняв, что диалог с бандеровцами бесполезен.

     После гаражной встречи компания отправилась в частный дом к родителям Васи.

- Шашлычок пожарим, ухи наварим, всё как положено! – весело говорил Бондарь.

- Маёвочка выйдет знатной! – вторил ему Шумков.

Небеседин в ответ на это ничего не сказал, потому что, по правде говоря, не слишком любил праздники по календарю и в особенности мероприятия, сопровождающиеся групповым приготовлением съестного. Он поехал в Белгород-Днестровский ради компании и впечатлений, но не для желудочных удовольствий. Вениамин не был гурманом и не проводил кулинарные эксперименты, считая эти увлечения недостойными для истинного творца. Он брезговал шашлыками из баранины, считая их тяжелой пищей для брутальных мужланов.

   Дом родителей Васи порадовал ухоженной территорией, подстриженными газонами и чистотой на кухоньке.

- Я камбалу взял на базаре – шашлычок из неё получится отменный! – сказал Вася.

Рыбные шашлыки не раздражали Небеседина и поэтому Вася начал ему нравится из-за своей смекалки. Бондарь вспомнил навыки, полученные в высшем профессиональном училище сферы обслуживания, и принялся ножиком разрезать камбалу на части, вынимая несъедобные внутренности. Вася приносил из дома посуду и столовые приборы, Влад занимался разделкой рыбины, Шумков подкидывал дровишек в мангал, Вениамин тихо сидел на скамеечке и наблюдал за процессом со стороны.

- Парни, а что мы будем делать на девятое мая? Надо как-нибудь задвижнячить, - произнес Бондарь, окончательно раскромсав камбалу и умывая ладони в миске, наполненной водой с лимоном.

- Надо что-нибудь придумать, - неопределенно сказал Шумков.

- Владислав Владиславович, дорогой ты мой! Я не знаю, что, где и с кем я буду делать сегодня вечером, а ты хочешь заранее спланировать, что мы будем делать через целую неделю! Мы живем в такое время и в таком месте, что нельзя ничего загадывать заранее. Еще дожить надо до девятого числа, - эмоционально произнес Небеседин.

- Веня, всё будет хорошо, не переживай! – с привычной улыбкой ответил Влад.

    Шашлык удался. Белые куски камбалы всем понравились, несмотря на вкрапление шипов. Шумков предложил сходить на лиман, но Бондарь и Небеседин отказались, сославшись на то, что им уже пора возвращаться в Одессу. Лёша остался на ночь в родном городке, а Влад и Вениамин поехали домой вдвоем. Весь путь Бондарю кто-то звонил, и он постоянно разговаривал по телефону, отвлекаясь от дороги. Беспокоили тренеры его «Барселоны», чьи подопечные оконфузились в Кировограде и проиграли с разгромным счетом 1:6. Владу морочила голову чудачка из Санкт-Петербурга, получившая в наследство половину прав на частный дом, где проживали его родители. Она безбожно грузила Бондаря своими проблемами и не пыталась даже найти точки соприкосновения. А Небеседин сидел на переднем сидении и всё также думал об Астафьевой. Как она там в Москве без него поживает. Не нашла ли хахаля себе или замуж не выскочила по глупости. Он сильно хотел увидеть её живьем и любя расцеловать.

    Влад как настоящий друг решил подвезти Вениамина прямо к дому. Оранжевый фургончик проезаж мимо Артиллерийского парка, где еще сорок лет назад было Еврейское кладбище, и остались валяться надгробия с написанными на идише фамилиями умерших и датами их жизни. Небеседин неприятно удивился, когда увидел, что на месте бывшего кладбища множество компаний решили устроить первомайский пикник.

- Селюки долбанные! Понаехали из навозных куч в Одессу и не знают, что на месте их пьянки люди похоронены!  - возмутился Небеседин.

- Тупое бычье, что ты с них хочешь? – Бондарь задал риторический вопрос.

- А потом они вывешивают флаги Украины из окон своих общаг и исподтишка сверху льют кипяток на русские марши! Патриоты херовы! – негодовал Вениамин.

   Бондарь остановил машину прямо напротив дома Небеседина и они попрощались. Вениамин зашел в квартиру, сразу же включил компьютер и обрадовался сообщению «вконтакте» от Арины.

- Веня привет. Вопрос такой. Только честно! Без всяких. Ок? – написала она.