Книга судьбы - Паринуш Сание. Страница 72

– Нет. После той ссоры с твоим отцом вряд ли он станет нам помогать. Оставим его про запас. Я приду повидаться с тобой, как только смогу. И тебе завтра необязательно идти в школу. Надеюсь, к субботе многое прояснится.

Но ничего не прояснилось – все оказалось сложно и запутанно. Мы с отцом Хамида два дня подряд обходили его друзей и знакомых, но все тщетно. Влиятельные некогда люди по большей части уехали из страны, остальные лишились должности или же вовсе ударились в бега.

– Все переменилось, – вздыхал отец Хамида, – мы тут больше никого не знаем.

Выбора не оставалось: придется искать Хамида самим.

Руководители полицейских участков и подразделений отрицали причастность к аресту: они-де не располагают информацией. Нас направляли в различные правительственные комитеты. В комитетах нас спрашивали, в каком преступлении обвиняется Хамид. Мы не знали, что отвечать. Со страхом и трепетом я бормотала: возможно, причина в том, что он – коммунист. Никто не считал себя обязанным дать нам ответ. Или же это по соображениям секретности они не говорили нам, где прячут Хамида.

Два дня спустя, еще более измученная, чем прежде, я пошла к матушке в надежде там найти какую-нибудь помощь. Фаати с детьми была у нее – все ждали и волновались.

– Могла бы хоть позвонить! – попрекнул меня Сиамак.

– Нет, мой хороший, не могла. Ты себе представить не можешь, каково это было. Мы побывали в тысяче разных мест и в дом твоего деда вернулись только вчера поздно ночью. Мне пришлось остаться у него, потому что на сегодняшнее утро на полвосьмого была назначена еще одна встреча. Но ты ведь говорил с бабушкой, верно?

– Да, но я хочу знать, что вам с дедом удалось выяснить.

– Как только будут какие-то новости, ты услышишь их первым. А теперь собирай вещи – мы возвращаемся домой.

Обернувшись к Али, я сказала:

– Али, вы с Махмудом знаете множество людей из разных комитетов. Не могли бы вы разузнать, где именно держат Хамида?

– По правде говоря, сестра, про Махмуда можешь забыть: он даже имени Хамида не желает слышать. А что до меня, я не могу вот так в открытую расспрашивать о нем. Как-никак твой муж – коммунист: не успеешь оглянуться, и меня самого обвинят во всех прегрешениях. Но потихоньку я буду разузнавать.

Я была разочарована и чуть было не ответила ему резкостью, но сдержалась: без него нам не обойтись.

– Садег поговорит с теми людьми, кого он знает, – сказала Фаати. – Не терзай себя так. От тебя ничего не зависит. И к чему возвращаться домой?

– Надо, – сказала я. – Ты себе не представляешь, в каком там все виде. Нужно прибраться. И мальчикам в субботу в школу.

– Тогда оставь у нас Ширин, – предложила Фаати. – Ты начнешь хлопотать, а она будет мешаться. Фирузе ее очень любит и играет с ней, точно с куклой.

Фирузе исполнилось пять лет, она была мила и прекрасна, словно цветок, а Фаати ждала второго ребенка.

– Нет, дорогая, – сказала я ей. – В твоем состоянии тебе трудно заботиться о младенце, да и мне спокойнее, когда дети при мне. Вот если бы госпожа Парвин могла…

Госпожа Парвин, которая эти два дня с любовью нянчила Ширин и явно огорчилась, услышав, что я собираюсь забрать девочку, подскочила и сказала:

– Конечно, я поеду с тобой.

– Разве у вас нет своих дел? – спросила я. – Не хотелось бы навязываться.

– Каких дел? Благодарение Аллаху, у меня нет мужа, нет обязанностей, а по нынешним временам никто не шьет на заказ. Поживу у тебя недельку, пока жизнь не наладится.

– Госпожа Парвин, я вас люблю! Что бы я без вас делала? И как, когда я смогу воздать вам за вашу доброту?

Всю пятницу мы приводили в порядок дом.

– Когда они в тот раз проводили обыск, отец, упокой Аллах его душу, прислал работников нам на помощь, – сказала я госпоже Парвин. – А теперь я одна, всеми брошена. Как же я тоскую по отцу, как без него трудно!

Мой голос прервался, а Масуд – я и не заметила, что он поблизости – подбежал ко мне, схватил за руку и сказал:

– У тебя есть мы! Мы тебе поможем! Не печалься, ради Аллаха!

Я растрепала его красивые волосы, заглянула в ласковые глаза и сказала:

– Знаю, дорогой. Пока у меня есть вы, я справлюсь.

На этот раз налетчики не тронули комнаты Биби и подвал, впрочем, почти пустой. Уборку можно было ограничить вторым этажом, и ко второй половине дня мы навели там какой-никакой порядок – по крайней мере с виду. Я отправила мальчиков в ванну, а потом усадила за домашние задания – у обоих накопились долги – и просила подготовиться к школе. Но Сиамак не находил себе места. Он не хотел делать уроки, все время дергал меня. Я понимала, что у него есть основания нервничать, но долго ли я могла терпеть?

В конце концов я села перед мальчиками и строго им сказала:

– Вы сами видите, сколько всего мне приходится делать, вы знаете, сколько у меня хлопот и как болит голова, вы понимаете, что я должна одновременно думать и заботиться о многих вещах. По-вашему, у меня силы немереные? Если вы не поможете, если вы еще подбавлять будете к моей ноше, я рухну И самая лучшая от вас помощь – делайте уроки, чтобы мне хоть об этом не беспокоиться. Вы хотите мне помочь или как?

Масуд от всего сердца обещал, обещал, хотя и неохотно, Сиамак…

В субботу я снова бегала по комитетам. Отец Хамида постарел сразу на много лет, того гляди сляжет от горя. Мне было его жаль, и я не хотела повсюду таскать его за собой.

И сколько я ни бегала, все попусту. Никто не отвечал на мои вопросы. Другого выхода не оставалось – я поняла, что придется обратиться к Махмуду. Было бы проще поговорить с ним по телефону, но я знала, что его домашние научены отвечать мне, если я вдруг позвоню, что Махмуд подойти не может. Я заставила себя дойти до его улицы и ждала на углу, пока не увидела, как он возвращается и входит в дом. Тогда я позвонила в дверь и вошла. Этерам-Садат приветствовала меня холодно. Голам-Али, завидев меня во дворе, весело окликнул: “Здравствуй, тетя!” – и только потом припомнил, что со мной любезничать не следует, нахмурился и отошел в сторону.

– Полагаю, ты зашла не затем, чтобы справиться о моем здоровье, – сказала Этерам-Садат. – Если ты к Махмуду, так его нет, и я не знаю, придет ли он вообще сегодня домой.

– Сходи и позови его, – ответила я. – Я знаю, что он дома, и мне нужно с ним поговорить. Я видела, как он вошел.

– Как? – переспросила она, изображая удивление. – Когда ж это он зашел? Я и не видела.

– Конечно, ты не замечаешь, что у тебя в доме творится, – усмехнулась я. – Скажи ему, что я отниму у него две минуты, не больше.

Нахмурившись, Этерам-Садат поплотнее обмотала чадру вокруг своей расплывшейся фигуры и ушла в дом, что-то ворча. Я не сердилась на нее: она всего лишь выполняла распоряжения мужа. Через несколько минут она вернулась и сказала:

– Он молится. Сама знаешь, как это долго.

– Ничего, – сказала я. – Подожду. Хоть до утра буду ждать, если придется.

Спустя какое-то время Махмуд наконец появился и с недовольным видом пробурчал приветствие. Я всей душой, каждой клеточкой тела рвалась прочь из этого дома. Задыхаясь, я выговорила:

– Махмуд, ты мой старший брат. Другого защитника у меня нет. Отец поручил меня твоим заботам. Ради любви к твоим детям – не допусти, чтобы мои дети остались сиротами. Помоги!

– Это не мое дело, – огрызнулся он. – Меня это никак не касается.

– Дядя Этерам-Садат пользуется большим влиянием в Революционном суде и в правительственных комитетах. Устрой нам встречу, больше я ничего не прошу. Мне нужно лишь выяснить, где находится Хамид и в каком он состоянии. Отведи меня к дяде Этерам, только и всего.

– Только и всего! Пойти и сказать им: “Этот безбожник – мой родственник! Пожалуйста, освободите его!” Нет уж, сестрица, я свою честь и репутацию не в грязи подобрал, чтобы вот так легко их выбросить.

– Можешь ничего не говорить, – молила я. – Я сама с ним поговорю. Я не стану даже просить, чтобы его освободили или помиловали. Пусть навсегда посадят его в тюрьму. Лишь бы не пытка… не смертная казнь… – И я разрыдалась.