Когда придет твой черед - Серова Марина Сергеевна. Страница 24
Мы вернулись в голубую гостиную. Нинель все еще сидела там, только сняла свою роскошную антрацитово-черную шубу. Огненно-рыжие волосы Серебряковой растрепались. Они были крашены хной, по старинке – видимо, Нинель привыкла к этой краске году этак в семидесятом, так и пользовалась до сих пор. Хна кое-где облезла, на висках проглядывала честная седина. Серебрякова вообще на удивление мало уделяла внимания своей внешности. Шубы и бриллианты были просто фоном ее жизни и ничуть не мешали невыщипанным усам, измятой блузке и крашенным хной волосам. Нинель Серебрякова могла позволить себе выглядеть как угодно, не обращая внимания на чьи-то косые взгляды.
Сусанна внесла поднос с чаем. Маша отпустила служанку небрежным движением руки и сама принялась разливать чай. А я подивилась тому, как быстро эта девочка, спавшая в одной комнате с курами, усвоила привычки своего нового круга. Черно-белая служанка послушно вышла, но я заметила взгляд, который Сусанна Ивановна кинула на Машу. И взгляд этот мне чрезвычайно не понравился…
– Ну что, выпроводила? – осведомилась Нинель, шумно прихлебывая ароматный китайский чай. – Терпеть их всех не могу. Когда Кеша сидел, они от него как от чумы шарахались. Я ему со своей стипендии посылки на зону собирала. Никто из этих тварей ни копейки не дал. А теперь вьются, как мухи над говном…Ты, Мария, им не верь. Никому не доверяй. Поняла? Если я вдруг помру и ты останешься одна…
– Что вы говорите, тетя? – воскликнула Маша, обжегшись чаем. – Вы до ста лет проживете! Правда-правда!
– Ну, спасибо, детка! – усмехнулась усатая старуха. – Это вряд ли, сердце у меня пошаливает… но все равно спасибо. Ты хорошая девочка. На отца очень похожа. Он тоже такой был – уж кого ненавидит, все, копай могилку. А уж если кого-то любит, то можно спать спокойно – последнюю рубашку отдаст, своей спиной прикроет… Да. Было, все было.
– Нинель Васильевна, я думаю, вы должны знать, – прервала я поток воспоминаний. – У девочки есть кое-какие тайны. Маша, расскажи.
Нинель вся подобралась в кресле.
– Ты что, беременна, дурища деревенская?!
Маша испуганно замотала головой, и Нинель с облегчением перевела дух:
– Уф, а я-то думала… Ну, какие у тебя могут быть тайны, рассказывай?
Маша, путаясь и торопясь, изложила странные события последних дней – как кто-то влез к ней в окно, как изрезали шубу… когда речь зашла о шубе, Нинель вскинулась:
– Немедленно покажи!
Маша, виновато моргая, принесла изрезанную шубку. Да, неизвестный злодей постарался на совесть – дорогущая вещь превратилась в лоскуты.
– Какой кошмар! – воскликнула Нинель с чувством. Она взяла испорченную шубу на колени и принялась гладить скрюченными пальцами. Я подумала, что для Нинели Серебряковой шубы являются одушевленными существами. Мне даже показалось, что в глазах стальной старухи блеснули самые настоящие слезы.
– Шубу тебе подарю краше этой, не переживай, – сказала Нинель, откладывая в сторону меховое изделие. – А теперь ответь, девочка – почему ты мне сразу не рассказала? Почему я узнаю об этом от какой-то охранницы, а?
Маша ответила, но так тихо, что Нинели пришлось переспросить.
– Я боялась, что вы будете меня ругать, – тихонько призналась наследница.
В этот момент откуда-то из глубины дома донесся крик – такой жуткий, что даже я на мгновение замерла. Потом Маша вскочила и бросилась бежать, я понеслась за ней, а следом за нами ковыляла Нинель Васильевна. Старуха ругалась на ходу и приказывала не нестись так быстро и подождать ее.
Крик доносился из комнаты в конце коридора.
– Это комната Киры! – вскрикнула Маша и рывком распахнула дверь.
Нашим глазам предстала жуткая картина. На полу посреди комнаты лежала Кира Валерьевна Серебрякова. Вдова скрючилась в позе эмбриона, лицо ее было белоснежным, глаза закрыты. Вокруг Киры растекалась лужа крови – такая большая, что в первый момент я решила, будто вдове перерезали горло.
Кричала Сусанна – служанка стояла, прижав руки к плоской груди, и безостановочно издавала дикие вопли.
Нинель подошла и влепила ей пощечину – хлесткую, смачную. Женщина ахнула и немедленно замолкла.
– Что это такое? – строго спросила Нинель.
– Ой, мамочки! – прошептала Маша.
– Ничего не трогайте до приезда полиции! – скомандовала я.
В этот момент вдова застонала и пошевелилась. Я бросилась к ней. Пришлось опуститься на колени прямо в лужу крови. Я нащупал пульс – слабый, неровный.
– Маша, немедленно «Скорую»!
Я не врач, но даже мне ясно, что дело плохо. Я наскоро осмотрела безвольное тело. Нигде никаких ран! Приподняла веко – глаза закачены под лоб. Да что с ней такое?!
– Это выкидыш, – спокойно сказала за моей спиной Маша.
«Скорая» прибыла быстро. Киру поместили на носилки, и машина, тревожно завывая сиреной, повезла вдову в больницу.
Мы уселись в мой «Фольксваген» и поехали следом.
В приемном покое ожидала длинная очередь страждущих. Нинель развила бурную деятельность – на кого-то наорала, кого-то припугнула влиятельными знакомыми в Минздраве, кому-то сунула денег – и вот Киру уже укатили в операционную, а мы уселись под дверью ждать. Пробегающие мимо медсестры странно поглядывали на меня – колени моих джинсов были в крови, а переодеться мне было не во что.
– Скажи мне… только не ври! Ты знала, что Кира беременна? – строго спросила Нинель, глядя на Машу ледяным взглядом.
Маша виновато шмыгнула носом:
– Знала, конечно. Что я, дура совсем, что ли? Ее так тошнило по утрам, просто жуть! Мы же в одном доме жили!
– Чей это ребенок? – Взгляд тетки прожигал наследницу насквозь. – Кто его отец?
– Папа, конечно, кто ж еще! – пожала плечами Маша. – Это был мой братик… или сестричка…
И девушка заплакала.
– Не ври мне, Мария! – взвилась Серебрякова. – Мой брат не мог иметь детей после того, как перенес инфекцию!
Маша утерла лицо платком и ответила, всхлипывая:
– А они ЭКО сделали.
– Что?! – ахнула тетка.
– Ну, в пробирке ребеночка собрали. Взяли у Киры яйцеклетку, а у папы… это самое… сперматозоид. И подсадили эмбрион Кире. Только у нее срок был еще маленький. Она не хотела никому говорить. Не знала, приживется или нет…
Нинель Серебрякова застонала и обхватила голову руками:
– Девки, вы такие дуры! Это феноменально! Эта кретинка только что потеряла ребенка моего брата, моего племянника!
– Ну, может, еще обойдется, – неуверенно проговорила Маша.
Не обошлось. Примерно через час к нам вышел молодой хирург и сообщил, что ребенка Кира потеряла, но ее состояние стабильное. В больнице она пробудет минимум две недели. Родственников просят сдать кровь, потому что во время операции потребовалось перелить более двух литров. Можно прямо сейчас.
– Я сдам! – вскочила на ноги Маша.
– Сиди! Никуда ты не пойдешь! – приказным тоном заявила Нинель. – Заплатим кому-нибудь и решим этот вопрос.
– Но я должна! – Маша упрямо сдвинула пушистые брови. – Кира мне как сестра!
Нинель только рукой махнула.
Пока Маша переобувалась в бахилы, натягивала шапочку и халат, а потом довольно долго сдавала кровь, лежа в специальном кресле, я караулила у двери. Вскоре ко мне присоединилась Нинель Васильевна. Маша улыбнулась нам с кресла и помахала рукой. Нинель вздохнула:
– Кремень девка. Я тоже такая в ее годы была. Чего таращищься? Спросить что-то хочешь? Ну, давай спрашивай, пока Машка не слышит…
– Нинель Васильевна, сегодня, когда Маша прощалась с гостями, этот ваш Владимир Серебряков делал Марии недвусмысленные намеки. Ручку поцеловал…
– На наследство нацелился! – понимающе кивнула тетка.
– Одного не понимаю… Он же ей родня! Брат или что-то в этом роде…
– Да какой там брат! – отмахнулась Нинель. – Его мать, Светка, нам с Кешей троюродная сестра. Значит, Вовка Марии четвероюродный брат. Так, седьмая вода на киселе… кстати, он не Серебряков, а Исаев. Светка вышла замуж за своего лейтенантика и фамилию сменила.