Когда придет твой черед - Серова Марина Сергеевна. Страница 39

– И что ты будешь делать теперь?

– Как – что? – Маша закурила в темноте. – Буду жить дальше. Переночую у родителей, а дальше… я еще не решила. Может, поеду в Грачи. Работу найду, – девушка усмехнулась. – Я ведь больше не богатая наследница. Жаль, что так вышло. Я не хотела никого обманывать. И мне действительно нравилось всем этим заниматься – в смысле, делами. У меня хорошо получалось, правда?

– Правда, – честно подтвердила я. – Нинель хочет тебя видеть. Она в больнице.

– Зачем?

– Поговорить.

– Мне стыдно смотреть ей в глаза.

– Ты не сделала ничего плохого. Поедем со мной, утром я отвезу тебя в Тарасов.

– Я подумаю. Дайте мне время до утра, ладно?

Маша погасила сигарету и встала.

– Переночуете у нас?

Я вспомнила аромат дома Таракановых и передернулась:

– Нет уж. Я лучше в машине посплю…

На ночь я устроилась на сиденье своего «Фольксвагена». Подняла стекла, чтобы не донимали комары, надвинула на глаза бейсболку и выключилась. Надеюсь, Нинель Серебрякова доживет до нашего приезда…

Мне снилось, что я бегу по лесу вместе со стаей волков. Ночь нежна и прохладна, лес залит серебряным светом полной луны, и мы неслышно скользим среди деревьев. Все вокруг принадлежит нам, мы – короли этого леса, и все живое поспешно убирается с нашего пути… Пусть бегут – до тех пор, пока нам не захочется с ними поиграть. Или съесть. Но вот на нашем пути встает багровое зарево, тревожный запах дыма щекочет мне ноздри. Впереди лесной пожар… Гигантское дерево с грохотом валится прямо перед нами. Волки мечутся в огненной ловушке, а я просыпаюсь с криком.

Дымом пахло и в реальности. Я помотала головой, просыпаясь. Надо бы пойти посмотреть, что там горит… Я уже собиралась выйти из машины, и в этот момент рвануло. На месте дома Таракановых вспух черно-багровый шар огня. Я вспомнила газовые баллоны, что рядком стояли вчера на кухне. Штук шесть их было – видно, купили про запас…

Я бросилась к дому, но тут же остановилась – сплошная стена огня танцевала передо мной, от жара трещали волосы, и подойти ближе было невозможно… Да и незачем. Ничто живое не могло выжить в таком аду. Со всех сторон к дому Таракановых бежали люди. Ковыляли старухи, прыгали дети, пришли даже какие-то мужики. Они тащили ведра, багры и лопаты, но добежав останавливались рядом со мной и просто смотрели на пожар.

– Пустите меня! А-а-а! Машка!

Сквозь толпу прорвался паренек в одних трусах и попытался броситься в огонь. Мы с хромым мужиком поймали его, и хромой стукнул парня по затылку:

– Колька! Куда лезешь, дурной? Не видишь, чего творится?

– Пустите меня! Там Машка! – надрывался паренек.

– Была Машка. Да вся вышла, – зло сказал мужик. – Угли там. И все.

Парнишка уселся на землю и зарыдал. Односельчане принялись обсуждать причину, по которой полыхнуло. Половина стояла за гнилую проводку, другая – за газовые баллоны, которые жадный Леха запасал на кухне. Жители Волчьих Ям на удивление философски отнеслись к гибели семьи Таракановых.

Я стояла и смотрела, как постепенно опадают языки пламени. Гореть там было больше нечему…

Поздно говорить об этом, но если бы Маша не приехала вчера к родителям, она до сих пор была бы жива. Если бы не Владимир с его разоблачениями… Если бы не я… Зачем я позволила девочке остаться ночевать! Надо было посадить ее в машину и гнать в Тарасов!

Сиротское детство, коротенькая жизнь и такая страшная смерть. Маша.

– Ой, мамонька! Папка! Ой, чего это такое, а?

Я резко обернулась. Односельчане расступались, пропуская Машу. Девушка была босой, в ночной рубашке до пят, волосы распущены. Девушка шла как во сне – так ходят лунатики. В широко раскрытых глазах отражались всполохи огня.

– Машка! А мы думали, ты того… – глупо пробормотал Колька.

Из-за плеча девушки выглянул подросток – тоже в семейных трусах, точно такой же расцветки, как у Кольки.

– Серега?! – удивился Николай, а потом вдруг вскочил. – Ах ты, шалава! – завопил парень, но погнался почему-то за братом. Оба скрылись в темноте.

Я подошла к Маше, обняла за плечи и силком усадила в машину. Накинула девушке на плечи свою куртку. Пристегнула ей ремень. Маша сидела послушно, как ребенок.

– Мы уезжаем, – сказала я, садясь за руль. Маша механически кивнула. – Прямо сейчас, – продолжала я. – Теперь ты будешь жить в Тарасове.

– Хорошо.

Я покосилась на девушку. Не думаю, чтобы она понимала смысл моих слов. Ну и ладно. Все равно в Волчьих Ямах ей делать нечего. Больше девушку ничто здесь не держит…

Глава 8

– Женя! Я беременна!

Звонок мобильного застал меня по дороге из тренажерного зала в душ. Обычно я оставляю телефон в раздевалке, но сегодня в ожидании звонка от важного клиента я положила сотовый в карман тренировочных штанов.

– Кто это? – спросила я, откидывая со лба мокрые от пота волосы.

– Это Кира! Кира Иванова… то есть раньше я была Серебрякова!

– Здравствуй, Кира. Рада тебя слышать. Ну, поздравляю…

– Женя, мы с Ромкой устраиваем вечеринку, чтобы отпраздновать! Сегодня в семь. И не говори, что не приедешь, – я смертельно обижусь! А мне нельзя расстраиваться – я ведь теперь будущая мать…

Я расхохоталась и согласилась.

– Как дела… у Маши? – спросила Кира перед тем, как повесить трубку.

Мы по-прежнему называли лженаследницу этим именем – в конце концов, бедняжка всю жизнь прожила по чужим документам, и менять что-нибудь сейчас было бы жестоко.

– Понятия не имею, – честно ответила я и отправилась в душ.

Прошло три месяца с того дня, когда я привезла Машу Тараканову в город. Вначале я поселила ее у себя – девушка испытала шок и нуждалась если не в медицинской помощи, то в присмотре уж точно. Моя тетушка Мила с радостью взяла на себя роль ангела-хранителя. Месяц Маша прожила у нас. Постепенно девушка оправилась, перестала вскакивать с криком по ночам, и тот пожар стал для нее просто страшным воспоминанием. Тогда я сняла Марии жилье неподалеку, а тетя Мила нашла работу – устроила девушку в фирму одного из своих многочисленных знакомых на должность офис-менеджера. Шеф был доволен девушкой – энергичной, инициативной и умненькой. Судя по всему, Марию ждала неплохая карьера.

Нинель Васильевна была жива. Серебрякова побеседовала с Машей – конечно, не сразу, а через неделю после приезда. Я при этом не присутствовала, но примерно представляю, о чем шла речь. Нинель Васильевна пыталась выяснить, знала ли девушка про обман, затеянный Жанной. Еще Нинель пообещала, что никто из Серебряковых и пальцем девушку не тронет, не будет никакого расследования, судов и прочего. Что было, то было.

Мало того – Нинель предложила Маше устроить ее судьбу, но девушка отказалась. Маша заявила, что она Серебряковым не родня, а значит, не имеет права не только на их деньги, но и на их заботу и благодеяния. Сказала, что всего в жизни добьется сама. Поблагодарила и вышла с гордо поднятой головой. Я зашла к Нинель после ее ухода. Старуха лежала в постели – уже не в больнице, а у себя дома – и качала головой:

– Ах, какая девка! Жаль, что она нам не родня… Хороша Маша, да не наша!

С Кирой бывшая наследница тоже не захотела общаться. Заявила, что у них теперь слишком мало общего, пожелала бывшей мачехе счастья, на том все и кончилось. Кира вышла замуж за своего Романа. Мусор действительно был перспективным направлением: Иванов стремительно набирал вес в Тарасове, и в прямом смысле, и в переносном. Толстячок обожал свою молодую жену и носил ее на руках. Кира наконец-то была счастлива. Она даже занялась благотворительностью – жертвовала деньги в какой-то фонд помощи больным детям. Когда я спросила, зачем ей это, Кира вздохнула и сказала, что счастьем надо делиться.

Серебряковы все еще продолжали драться из-за наследства Иннокентия – никак не могли поделить… Между тем империя Серебряка медленно, но верно расползалась по швам – Гапон оттяпал один ресторан, Вишня прибрал к рукам другой и гостиницу в придачу, да и судьба автоцентра «Тарасов-Тачка» висела на волоске. Меня это не касалось.