Алмаз Чингиз-хана - Городников Сергей. Страница 13
Пока остальные предались ленивому отдыху, Мещерин вернулся в стойбище. Мысленно восстанавливая рисунок плашки, он выяснил у старого тайши, какими путями удобнее выйти к нужной ему горной речке, которую никогда не видел, но знал, де, по словесному описанию некоторые из ее особенностей. В обмен за полученные сведения предупредил о разбойных джунгарах, которые рыскали поблизости.
Возле каждой из пяти больших юрт стойбища не прекращали работать женщины, мельтешили голые дети, собаки. Без какой?либо определённой цели наблюдая за ними, развалившись на прогретой солнечным теплом траве, Петька и казачок лениво жевали по кусочку солонины. Рядом дремал Румянцев; ладони у него были сложены под затылком, во рту подрагивала травинка. Неожиданно он выплюнул травинку за голову и громко вздохнул.
– Давно мне не икается. Сдаётся, жену кто?то хорошо утешает, – произнес он серьёзным голосом. Однако по виду нельзя было сказать, чтобы эта мысль очень уж его расстраивала. – А придется, как вернусь, примерно наказать чертовку.
– Правда, что ль? – лениво работая челюстями, глянул на него Петька. – Или врёшь?
Румянцев повеселел и приподнялся на локте, хлопнул его по плечу.
– Тебе разве о наших мелких заботах надо спрашивать? Ты же герой! А?! Нас… Что нас? Мещерина, царского посланника, от бесславной погибели спас!
– Как это?
Петька нехотя прекратил жевать, посмотрел на него с откровенным недоверием. Он старался понять, шутит Румянцев или говорит серьезно, и если серьезно, что подразумевает.
– Так выстрелом своим ты же прямо в глаз попал главарю разбойников?! – искренне удивился его скромности Румянцев. – Тот с седла вылетел, как дубиной по башке получил! Если бы не это, не вырваться нам из западни. Эх, завидую тебе! Да царь тебя, Петька, за такое дело с собственных рук одарит. Шубу со своего плеча, не меньше. А от девок?то отбою не будет.
Казачок прислушивался, глаза его заискрились едва сдерживаемым смехом.
– Правда, что ль? – не зная, верить этому рассказу или нет, переспросил Петька. Он повернулся к подьячему, будто именно от него ожидал услышать окончательный приговор сказанному Румянцевым.
Подьячий не слушал их, сосредоточенно делал записи в свиток. От ближней юрты отделился Мещерин. Он возвращался в сопровождении жилистого, одетого в лёгкий халат калмыка среднего возраста, лицо которого было озабоченным сообщением о джунгарах. Атаман привстал и распрямился. Начали подниматься и остальные. Надо было готовить лошадей отправляться дальше.
– Плюнь на девок, Петька, – затягивая подпругу коня, вкрадчиво посоветовал Румянцев, продолжая разговор. – Пошли в кабак. Заложим царский подарок, да так погуляем! А и пропьем, всю жизнь помнить будем.
Петька, казалось, поверил в его рассказ и предполагаемому царскому подарку задумывал иное применение.
– Ты же непьющий, – ответил он уклончиво.
– За твое?то геройство, Петька? Ты прояви щедрость, не забудь меня, обязательно напьюсь!
Румянцев весело поднялся в седло, подмигнул задохнувшемуся смехом казачку. Казачок закашлялся, нежно покраснел и отъехал к атаману.
Отдохнувшие лошади быстро удалялись от стойбища, и вскоре оно осталось далеко позади, затем пропало за холмами и пригорками. Мещерин следовал пути, о котором узнал от старого киргиза, уверенно направлял своего коня на северо?восток. Вдруг с порывом ветерка их догнал отзвук выстрела из пищали. Отряд нестройно остановился. Все прислушивались, но других выстрелов не было.
– Джунгары? – тихо выразил общую тревогу подьячий. – Два ружья у них…
Он не договорил, но все поняли недосказанное: разбойникам достались ружья погибших в расщелине стрельцов.
– Может, в стойбище пристреливают ту пищаль, которую им оставили? – предположил Румянцев.
Невозмутимый беркут плавно делал круги, парил в воздухе, осматривая землю высоко над их головами.
– Вот он?то видит, – раздельно произнес Борис, наблюдая за птицей, как будто надеясь по её поведению угадать, что же произошло на самом деле.
– Да не скажет, – сузив глаза, точно боялся, что они выдадут скрываемые от спутников мысли, отозвался атаман. Однако в голосе его проскользнуло беспокойство, связанное с чем?то другим.
Борис внимательно посмотрел на него, как будто хотел угадать его тайные замыслы, развернул коня и поскакал обратно. Мещерин заторопился в другую сторону, и отряд нестройно потянулся за ним. Лишь атаман нахмурился, еще с минуту нерешительно постоял на месте, озабоченно глядя вслед Борису, но потом все же последовал за большинством, за Мещериным.
Борис так и не догнал их. Из?за растущей тревоги никто не просил у Мещерина объяснить причину, по которой тот повернул к отрогам гор. Он держался нового направления уверенно, будто узнал в стойбище о каком?то проходе, который был удобнее и безопаснее, чем путь в обход предгорий. Скоро продвигаясь запущенной тропой меж невысокими пока отрогами скалистых гор, они расслышали впереди говорливый шум горной речки. Сбегала она оттуда, где виднелись предвестники горных хребтов западных подступов к Памиру. Им потребовалось около часа, чтобы еще при солнечном свете приблизиться к ней. Окружающая природа ограждала их стенами крутых откосов и скатов, заставляла следовать туда и так, куда и как она позволяла, словно показывая, что здесь человек всего лишь непрошенный гость. Она меняла их настроение, все посерьёзнели и произносили слова только при острой необходимости.
Тропа завела их в постепенно сужающееся глухое ущелье, которое закончилось обрывом к неширокой речке. Над обрывом до противоположного его края провисал хлипкий мостик, натянутый на старых верёвках, не вызывающих доверия к их прочности. И даже беглый взгляд позволял сделать вывод, что прогнивший настил мостика был недавно поврежден и на лошадях непроходим. Все спешились у отвесного, изрезанного трещинами утёса, который ограждал тропу слева и давал пусть не прохладную, но всё же тень. Оставили Петьку с лошадьми, остальные нестройно приблизились к самому обрыву. Речка внизу шумно пенилась и разбрызгивала прозрачную воду на бесчисленных валунах и камнях, как будто сметённых в неё со всей округи наводившими свой порядок великанами. Она в это время года оказалась мелководной, позволяла и вброд перебраться на другой берег. Но хотя от края обрыва до воды было не больше роста мужчины, спуск к ней в данном месте представлялся рискованным, можно было запросто сломать шею. Люди при взаимной помощи способны были преодолеть возникшие препятствия, но тогда пришлось бы оставить лошадей, для которых такой спуск и подъём на другом берегу были невозможными.
– Придется вернуться, поискать за утёсом низкие берега на этой и на той стороне реки, – умышленно бодрым голосом сделал вывод Мещерин.
Близкий ружейный выстрел прозвучал неожиданно, разорвал покой ущелья и разнесся затихающими повторениями по горным окрестностям. Под отзвуки удаляющегося раската с укрытия на утёсе вывалился и, пролетев несколько метров, замертво свалился на Петьку подстреленный кем?то джунгар, а рядом треснул приклад стрелецкого ружья, который упал вместе с ним.
– А?а?а! – дико завопил Петька, сбитый с ног и придавленный тяжестью грузного тела в стальной кольчуге.
Выстрел, звучный треск приклада и затем испуганный вопль Петьки словно пробудили всех демонов ущелья. Его наполнили пронзительные визг, свист, и из укрытий в утёсе и за ним на тропу посыпались горохом преследовавшие отряд разбойники. Девять отъявленных головорезов перекрыли обратный путь из ущелья и во всеоружии ринулись навстречу Мещерину и его спутникам. Петька старался приподняться, и один из джунгар на бегу полоснул его шею остро заточенным кинжалом. Другой, в чьих руках была вторая из оказавшихся у джунгар пищалей, вскинул ружьё к плечу, но пистолетный выстрел Мещерина опередил разбойника на долю секунды. С пулей во лбу он, будто споткнулся, ружьё дернулось дулом кверху и пальнуло в воздух, когда он судорожно нажал на курок. После стрельбы Румянцева и казачка из своих кремниевых ружей, атамана и Мещерина из трёх пистолетов между ними и нападающими раскрылась завеса густого порохового дыма. Сквозь дым было видно, что ещё двое разбойников, которые были с луками и намеревались воспользоваться ими, точно налетели на преграды и опрокинулись на землю. А бегущий впереди джунгар приостановился от звонкого удара пули по зерцалу на животе; однако зерцало его спасло, на бронзовой пластине осталась только вмятина. После этого их стало шестеро против пятерых: шестеро опытных разбойников, размахивающих саблями, против безоружного подьячего, юного казачка, Мещерина, атамана и Румянцева, которые опешили, нестройно отступали, теснимые к обрыву над речкой и к навесу скалы.