Алмаз Чингиз-хана - Городников Сергей. Страница 19

Только когда открылся вид низины, Борис заметил не полностью скрытых шапками листвы орешника четырёх степных лошадей. Сокращая расстояние, он побежал напрямую туда, рассчитывая опередить похитителей. Лишь отменная способность чуять непредвиденную опасность спасла его, когда из зарослей у оврага вылетел дротик. Царапнув кожу под правым коленом, наконечник дротика впился в ствол толстой сосны, так что Борис не успел перепрыгнуть через древко, задел его голенью и, падая на руки, выпустил из руки второе ружьё. Не давая ему подняться, из зарослей кошкой выскочил молодой степняк, в обнажённой до плеч руке сверкнул длинный кривой нож. Увернуться от ножа Борису не стоило труда, и он расчётливо ударил прыгнувшего на него монгола локтем в переносицу. Тот взвыл и покатился по откосу слона. Но рядом уже был низкорослый степняк постарше. Борис замер – этот примерялся вонзить ему дротик прямо в сердце, уверенно делал сильный замах, намеревался пригвоздить его к земле. За долю мгновения Борис перевернулся на лопатки и плечи, уперся ими в землю и пружиной распрямился. Левая пятка отбила руку с дротиком, правая – вмиг проскользнула к открытому подбородку монгола. Удар был страшным: проломив челюсть, вывернул голову монгола назад, с хрустом ломая позвонки короткой шеи. Борис не видел этого. Едва оказавшись на ногах, он, как порыв ветра, понёсся на отчаянные крики девушки.

Однако не успел. Внизу обрыва два всадника хлестали коней и поскакали прочь. У того, кто вырвался немного вперёд, перед лукой седла была перекинута связанная наспех девушка. Отстающий удерживал поводья двух лошадей без седоков и свернул к бегущему наперерез сообщнику. Ладонь, которой бегущий прикрывал сломанную переносицу, была в крови, и он едва не упал, когда стал забираться в седло своего коня. Все трое помчались вдоль уклона низины, затем скрылись за горою.

Борис живо вернулся к месту последней схватки. Коренастый монгол, который лежал на тропе, не выказывал признаков жизни. Голова его была неестественно свернута набок, челюсть вдавлена, под носом расползалась лужица крови.

– Откуда вы взялись? – негромко сказал Борис, оглядев мертвеца и не обнаружив ничего, что позволяло сделать определённые выводы.

Он подобрал ружья и направился туда, куда ускакали всадники с похищенной девушкой. Следы конских копыт были отчётливыми, и должны были привести его к логову похитителей. Возвращаться к Мещерину и казакам для того лишь, чтобы сообщить о случившемся, не имело смысла. Всё равно они будут ждать, – без дочери атаман не двинется с места.

2. Освобождение заложницы

Настроившись на опасное предприятие, казаки жаждали действия, и несколько послеполуденных часов до наступления вечера они рыскали по укрытиям и зарослям близлежащих окрестностей. Но всё напрасно. Никаких следов исчезнувших спутников не обнаружили.

Атаман и Мещерин дожидались их возле лошадей. Атаман мало стоял на месте, время убивал на ногах, не скрывал нарастающего беспокойства. Необъяснимое одновременное и долгое отсутствие казачка и Бориса не могло быть случайным совпадением, должно было означать, что они что?то делают вместе, – мысль об этом только и примиряла его с необходимостью подчиняться мучительному бездеятельному ожиданию.

Мещерин вёл себя иначе, лежал в траве, наблюдал лениво застывшие облака. Он и не пытался отвлечься от неотвязного, утомляющего душу предчувствия всесилия судьбы, от которой ни спрятаться, ни убежать. Судьба готовила ему непреодолимое испытание, и он не в силах был противиться этому. Смутные образы, как будто туман в глубинах пропасти, возникали и перемещались в его голове, тревожили намёками на страшные тайны, которые надо обязательно разгадать, и словно обещали приобрести отчётливые очертания лишь тогда, когда он приблизится к уготованному ему Предназначению. И он уже знал, если повернет обратно, эти смутные образы будут, как гончие собаки, преследовать везде и повсюду и сведут его с ума…

В горах вечер наступает рано и тянется долго. Едва солнце скрывается за вершинами, яркий день сразу теряет его поддержку и не может противостоять медленному наступлению выползающих из всяких расщелин и оврагов сумерек. Лишь редкие облака, да восточные склоны, щедро раскрашенные лучами в яркие тёплые цвета, от насыщенно красного до оранжевого, пытаются мешать этому и как бы с грустью расстаются с уходящим на отдых светилом.

Тонкий свист двух летящих стрел, затем почти одновременный стук наконечников о ствол дерева заставили Мещерина сесть, вставая на ноги, осмотреться. Из ствола большой сосны, около которой словно наткнулся на невидимую стену и замер атаман, торчали две стрелы. От южного холма приближались беспечной ватагой казаки, они возбужденно схватились за оружие, изготовились к нападению скрытого зарослями неприятеля, который будто поджидал сбора всех членов отряда. Стреноженные лошади встревожено, но тихо заржали, попятились от восточной опушки с густыми рядами деревьев. Там послышался шорох убегающих низкорослых людей, мелькнули черноволосые головы и вскинутые над головами луки.

– Что это? – спросил Мещерин. Он отвёл собачку пистолета и неторопливым шагом подошёл к атаману.

– Предупреждение… – ответил атаман, крайне обеспокоенный, но не из?за того, что стрелы едва не попали ему в грудь.

– Показывают, что здесь начинается граница владений рода или племени, – на ходу громко пояснил Мещерину убирающий саблю в ножны Федька Ворон. – Ехать дальше без согласия их вождя нельзя.

Казалось, Ворона это происшествие ничуть не удивило. Он приблизился к сосне, выдернул одну из стрел, деловито осмотрел ее, как если бы надеялся обнаружить какие?нибудь знаки, выдернул и другую.

На лице атамана отразилась внутренняя борьба разных тревожных предположений. Под влиянием наихудших из них он решился. Развязал верёвку с ног чалой кобылы, вскочил в седло. Он ясно давал всем понять, что сейчас же отправляется на поиски казачка. Мещерин схватил поводья его лошади, удержал её на месте.

– Не делай глупостей, – постарался вразумить он необходимого ему спутника.

Внезапно злобясь, тот сверху вниз с угрозой в голосе предупредил:

– Меня там ждет… сын.

Где его мог ждать казачок, было непонятно.

– Перебьют нас так, – не одобряя атамана, нахмурился, вмешался Вырви Хвост.

– Почем зря, – поддержал его Ворон. – Подумать надо…

Ворон не закончил мысль, вместе с остальными посмотрел на восточные заросли, где послышался шум ветвей. Кто бы не вызывал этот шум, он не желал пробираться скрытно. Вскоре в сумраке просветов за деревьями показался Борис. В каждой руке у него было по ружью. Пока он подходил, атаман сверлил взглядом расщеплённый клыками приклад ружья дочери. Бледные пятна проступили на загорелом лице казацкого старшины, который не смел задать мучающий его вопрос.

– Ее захватили в заложницы, – произнес Борис, отдавая ему повреждённое ружьё.

– В заложницы? – выговорил атаман с облегчением и стал успокаиваться от сдержанной уверенности Бориса в том, что пока ей ничто не угрожает. – Кто её схватил? Что им нужно? – спросил он грубо и резче.

Борис не удосужился ответить, словно ответ был очевиден. И направился к своему скакуну, который встряхнул гривой, так приветствовал возвращение хозяина.

– Это?

Вынутая из кармана золотая плашка тускло блеснула в ладони атамана. Борис вскользь глянул на кусок золота с таинственными знаками и рисунком. Но от прямого ответа уклонился.

– Не только, – сказал он туманно.

Он не собирался разъяснять, что значили такие слова, и под недовольными взорами казаков пристегнул к поясу ножны сабли, принялся тщательно осматривать своё оружие. Мещерин сухо сглотнул. Непослушными губами не то спросил, не то объяснил за него.

– Я? – И не узнал собственного голоса. – Что… Я им нужен?

Казаки удивленно посмотрели на Мещерина, затем вопросительно на Бориса. Тот утвердительно кивнул, после чего вкратце, не позволяя сбивать себя расспросами, рассказал о похищении казачка, который охотился на горных козлов, о том, как по следам коней похитителей вышел к стойбищу монголов и там узнал от их старого главы рода условия освобождения заложника. Однако умолчал о стычке с тигром?людоедом и о том, что казачок оказался девушкой.