Алмаз Чингиз-хана - Городников Сергей. Страница 27
Выбитый на скале рисунок иероглифа оказался на уровне груди взрослого мужчины, на участке стены напротив острия дротика, приложенного на земле к средине тени отвесного столбика креста. Выполнен он был разрозненными неглубокими штрихами и таким образом, что заметить его было трудно, а найти без помощи тени креста – почти невозможно.
Соскребая ножом всякую труху, освобождая от неё стену вокруг обнаруженного иероглифа, Мещерин убедился, что штрихи, из которых состоял этот знак, выбиты на тщательно обработанном камне в локоть шириной и такой же высоты. Под ним и над ним были другие обработанные камни, тоже в локоть шириной, но высоты много большей. Подпирающий снизу когда?то закопали, и теперь он, как будто вырастал из земли, а верхний – давил на нижние тяжестью глыбы. Была ли сверху одна огромная глыба, размером до края стены, или несколько глыб сложили вместе, оставалось загадкой. Чтобы разгадать её понадобилось бы расчистить полосу стены почти до самого верха. Однако выполнять подобную работу в данных обстоятельствах представлялось затруднительным и ненужным делом.
Камни были вделаны в скалу с большой точностью, а с течением веков как будто срослись с ней, и стыковочные щели стали почти незаметными. Никому и в голову не пришло мучиться, выколупывать их из стены. Постучав по знаку рукоятью ножа, Мещерин разбудил глухой отзвук, как если бы в камне была воздушная полость. При простукивании вокруг знака отзвук был иным, отчётливым и коротким, указывал на сплошную породу. Мещерин посильнее стукнул по иероглифу входа, и снова раздался глухой отзвук, громче прежнего доказывая наличие скрытой за ним полости.
Монголы оттолкнули и оттеснили Мещерина, принялись колотить по знаку кто, чем мог. Били и оружием, били и камнями, которые бегом принесли со склона, – однако безуспешно. Неизвестно, чем бы они еще пытались воспользоваться, если бы не резкий повелительный окрик, который заставил воинов расступиться. К камню медленно приблизился старший сын главы рода, и в правой руке его был крепко сжат дротик.
Он замер перед иероглифом, сверля его широко раскрытыми глазами. Затем медленно глубоко вдохнул, размахнулся и с яростным, душераздирающим, переходящим в хрип выкриком, что было силы, вонзил железный наконечник в середину знака. Отражающиеся повторения выкрика и страшного удара, сопровождаемого хрустом раскалывающегося камня, разнеслись окрест, кое?где вспугнули птиц.
Пробив камень, наконечник разворотил знак, скользнул в пустоту и разбил или выбил хрупкую каменную перегородку по ту сторону полости. В первые мгновения растерялись все, – из пробоины в грудь старшему сыну главы рода вместе с мелкой щебёнкой устремилась хлёсткая струя воды. Он продолжал держаться за дротик, словно не имел сил разомкнуть судорожно напряженные пальцы, и струя, как пробку, вытолкнула древко, в миг утолщаясь и усиливаясь, опрокинула его на спину.
Мещерин шажок за шажком тихо отступил. В воспоминаниях ярко промелькнуло московское впечатление от слышанного в немецкой слободе рассказа, – рассказа об умном голландском мальчике, который пальцем заткнул замеченную дырочку в плотине. Толще воды достаточно небольшого отверстия, чтобы вскоре разворотить преграду… Мещерин незаметно для монголов попятился и бросился к дальнему углу площадки, где увидел Настю и Бориса.
Пробоина стремительно расширялась. Напор толщи воды озера, казалось, без особого труда вытолкнул камень, на котором был выбит иероглиф входа. За ним сорвало и, как бревно, швырнуло каменную глыбу, что была над ним. Набирающим дикую природную мощь потоком выворотило из земли, смыло в пропасть камень, что был в основании, и скала задрожала. Из образующейся в стене щели вырывалась на долгожданную свободу ледниковая вода, которая заполняла озеро глубиной в четыре мужских роста, не меньше. Каменный грохот лишь вначале оглушал ближайшую округу; потом его сменил дикий, сумасшедший рев водной стихии, словно торжествующей победу от вида разрушения многовековой каменной тюрьмы.
Хлынувшим из чаши озера бурным течением сметалось всё, что оказывалось на его пути. Обоих сынов главы рода и почти всех воинов, либо раздавленных камнями, либо ещё живых, вопящих и бессмысленно размахивающих руками, смыло в пропасть. Только двоим удалось добежать до прохода, через который отряд попал на площадку, но там их подхватило боковым водоворотом, потащило вниз по крутому склону, безжалостно швыряя на деревья, на сучья и острые камни, терзая уже безжизненные тела, как игрушечные куклы.
Опрокинутый рукавом потока, Мещерин успел в падении ухватиться за ноги Бориса, но подняться ему не удавалось. Он судорожно заглатывал воздух и исчезал с головой в неистовой круговерти, устроенной водой близ стыка двух скал. Вынужденный удерживать и его Борис стоял, как человек, который намерен бороться до конца, упирался пятками в землю, а ладонями и ногтями в трещины, в шероховатости подрагивающих стен, всем телом прижимая в угол напуганную Настю. Время от времени холодная вода метнувшейся лапой хлестала по дракону на груди, по искажённому от напряжения лицу, доставала до ошеломлённой и напуганной девушки. И все же в самом углу площадки основному потоку делать было нечего.
5. Ловушки сокровищницы
Вначале бурное, течение воды замедлялось, его неистовая жажда разрушения ослабела, затем иссякла, и западное озеро угомонилось, казалось виновато притихшим. Слышался шепелявый, приглушённый шёпот речушки, она широко стекала в каменную чашу без надежды вновь её заполнить, так как вода тут же торопливо вытекала через щель в скале, пересекала всю площадку и срывалась в пропасть новым водопадом. Шум прежнего водопада прекратился: наполнять смежное, восточное озеро, из которого он изливался, стало нечем.
Сквозная щель в локоть шириной как будто разрезала противоположную обрыву пропасти скалу на две неравные части, из которых, правая, была заметно уже левой и продолжала сдерживать давление толщи воды восточного озера. В основании щели, после того как из неё вывернуло, унесло каменную глыбу, образовалась ямка; сквозь текущую над ней пенящуюся воду было видно, что дно ямки оказалось гранитной плитой, ровной, явно обработанной человеком. Плита эта простиралась под меньшую, правую часть разрезанной щелью скалы, и её назначение было непонятным.
Мещерина неудержимо влекло пробраться щелью к озеру и своими глазами оглядеть изнутри него обнажившиеся берега. Однако он медлил: слишком свежым было впечатление о страшном наказании за незнание всех условий проникновения в тайну сокровищницы Чингизхана. Золотую плашку смыло потоком вместе с монголами; но чем она могла бы ему помочь? Он помнил мельчайшие подробности всех нацарапанных на ней изображений, а о прорыве воды там не было даже намека. Какие же еще неожиданные опасности будут подстерегать его, если он не отступит от намерения дойти до конца?
Борис и Настя присели на мокрую траву в углу скал и явно настраивались после короткого отдыха возвращаться тем же путём, каким очутились на площадке… И он решился. Несмотря на предостерегающий оклик встающего Бориса, пробрался вдоль стены к самой щели. Толщина скалы у основания щели не превышала трёх локтей, а в просвете за ней ровная гладь водной поверхности застыла над грязью и остриями каменного дна озерной чаши. Он расчётливо поднырнул во встречный ток воды, который был ему по пояс. Его могло подхватить течением и выбросить в пропасть, но он ухватился за края ямки, подтянулся к ней ногами, после чего упёрся носками сапожек и распрямился вдоль дна, чтобы с помощью обеих рук схватить внутренние края щели, вынырнуть уже в самом озере. Он выбрался к глади озера, где вода была по колена, и вздохнул с облегчением.
Ему не верилось, что после испытанных потрясений, как и он, чудом оставшиеся в живых спутники отважатся последовать за ним. К его удивлению, когда он без определённой цели оглянулся, из потока в щели показались головы Бориса и крепко держащей его шею, судорожно глотающей воздух девушки, которые словно потеряли тела и сами по себе боролись с рвущимся наружу течением, настроенным подхватить их и унести назад. По скользким камням дна они пробрались в сторону от щели и лишь там встали на ноги. Стараясь тише всплескивать воду, с выражениями лиц оказавшихся в чужом и безлюдном доме воришек, они сделали несколько шагов по дну озера, коленями взбивая холодную воду, которая расходилась от них зябью и волнами, приблизились к нему и остановились. Никаких упрёков он не услышал, и у них любопытство взяло верх над здравым смыслом.