Дневник одного тела - Пеннак Даниэль. Страница 54

* * *

69 лет

Суббота, 10 октября 1992 года

Ужин среди своих по случаю моего дня рождения. «Мой день рождения» – детское выражение, с которым мы не расстаемся до последнего часа.

* * *

69 лет, 9 месяцев, 13 дней

Пятница, 23 июля 1993 года

Я и забыл, что у Монтеня не было памяти:

...

Поразительные и бесценные услуги оказывает нам память, и без нее наш ум почти бессилен. Я, однако, лишен ее начисто. (…) И если мне требуется произнести сколько-нибудь значительную и длинную речь, я вынужден прибегать к убогой и жалкой необходимости выучивать наизусть, слово за словом, все, что я должен сказать; в противном случае я не смогу держаться подобающим образом и не буду обладать должной уверенностью в себе, испытывая все время страх, как бы моя слабая память не подвела меня. Но этот способ для меня нисколько не легче; три стиха я учу три часа… (…) И чем большим недоверием я к ней проникаюсь, тем больше она мне изменяет; она служит мне гораздо лучше, когда я о ней вовсе не думаю. Нужно, чтобы я увещевал ее без нажима, ибо, когда я на нее наседаю, она начинает сдавать, а если уж она начала спотыкаться, то чем больше я понукаю ее, тем больше она хромает и путается; она служит мне в свой час, а не в тот, когда нужна мне… Если я отважусь, выступая с речью, отклониться хоть на самую малость от моей путеводной нити, я непременно утрачу ее (…). И даже людей, находящихся у меня в услужении, мне приходится называть либо по занимаемой ими должности, либо по месту, откуда они родом, ибо мне чрезвычайно трудно запомнить их имена (…). И если мне суждено еще пожить на свете, то я отнюдь не уверен, что не забуду своего имени (…).

Мне случалось не раз и не два забывать пароль, за три часа до того данный мною самим или полученный от кого-либо другого; случалось забывать и о том, куда я спрятал свой кошелек (…). Я помогаю себе терять то, за что держусь особенно цепко. (…) Я листаю книги, но вовсе не изучаю их; если что и остается в моей голове, то я больше уже не помню, что это чужое; и единственная польза, извлекаемая моим умом из таких занятий, это мысли и рассуждения, которые он при этом впитывает. Что же касается автора, места, слов и всего прочего, то все это я сразу же забываю.

«Опыты», книга II, глава 17 [33]

На ту же тему (Теренций, «Евнух», акт I, сцена 2):

...

Кругом в дырах, повсюду протекаю я [34] .

* * *

70 лет и 7 дней

Воскресенье, 17 октября 1993 года

После ужина Маргерит устроила «нам» приступ астмы с бронхиальным кашлем. Душераздирающим. Глядя на нее, мне самому было больно: я так и видел ее расползающиеся по ниткам легкие. Моне пришлось прекратить веселое чтение Роальда Даля (она читала нам вслух). Кстати, приступ у Маргерит начался именно от смеха. Злючка Фанни: Иди кашлять в другую комнату! Растерянная Лизон не знала, чем помочь дочке. С ней это случается все чаще и чаще, говорит она. И тут, бог весть как, я понял, что надо делать. Чисто интуитивно, но это сразу перешло в уверенность. Я взял из рук у Моны книжку и протянул Маргерит: На, читай дальше. И она стала читать, сначала еле слышно, тяжело дыша, с еще мокрыми от слез глазами. Затем ее голос становился все чище, фразы все длиннее. Она читала не меньше получаса, позабыв про астму, как будто никакого кашля и не было. У Маргерит нежный голосок, трели которого продолжают звучать после каждого слова. Откуда же у меня взялась эта уверенность, что чтение вслух поможет побороть астматический приступ? А черт его знает. Здравый смысл подсказывает, что Маргерит, наоборот, следовало бы помолчать. Так что же это? Какой-то забытый опыт? Или первобытный инстинкт? По-видимому, все мы становимся целителями, когда приходит время. Папа, например, как считалось, мог излечить от самого глубокого горя простым наложением рук.

* * *

70 лет, 5 месяцев, 2 дня

Суббота, 12 марта 1994 года

Вчера в гостях у А. и К. говорили о раке у В. – что, возможно, у него психосоматическое происхождение. Всеобщее одобрение. Да-да, конечно, он тяжело пережил выход на пенсию, болезнь жены, развод дочери и т.д., все были согласны, пока юный П., старший сын хозяев дома, не охладил всеобщего воодушевления, сказав, что «В. жутко обрадуется, когда узнает, что умирает от психосоматической болезни. Это же гораздо приятнее, чем рак кишечника!». После чего юный П. вышел вон, хлопнув дверью.

Думаю, реакция этого юноши мне понятна. Я не могу отрицать тот факт, что наше тело по-своему выражает то, что мы сами не можем сформулировать (так, люмбаго означает, что у меня спина переламывается от забот, колики Фанни – что она боится математики), однако я понимаю, почему юного П. и его поколение раздражает, когда все вокруг списывается на психосоматику. Он выступает против той самой ханжеской стыдливости, против которой в его годы восставал и я. В пору моей юности тело и вовсе не рассматривалось как предмет разговора, за столом ему было не место. Сегодня его туда допускают, но при условии, что речь пойдет исключительно о душе! В сущности, за всеми этими разговорами о психосоматике кроется старая как мир мысль, что телесные болезни являются отражением издержек характера. У злобного человека – разлитие желчи, у невоздержанного – слабые коронарные сосуды, у мизантропа – неизбежный Альцгеймер… Получается, что больные люди сами же в этом и виноваты! От чего ты помираешь, дружочек? Да от того зла, что ты сам себе причинил: ловчил, выгадывал, заигрывал с судьбой, не слишком заботясь о нравственности, – в общем, от своего собственного характера, от безответственности, от неуважения к самому себе. Тебя убивает твое супер-эго. (В сущности, ничего нового с тех времен, когда о душе маркизы де Мертейль [35]  судили по ее изуродованному оспой лицу.) Ты умираешь, потому что загрязнял нашу планету, ел невесть что, пережил свое время, не попытавшись его изменить, закрывал глаза на проблемы всеобщего здоровья, а попутно профукал и свое собственное! Вся эта система, которую ты пассивно покрывал – из лени! – набросилась теперь на твое безвинное тело и убивает его. Ибо «психосоматика» указывает виновного именно затем, чтобы лучше обозначить того, кто не виновен. Наше тело ни в чем не виновато, господа, наше тело – сама невинность, вот о чем вещает «психосоматика»! Если бы мы были хорошими, если бы мы правильно себя вели, если бы жили здоровой жизнью в здоровой окружающей среде, тогда бы бессмертия удостоилась не только наша душа, но и тело! Такой обличительной речью с пылом, на который был способен только в юности, разразился я в машине по пути домой. Возможно, ответила Мона, но нельзя не учитывать и тот факт, что юный П. не упускает случая, чтобы не выставить своих родителей полными идиотами.

* * *

70 лет, 5 месяцев, 3 дня

Воскресенье, 13 марта 1994 года

Господа, мы умираем, потому что у нас есть тело, а всякая смерть – это угасание культуры.

* * *

70 лет, 5 месяцев 5 дней

Вторник, 15 марта 1994 года

Ночью, когда мой мочевой пузырь готов лопнуть, я просыпаюсь весь в поту. Эту причинно-следственную связь я установил не сразу. Я потел, просыпался, отбрасывал одеяло, мне хотелось писать, но хотелось и спать, а потому было лень вставать. Пытался снова уснуть – зря. Несколько месяцев я считал это внезапное потоотделение не знаю уж каким проявлением андропаузы, чем-то вроде приливов, на которые жаловалась Мона… Так вот нет, я потею потому, что мне хочется писать. Стоит мне удовлетворить эту нужду – если мне это, конечно, удается, – я могу снова засыпать при нормальной температуре. Интересно, а в молодости я тоже потел «по нужде»? Абсолютно не помню.