Ночь в «Восточном экспрессе» - Генри Вероника. Страница 5

Ее противник сидел в другом углу палатки, спокойный, невозмутимый, никакие эмоции не отражались на лице. Интересно, подумалось Адели, уж не известно ли ему что-то, чего не знает она? Какой тайной информацией он владеет? Не принадлежит ли картина кисти какого-нибудь неизвестного гения? Не является ли давно забытым шедевром? Или у него есть личные причины желать этой картины? До какого предела он готов дойти?

Внезапно Адель осознала, что ее очередь делать ставку, а она уже более чем в четыре раза превысила свой изначальный лимит. В сумочке у нее лежали четыре гинеи, так как накануне Уильям выдал ей деньги на домашние расходы, но денег с собой у нее было недостаточно, чтобы расплатиться, если она добьется успеха. Не захватила Адель и чековую книжку – она лежала на ее письменном столе. Она попадет в ужасающе неловкое положение, если признается аукционеру, что денег не хватает. Она не должна, просто не должна заходить дальше.

– Ваша ставка, мадам.

Адель помедлила. Ей потребовалась, кажется, целая вечность, чтобы отказаться. Отчаянно хотелось продолжить, но средств не было. А если оставить в залог свое обручальное кольцо? Все смотрели на нее, кроме, разумеется, соперника. Он спокойно листал каталог, ни на кого не обращая внимания.

С ее стороны было бы безумием продолжать. В конце концов, она лишь собиралась заплатить чрезмерную сумму за совершенно заурядную картину.

Адель покачала головой. Через несколько секунд раздался удар молотка. Ее соперник даже не потрудился отвлечься от каталога. Адель была оскорблена тем, что полотно, которое должно было принадлежать ей, ушло к столь хладнокровному покупателю. Обычно она умела проигрывать, но сейчас чувствовала себя уязвленной. Она взяла свои вещи и стала пробираться вдоль ряда, извиняясь, когда наступала кому-то на ногу.

На улице Адель попала в плотные объятия влажного воздуха. Она разволновалась гораздо сильнее, чем следовало. И дело было не в самой картине. Ей невольно казалось, что в этих торгах было нечто личное. Тот мужчина не хотел, чтобы работа досталась ей. Его поза говорила о многом. Он постарался, чтобы картина никогда не принадлежала Адели.

Она решила поехать и перекусить в соседнем городке, где, помнила Адель, имелась очень милая гостиница. Она залижет свои раны за ленчем, затем не спеша поедет домой и постарается забыть о данном инциденте. В конце концов, это всего лишь картина.

В гостинице Адель сняла промокший насквозь макинтош, повесила его в гардероб и осмотрела себя в зеркале. Она увидела большие зеленые глаза, красивые брови и прическу, которая еще вчера была пышной, но теперь – безнадежно испорченной. Адель расправила платье, подтянула чулки и направилась в обеденный зал.

Она заняла столик у окна, выходившего на Мэйн-стрит. Дождь прекратился, и настойчивое солнце пыталось пробиться сквозь облака. Адель заказала еду и составила список необходимых дел: отправить мальчикам огромный пакет их любимых мятных конфет, затем написать каждому длинное письмо в дополнение к сладостям. У нее были два платья, которые она хотела отдать в переделку местной портнихе: платья эти Адель любила, но их требовалось обновить по моде. И еще она хотела послать приглашение на ужин новым соседям. Они с Уильямом были очень общительными, и Адель записала имена еще двух пар, которые, по ее мнению, могли заинтересовать новичков. Вообще-то она, наверное, устроит вечеринку с коктейлями – таким образом новенькие за один раз смогут познакомиться с максимальным числом людей. Постепенно ее негодование по поводу результата утреннего происшествия улеглось.

Адель подняла взгляд, подумав, что подошла официантка, неся виски с содовой: ей требовалось что-нибудь, чтобы согреться, так как, промокнув, она промерзла до костей. Но это была не официантка.

Это был победитель. Под мышкой он держал трофей. Картина была завернута в коричневую бумагу, но Адель сразу поняла, что это такое. Не спрашивая разрешения, мужчина выдвинул стул напротив Адели и сел. Бесстрастно посмотрел на нее.

– Вы торговались за единственную сто?ящую картину на аукционе.

Адель положила ручку. Улыбнулась, приподняв бровь. Может, внешне она и являла собой образец холодности, но внутри таяла, пузырилась, шипела, как сковорода с сахаром, когда он превращается в карамель.

– Я знаю, – ответила она.

Она не собиралась ничего ему открывать. Потому в основном, что открывать ей было нечего. Адель понятия не имела, какую игру он ведет, по каким правилам и что сама она сделает в следующий момент.

Мужчина положил картину на стол перед Аделью.

– Я хочу, чтобы она была у вас, – сказал он ей.

Защитная броня Адели дала трещину. Этого она не ожидала. Она ждала неких расспросов на предмет происхождения картины. У Адели вырвался нервный смешок, и ей совсем не понравился собственный голос. Он выдал ее волнение.

– Почему? – только и спросила она, стараясь говорить негромко и ровно.

Мужчина пожал плечами. Затем усмехнулся:

– Вы заслуживаете ее больше, чем я. Мне следовало с самого начала уступить вам. – Неожиданно он подался вперед, и Адель уловила запах его одеколона. Он был в точности таким, как она представляла. – Что вы с ней сделаете? – спросил он с внезапной горячностью.

Адель постаралась сохранять невозмутимость, утихомиривая эту самую карамель, плескавшуюся у нее внутри, сладкую и темную.

– У меня есть место в малой гостиной. Мне хотелось бы смотреть на нее, когда я буду писать письма. Сыновьям. У меня два мальчика. Близнецы…

Казалось важным сказать ему это. Но потом она осознала, что перешла от таинственной односложности к болтовне, и поэтому, вероятно, никакая опасность ей не грозит. Мужчина просто кивнул, а потом снова взглянул на Адель.

– Вы не против, если я пообедаю вместе с вами?

– Похоже, вы уже это делаете.

Наконец-то. Удачный ответ. Адель довольно улыбнулась, когда подошла официантка. Мужчина и глазом не моргнул.

– Я буду то же, что и моя знакомая, и бутылку шампанского. Два бокала.

Адель посмотрела на него.

– Шампанское? Во вторник?

Сердце у нее давало перебои. Она не могла припомнить, когда в последний раз пила шампанское.

Он улыбнулся, а когда улыбнулся, черты его лица показались менее жесткими. В глазах появилась теплота.

– Всегда по вторникам. Иначе вторники просто жутко скучны. – Он постучал пальцем по коричневой бумаге. – Пол Мейз. Его называют потерянным импрессионистом. Это очень хорошая работа, а у вас – великолепный глаз.

Адель несколько мгновений оценивала слова мужчины.

– Вы меня просвещаете? К вашему сведению, я ведущий мировой эксперт по… потерянным импрессионистам. Меня прислал главный дилер, чтобы получить именно эту картину.

Мужчина откинулся на сиденье, закинув руку за спинку стула. Он принадлежал к тому типу людей, которые своим присутствием заполняли помещение, казалось, владели им.

– Нет, – отозвался он. – Иначе вы бились бы, пока не выиграли.

Он был самодовольным, уверенным, бесил ее. Сочетание черт, которое должно было бы отталкивать, тем не менее Адель осознавала, что незнакомец ее заворожил. «Он настолько не походил на Уильяма, насколько это было возможно для человека», – поняла она. Что-то в нем намекало на дурную репутацию: то, как он швырнул рядом свое пальто, провел пальцами по чуточку длинноватым волосам, поставил локти на стол, как залпом выпил шампанское, а затем снова наполнил бокал.

Он разглядывал Адель.

– Что? – спросила она.

– Вам никто не говорил, что вы похожи на Лиз Тейлор?

Она вздохнула.

– Говорили. Только я значительно старше, и глаза у меня зеленые, а не фиалковые.

– Издалека вас можно принять за нее.

Адель постаралась не подать виду, что ей лестно это слышать. Она удивилась, что он сравнил ее с Лиз, поскольку выглядела сегодня не лучшим образом.

– Расскажите мне о себе, – приказал он, когда принесли фрикасе из телятины.