Ночь в «Восточном экспрессе» - Генри Вероника. Страница 51

У нее были обязательства. Вряд ли она сумела бы бросить галерею теперь, когда дела шли так хорошо. Через неделю сыновья приедут домой на пасхальные каникулы. Адели было грустно, что в последний их приезд домой в середине семестра они, похоже, не слишком-то в ней нуждались. Они становились такими большими, такими независимыми. Но она по-прежнему была их матерью. Накануне Адель купила им шоколадных зайцев в магазине рядом с площадью Сан-Марко, но сейчас зайцы показались слишком детским подарком для мальчиков. От этого ей захотелось заплакать.

Она сделала глоток кофе. Он оказался черным и горьким, как чувство, обволакивавшее ее сердце.

Позднее в тот день солнце покинуло Венецию. Джек пошел повидаться с дилером в Дорсодуро, и Адель продолжила свои экскурсии, но город лишился тепла и цвета. Словно все краски стекли с камня в воду, которая стала мутной и темной, будто художник мыл свои кисти. Улочки казались мрачными и тесными, каналы зловещими, небо, серое и недоброе, давило.

Вдвоем с Джеком они тихо поужинали, зная, что на следующий день уезжают.

– Нам нужно поговорить, – сказала Адель.

– Нет, не нужно, – возразил Джек.

– Мы не можем всегда так жить.

– Почему нет?

Адель вздохнула. Опять для Джека все было очень просто.

– Потому что это нечестно. Потому что это ненастоящая жизнь. Мы воруем свое счастье у других людей.

Джек, хмурясь, глотнул бренди.

– Мне нравится так, как есть, – упрямо сказал он.

– Но как ты не понимаешь? Это было идеально. Лучше никогда не будет. Поэтому мы должны расстаться. Мы оба не можем развестись. Никто из нас этого не хочет.

Она знала, что это правда, что даже будь она любовью всей жизни Джека, он не бросил бы свою жену. Розамунда обеспечивала ему надежное положение. Именно ее деньги позволяли ему вести ту жизнь, к которой он привык. Розамунда своими деньгами покрывала любую рискованную сделку, на которую он шел. Она обеспечивала ему респектабельность, которой он жаждал. И семью. Детей.

И Адель не могла отрицать то же самое и в своем случае. Уильям создал ей надежный тыл. И дал чудесных сыновей. Ту жизнь, которой она наслаждалась девяносто девять процентов времени, за исключением украденных мгновений.

– Но я тебя люблю, – сказал Джек. – И ты мне нужна.

Когда-то за эти слова она отдала бы жизнь.

– Я знаю, что права, – прошептала она.

Джек слегка крутанул бренди в бокале, лицо его потемнело, брови сошлись на переносице. Джек не любил слышать правду. Он любил только свою картину мира.

– Это путешествие было волшебным, – настаивала Адель. – Ничего более чудесного никогда уже не будет. Никогда в нашей жизни. Мы оба должны найти в себе мужество расстаться и ценить память об этом.

Джек посмотрел в окно. Снаружи черное море бурлило и будто бы угрожало, небрежно швыряя волны.

– Ты всегда была гораздо отважнее меня, – сказал Джек.

Адель забрала у него бокал и поставила на стол. Затем взяла Джека за руку.

– Это наша последняя ночь вместе, – сказала она. – Я хочу запомнить ее навсегда.

Они пошли в постель, и слезы Адели падали на Джека, пока они занимались любовью. Когда он уснул, она всю ночь пролежала без сна, глядя на него. На рассвете в последний раз провела пальцами по его коже. Затем оделась быстро и тихо. Побросала вещи в чемодан. Затаила дыхание, когда щелкнули металлические замки, но Джек даже не шелохнулся.

Ей не хотелось наклоняться к нему или целовать на прощание. Не хотелось даже оглядываться. Она ненавидела прощания. Адель знала, что, если он посмотрит на нее, улыбнется ей, заговорит, она не выдержит. Она взяла чемодан и сумочку и открыла дверь. Выйдя в коридор, она зажмурилась и глубоко вздохнула. У Адели было такое чувство, будто ее вывернули наизнанку, сердце пульсировало, истекая кровью. Она не знала, хватит ли у нее сил удержаться на ногах. Ей хотелось снова упасть в объятия Джека, но она понимала, что должна уйти.

Адель сбежала вниз по лестнице, вышла на улицу, стремительно прошла через сад, жутковатый в предрассветном сумраке, и добралась до рецепции, где нашла ночного портье. Он без слов вызвал ей катер. Возможно, они привыкли к неурочному отъезду женщин с разбитым сердцем? Водитель катера погрузил ее чемодан и подал руку, помогая подняться на борт. Вода была серой и неспокойной, воздух – сырым. Адель порадовалась, что Венеция выглядит наихудшим образом. Она знала, что никогда не приедет сюда, покуда жива. Голубизна, коралл и серебро останутся для нее в воспоминаниях.

Пока катер рассекал воду, Адель гадала, проснулся ли уже Джек, хранит ли еще постель ее тепло, перекатится ли он на то место, где лежит ее призрак, и вдохнет ли оставшийся аромат. И что произойдет, когда Джек осознает, что она ушла?

Адель прибыла на железнодорожный вокзал. Подходящего поезда нужно было ждать несколько часов, и в конце концов она села в поезд до Парижа. На еду она смотреть не могла, даже на кофе. Тревожный сон не принес облегчения, только очень яркие кошмары, в которых она теряла все, не только Джека.

Через двое суток она твердым шагом вошла в дом в Шеллоуфорде. Уильям был рад ей, но внешний вид жены его расстроил. Она была бледной и осунувшейся, что легко можно было списать на несвежие устрицы.

– Бедная Адель, – суетился он, помогая ей снять пальто и ведя к камину. – Я прописываю чай с лепешками немедленно.

Она сидела в тепле у огня. Через пять минут Уильям вернулся с подносом, на котором стоял серебряный чайник, две фарфоровых чашки и тарелка с намазанными сливочным маслом лепешками. Адели казалось, что она никогда уже не сможет проглотить ни куска, что ее оцепенение навсегда лишило ее аппетита, но, начав есть, осознала, насколько проголодалась.

Приступая к третьей лепешке, Адель подняла глаза и увидела, что Уильям за ней наблюдает.

В ту долю секунды она поняла, что он все о ней знает. Однако во взгляде мужа не было вызова. Он не предлагал конфронтации. Его взгляд был добрым и озабоченным. Он чувствовал ее страдания и не хотел их усугублять.

Адель не представляла, что ему известно, есть ли у него доказательства ее измены или только его ведет инстинкт любящего человека. На мгновение ей стало нехорошо – чай, жар камина, съеденные лепешки. Возникло огромное желание броситься вон из комнаты. Однако она поняла, что это было бы равносильно признанию. Глубоким вздохом отогнав подступающий ужас, Адель огляделась вокруг и напомнила себе, что здесь она в безопасности. Она у себя дома, шторы задернуты, в камине полыхает огонь, собака дремлет у ее ног. Завтра она проснется и будет точно знать, где находится. Где ей и следует быть – рядом с Уильямом. Джек всегда будет там, в ее памяти. Она всегда будет помнить о Венеции. Но Уильям ее муж. Он хороший и добрый и позаботится о ней. Скоро снова приедут на каникулы мальчики, и семья воссоединится. Больше Адель ничего не желала. Этого ей будет достаточно.

Уильям встал, чтобы подложить полено в огонь. Проходя позади кресла Адели, он нежно погладил ее по голове. Это длилось всего мгновение, но покой, поддержка, понимание, словно обозначенные этим мимолетным жестом, заставили Адель осознать: все будет хорошо. В ее жизни без Джека все будет хорошо.

Венеция

Глава двадцать девятая

Выход из довольно прозаического здания вокзала «Санта-Лючия» в залитую солнцем Венецию можно было сравнить с тем, как в «Хрониках Нарнии» входили в платяной шкаф и попадали из него в волшебную страну, только с водой, а не со снегом. При виде расстилавшейся перед ней нефритово-зеленой, мерцающей водной глади, покрытых трещинами зданий, стоящих вдоль канала, и сотен судов, теснившихся в поисках выгодного места стоянки, Эмми от изумления захлопала глазами.

Она совершенно не представляла, что делать дальше, была в смятении.

– Мне кажется нам лучше сесть на вапоретто, а не в водное такси, – сказал ей Арчи. Во время ленча он прилежно изучал путеводитель. – Гораздо веселее действовать, как местные жители. Мы не хотим, чтобы с нас содрали втридорога.