Когда ангел играет на арфе… (Из цикла «Рассказы старого антиквара») - Кларов Юрий Михайлович. Страница 6

Хорошего вам аппетита, мадам!

— Минуту, мосье, — остановила человечка маркиза. — Как вы думаете, понравился бы «Весенний луг» Елене Фурман?

— Простите, мадам?… — изогнулся он вопросительным знаком.

— Елене Фурман, жене Рубенса.

Мосье Рубенса человечек с перебитым носом не знал. Досье на этого господина в его картотеке не было. Об этом он точно помнил. И тайные агенты ничего ему про Рубенса не сообщали.

Но разве можно рисковать своей репутацией всезнающего полицейского!

— Мадам, рад буду завтра же сообщить вам об этом со всеми подробностями в своем утреннем докладе. Но я и сейчас ни капли не сомневаюсь, что, узнав про «Весенний луг», мадам Рубенс умрёт от зависти.

— Умрёт?

— Конечно, мадам.

— Но она уже умерла, — вздохнула Помпадур.

Человечек с перебитым носом был обескуражен. Подобной подлости от мадам Рубенс он не ожидал.

— Мои агенты мне об этом не сообщали, — признался он. — Видимо, это произошло совсем недавно?

— Да, всего сто лет назад, — одарила его одной из своих самых ослепительных улыбок мадам Помпадур.

Так начался этот неудачный день.

Смерть Менотти была для маркизы, конечно, ударом. Но Помпадур не привыкла падать духом. Она никогда не печалилась о прошедшем. Ведь печаль портит цвет лица и оставляет морщины.

Поэтому маркиза не вспоминала о загадочной смерти своего парфюмера ни во время приема послов, которые, посетив Версаль, приехали в Бельвю, ни позднее, когда наслаждалась чудесами «профессора чёрной и белой магии, астролога его светлости князя Лимбур-Гольштейнского, кавалера орденов святого Филиппа, Белого слона и Золотого тигра» несравненного Фальери.

Мадам де Помпадур всю жизнь любила чудеса, полагая, что они сродни не только косметике и портняжескому искусству, но и политике. А «профессор черной и белой магии», который перед этим успешно выступал в Дебеллинском театре в Берлине, обещал многое.

Красочные афиши Фальери возвещали о говорящей собаке-оборотне, постигшей все тайны земли и неба, о поющем на английском, итальянском и французском языках фазане, о танцующих вещах и призраках великих людей.

Каждый посетивший сеанс магии мог не только увидеть римского императора Нерона, Шекспира, кардинала Ришелье или Рафаэля, но и побеседовать с ними. Вызванные Фальери призраки были довольно общительны и охотно отвечали на все вопросы зрителей. Правда, вели они себя не всегда прилично. Так, например, Мария Стюарт, рассердившись на что-то, швырнула свою отрубленную голову в одну из зрительниц, испачкав кровью платье из шёлка. Но чаще всего призраки повиновались Фальери. «Профессор чёрной и белой магии» обладал над всем и вся неограниченной властью.

Человечек с перебитым носом рассказывал маркизе, что, когда в лондонском «Хеймаркет-театре» Фальери вызвал дух грозного Кромвеля, офицер королевской гвардии выстрелил в мага из пистолета. Публика застыла от ужаса. Но Фальери успел перехватить пулю в воздухе.

«Жаль, что таких магов слишком мало и из них нельзя набрать войска, — сказала с улыбкой Помпадур. — Армия его величества стала бы непобедимой, особенно если бы маги заодно научились еще ловить и пушечные ядра».

«Профессор магии» и его помощник, лицо которого закрывала серая маска, полностью оправдали ожидания маркизы.

Вечер начался с того, что по предложению Фальери четыре дворянина, сидящие в зале, разрядили свои пистолеты в «профессора магии» и человека в маске.

Когда пороховой дым рассеялся, все могли убедиться, что оба невредимы. Хотя про искусство мага ловить пули было уже хорошо известно, это все-таки произвело впечатление.

Фальери хотел было перейти к следующему номеру, но его остановил шевалье д'Алонсо, известный дуэлянт, который считался лучшим стрелком Франции.

— Кто-то вынул пулю из моего пистолета! — крикнул он. — Я хочу повторить выстрел.

Помпадур, желавшая досмотреть представление до конца, попыталась отговорить шевалье от его рискованного намерения, намекнув, что никто не помешает ему доказать свою меткость сразу же после завершения сеанса магии. Но человек в маске заверил маркизу, что он к услугам обиженного мосье и ничего не имеет против вторичного выстрела.

Д'Алонсо выбрал пулю, опустил её в дуло пистолета, забил пыж и насыпал на полку порох.

— Надеюсь, вы не хотите убить мосье? — снова вмешалась Помпадур.

— Разумеется, нет, но я вынужден это сделать, — отпарировал шевалье. — На карту поставлена моя честь.

Прогремел выстрел, и мадам Помпадур невольно зажмурила глаза, а когда она их открыла, то увидела, что живой и невредимый помощник Фальери держит в зубах пулю…

— Надеюсь, вы теперь удовлетворены, мосье?…

— Дьявол! — крикнул шевалье и отшвырнул дымящийся пистолет.

— Вы мне просто льстите, — улыбнулся человек в маске. — Я всего-навсего жалкий подмастерье великого мастера, против которого бессилен не только свинец, но и огонь.

Действительно, в то время как д'Алонсо целился в помощника Фальери, четыре негритёнка в белых одеждах разложили у ног «профессора магии» костёр.

Огонь и дым окутали тело мага, но он улыбался.

Взрыв — и пламя погасло, а сверху на обоих волшебников обрушился ливень золотых монет.

— Из этого мага может получиться не только бравый офицер, но и неплохой министр финансов, — сказала Помпадур.

Повинуясь взмаху руки Фальери, сцена превратилась в апельсиновый сад. Весна сменялась летом, лето — осенью. Распускались листья и цветы, порхали бабочки, гнулись под тяжестью плодов ветви деревьев. Поймав где-то в воздухе серебряное блюдо, Фальери сорвал с ветки несколько апельсинов и галантно преподнёс их маркизе.

Одно чудо сменялось другим.

Грациозно танцевали стулья, пел арии из опер фазан, оживали каменные статуэтки, а собака-оборотень мило рассказывала поучительные истории.

А потом началось то, чего все ждали с таким нетерпением. В клубах густого дыма стали появляться призраки.

Первым был римский император Калигула. Он сидел верхом на своей лошади, которая удостоилась чести попасть во все учебники истории. Конь императора был строен, красив и величествен. И мадам Помпадур подумала, что Калигула, видимо, был прав, назначив этого великолепного жеребца вначале жрецом храма, а затем и римским консулом. Конь с такой благородной внешностью мог бы сделать карьеру при любом европейском дворе. Что же касается самого Калигулы, то он напрасно претендовал на то, чтобы его почитали как бога, когда он появлялся в храме Кастора и Поллукса в виде Вакха, Аполлона или Юпитера. Подобную физиономию нельзя облагородить даже современной косметикой.

Калигула отказался отвечать на вопросы присутствующих, пригрозив, что прикажет бросить наиболее надоедливых на растерзание диким зверям.

Более покладистыми оказались призраки Карла Смелого Бургундского, вспомнившего о своей давней распре с Людовиком XI, и знаменитого провансальского трубадура Бертрана де Борна, чьи песни вдохновляли рыцарей на подвиги.

А затем по желанию мадам Помпадур профессор Фальери вызвал призрак Лоренцо Менотти. И вот он появился, в халате и ночном колпаке.

Как и при жизни, лицо метра было угрюмым и малоподвижным. Он окинул присутствующих своим суровым взглядом и едва слышно спросил у маркизы, привезли ли ей флаконы с «Весенним лугом».

— Не беспокойтесь, метр, — сказала польщённая вниманием призрака Помпадур, — ваши духи не пропали. Это прекрасные духи.

— Где они?

Помпадур показала на несессер, который держала на коленях её камеристка.

Менотти вздохнул, протянул в сторону маркизы свою тонкую, прозрачную руку, через которую, как через стекло, можно было увидеть человека в маске, и шевельнул бестелесными пальцами.

— Метр хочет убедиться в том, что это те самые духи, которые он изготовил накануне своей смерти, — объяснил помощник Фальери.

— Ах, вон что! Ну что ж…

— Если мадам позволит… — Человек в маске взял у камеристки Помпадур несессер, раскрыл его и поднёс к глазам призрака.