Зарубежная литература XX века: практические занятия - Коллектив авторов. Страница 50

Антибуржуазные и сатирические стороны содержания «Улисса», столь явные при его выходе в свет, сегодня несколько померкли, но не изменилось читательское восприятие стиля романа.

Для большинства читателей имя Джойса навсегда связано с приемом «потока сознания», с первым последовательным использованием принципа внутреннего монолога. Нельзя сказать, чтобы это было открытием Джойса. В реалистической литературе XIX века этот прием уже использовался, например, у Льва Толстого в сцене поездки Анны Карениной накануне самоубийства. В английской литературе его впервые последовательно применила Дороти Ричардсон совсем незадолго до Джойса. Но заслуга ирландского писателя в том, что он придал этому приему новый масштаб, сделав его основой повествования в своем романе, и тем самым вскрыл все заложенные во внутреннем монологе возможности и с блеском их использовал.

Благодаря «потоку сознания» читатель знает о героях Джойса не просто больше, чем о любых других героях мировой литературы, но знает их интимнее, непосредственней. «Поток сознания» позволяет фиксировать не только осознанные, артикулированные в слове мысли персонажа; Джойс достигает новой ступени психологической достоверности, когда показывает перебивы в работе человеческой мысли, ее ассоциативность, роль внешних впечатлений. Утром, пока сознание героев еще не загружено копящимися в течение дня впечатлениями, они мыслят достаточно ясно, законченными предложениями, относительно логично. По мере того как разворачивается их день, сознание все больше утомляется, в нем все меньше формальной логики и все больше индивидуальных, причудливых ходов, отступлений от грамматики, и оборванных фраз, и недописанных слов.

Стиль Джойса в целом несложен – простые, не слишком длинные предложения, достаточно простая лексика, но при этом в «потоке сознания» происходит отказ от принципа логического развертывания текста. Причинно-следственные связи в нем могут быть намеренно оборваны, либо перепутаны так, что восприятие текста максимально затрудняется. Наиболее полно продемонстрированы возможности «потока сознания» в знаменитом сорокапятистраничном внутреннем монологе Молли в финале романа. Женщина погружается в сон; в ее сознании мелькают обрывки впечатлений и забот прошедшего дня, воспоминания о поре ее девичества, о ее разных любовниках. Это очень откровенные страницы, ставшие главной причиной запрета книги в Англии в 1922 году, но столь же раздражающе действовала на критиков форма внутреннего монолога – в нем нет ни единого знака препинания, это именно поток вырвавшегося наружу подсознания. Весьма распространенный упрек Джойсу состоит в том, что при таком укрупненном масштабе изображения выясняется, что любая человеческая жизнь состоит из весьма сходных элементарных кирпичиков; личность атомизируется, и индивидуальные различия стираются. Этот упрек всего лишь констатирует, что Джойсу в «Улиссе» удалось поставить точку в истории реалистического романа: все его тенденции, в том числе к психологизму, доведены в «Улиссе» до логического конца.

Анализ 4-й главы

Познакомимся с джойсовской техникой «потока сознания» на примере четвертой главы романа, «Калипсо». Это относительно простой пример утренней ясности сознания Блума. Повествование идет от третьего лица, но традиционный прием всеведущего автора сильно преображается, поскольку постепенно автор отказывается от выражений типа «он смотрел», «он слушал» и переходит к фразам, которые прямо выражают содержание сознания героя.

Раннее утро в доме Блумов на Экклз-стрит, 7, на северо-востоке Дублина. Он готовит завтрак для себя, Молли и их кошки; выходит из дому за почками к завтраку, по дороге перебрасываясь словцом со знакомыми, у мясника Длугача покупает за три пенса последнюю почку с витрины; вернувшись домой, подбирает с полу в прихожей почту (письмо от дочери и адресованные Молли открытку и письмо от Бойлана), относит Молли наверх в спальню поднос с завтраком. Пока они разговаривают наверху, подгорает оставленная на сковороде в кухне почка; Блум бросается вниз и, поедая сочное мясо, внимательно читает письмо от дочери. Закончив, читает в туалете журнал «Осколки» и думает, что тоже мог бы подзаработать таким сочинительством, и, облегчившись, без четверти девять выходит из дому, не взяв ключа и думая о предстоящих похоронах Дигнама.

Каждой главе «Улисса» соответствует какой-либо орган человеческого тела – здесь это почка, орган, отвечающий за очистку организма, и Джойс впервые в литературе показывает своего героя в процессе очищения кишечника, предельно натуралистично. Также каждая глава посвящена какому-либо искусству, науке или практической области – здесь это экономика, точнее, домоводство. Сквозной символ этого эпизода – нимфа. Над кроватью Блумов висит «Купанье нимфы». Приложение к пасхальному номеру «Фотокартинок»: «роскошный шедевр, великолепные краски. Как чай, до того, как налили молока. Похожа на нее с распущенными волосами, только потоньше. За рамку отдано три и шесть. Она сказала: над кроватью будет красиво». Калипсо, что околдовала Одиссея и отпустила его только по прямому повелению Зевса, прямо не названа, но нимфа на картинке похожа на Молли, которая так же крепко привязала к себе Блума, «она» в его потоке сознания чаще всего относится к жене.

Блум в этом эпизоде сначала предстает в ироническом освещении: «Мистер Леопольд Блум с удовольствием ел внутренние органы животных и птиц... Всего же больше любил он бараньи почки на углях, которые оставляли во рту тонкий привкус с ароматом мочи». Первый абзац строится на контрасте романтически-возвышенного имени героя (Леопольд означает «владыка мира, царь земной», Блум – это переведенная на английский версия фамилии его отца, Вираг, обе фамилии означают «цветок») и его «низменного» вкуса к потрохам и субпродуктам. Но этот вкус свидетельствует о том, что Блум не боится плоти, которая так пугает Стивена Дедала, его влечет вкус и запах всего живого, он с аппетитом ест и пьет, его отличает зрелая, развитая сексуальность.

В сцене с кошкой Блум демонстрирует дар эмпатии, умения поставить себя на место другого – его искренне интересуют животные, он смотрит на себя глазами голодной кошки: «Интересно, каким я ей кажусь? Вышиной с башню? Нет, она ведь может на меня вспрыгнуть». Его разговор с кошкой и первый диалог с Молли, когда он спрашивает ее, полусонную, не захватить ли ей чего-нибудь к завтраку, не напрягают читательского понимания. А вот абзац, описывающий звяканье пружин матраца под ворочающейся Молли, уже характерней для техники «потока сознания», поскольку требует от читателя активной работы мысли по заполнению смысловых лакун.

Автор незаметно вводит множество новой информации и дозирует ее так, что читателю приходится догадываться о возможных связках между отдельными предложениями, так сказать, квантами информации. «Жаль. Из Гибралтара, неблизкий путь. Совсем забыла испанский, и ту малость, что знала. Интересно, сколько папаша за нее заплатил. Фасон старинный. На губернаторской распродаже. Пошептался с аукционщиком. По части денег старина Твиди кремень», – Блум припоминает, что старинная кровать, его супружеское ложе – часть приданого Молли, и фантазирует историю приобретения кровати прижимистым тестем.

Он надевает шляпу и выходит на крыльцо дома. Вновь в пределах одного абзаца и даже одного предложения повествование колеблется между третьим и первым лицом: «На крыльце он ощупал брючный карман: тут ли ключ. Нету. В тех, что оставил. Надо бы взять. Картофелина на месте. Гардероб скрипит. Не стоит ее тревожить. Он притянул дверь к себе, осторожно, еще чуть-чуть, пока защитная полоска внизу не прикрыла порожек усталым веком. На вид закрыто. Сойдет до моего прихода». Загадочная «картофелина» получает объяснение в другом месте романа – это талисман, подаренный Блуму матерью, память о страшном голоде в Ирландии сороковых годов; картофелина должна предохранить его от голода. Кроме того, здесь налицо перекличка с эпизодом из начала романа, когда Бак Маллиган требует у Стивена ключ от Башни Мартелло, в которой они живут вместе с третьим приятелем. Это жилье целиком оплачивает Стивен; отдавая ключ Маллигану, он символически перестает быть хозяином в доме, на который имеет право.