Русская проза XXI века в критике. Рефлексия, оценки, методика описания - Капица Федор Сергеевич. Страница 31

Разновидности критиков

В ходе дискуссии 2001 г. «Поиски замерзшего сироты. Литературное время в зеркале газетной критики» И. Кукулин заметил, что литературная критика дифференцировалась. Он выделил традиционную журнальную и нетрадиционную критику, рецензии в еженедельниках (типа рецензий Л. Данилкина в «Афише» или Л. Рубинштейна в «Итогах»). Сюда же относятся рецензии в Интернете, в глянцевых журналах.

И. Кукулин образно обозначил разновидности газетного критика: «Это критик-политик, который ведет литературную политику в рамках выделенного литературного пространства, выделяя то, что ему видится более правильным (скажем, А. Немзер). Критик-провозвестник моды (насколько я понимаю, периодически в такой роли выступает Данилкин). Наконец – критик-исследователь. Последний встречается в профессиональных изданиях, где критик занимается не только обзорами новинок».

Из этого ряда И. Кукулин вычленил эссеистику (например, Вяч. Курицына), а также арт-критиков и литературных обозревателей, занимающихся «демонстрацией себя и своего презрения к миру». Они не выполняют главной задачи – информировать и, по возможности, «делиться собственным, личным отношением к происходящему». Отсюда и сведение личных счетов, продвижение друзей и знакомых, демонстрация своей эрудиции или ее отсутствия. В результате возникают разнообразные неточности, к тому же написанные неряшливо и плохим языком.

В качестве информирующих, анализирующих, знающих и рассказывающих газетных критиков он назвал Л. Латынину, ориентирующуюся на подготовленного и вдумчивого читателя, А. Немзера. Среди начинающих выделяет Л. Новикову.

В упомянутой выше дискуссии выделены похожие разновидности критиков и обозначены их функции и задачи.

О выборе (эффект «сарафанного радио»)

Материалом для описания становятся самые разные тексты, многое здесь определяет элемент случайности, выбор зависит не только от издательской политики, но и от собственных пристрастий критика. Поэтому не исключается возможность, что поданный как сегодняшний властитель дум писатель забудется в следующем десятилетии. М. Ремизова полагает, что интереснее другое, и стремится уловить тенденцию, «понять, что такое литература и, в частности, что она представляет собой на данный момент».

Поток изданий складывается из модных книг, произведений, отобранных согласно пристрастиям критика, активно обсуждаемых и становящихся частью пиар-компании текстов. Следовательно, книга должна стать литературным событием, привлечь внимание по ряду показателей: заинтересовать темой, авторским подходом или даже сопутствующим ей скандалом, интригой. Конечно, сказывается и газетная поденщина – необходимость обязательного быстрого отклика.

Ряд издательств последовательно работают с прессой, представляют книги на рецензии, приглашают на презентации. Идеальная ситуация подразумевает своевременное оповещение: информацию о выходе книги (в формате краткосрочного анонса), представление текста (даже в редакторском варианте или в виде отрывков) и, конечно, ненавязывание книги для рецензии с требованием обязательного отчета, когда и в каком печатном органе появился материал. Тогда картина складывается заранее и можно выстроить собственный сюжет рецензии или обзора, уйти от чисто информативных функций.

Существует и откровенно выраженная авторская тенденция. Например, А. Кузнецова ведет в «Знамени» рубрику «Ни дня без книги». В каждом номере она печатает подборку из тридцати кратких рецензий на книги, привлекшие ее внимание в прошедшем месяце. Формат рецензий различен – краткие заметки, представления авторов и более подробные, на один-два абзаца, с краткой характеристикой содержания и непременной оценкой автора рубрики. Оно может быть выражено как сослагательной формой «кажется мне…», так и с едва скрытой иронией: «По прочтении книги могу назвать автору, уверенному, что он создал замечательное произведение, не оцененное по достоинству коррумпированным литературным бомондом, два его человеческих недостатка, ставших писательскими».

Авторские пристрастия видны по откликам на литературоведческие и особенно мемуарные книги. Вот, например, вывод, завершающий заметку (краткую рецензию) о книге Д. Васильева «Фарцовщики»: «Типичное “журналистское расследование”: завирально-конспирологическое, с массой ляпов и непроверенных фактов, почерпнутых из ненадежных источников».

О сборниках сообщается в форме краткого реферата, отражающего структуру и краткое содержание статей книги.

Обозревателей В. Бондаренко и К. Кокшенову интересует вписанность писателя в идеологическую парадигму, но и такой подход позволяет провести классификацию литературного процесса. Как полагает В. Бондаренко (Будущее за новыми почвенниками // Интервью с М. Бойко), сегодня литература разделилась на 20–30 мирков, и задача критика состоит в том, чтобы их объединить и тем самым представить текущий литературный поток.

Понятно, что за год критик должен прочитать (или пролистать, как замечает В. Бондаренко) примерно несколько сотен книг. При этом нужно отобрать свою обойму авторов, и потом произойдет следующее: «Тогда десять ведущих критиков обхватили бы всю реальную литературу. И если бы они могли спорить, воевать друг с другом, то образовался бы единый литературный процесс, и вершины литературы четко бы определились».

В нарочито эпатажной манере выступает в газетах, ориентированных на молодежную аудиторию, Л. Пирогов. И хотя в газете «НГ Ex libris» он склоняется к аналитическому осмыслению процесса, все же сохраняет свою эпатажную манеру, называя «кумирами мальчиков» Ю. Мамлеева, В. Сорокина, И. Масодова, М. Елизарова, С. Козлова. Публикуется Л. Пирогов и в «Литературной газете». Свой проект русского постмодернизма представлял в газете «Сегодня» Вяч. Курицын; проект провалился, но его автор продолжает выступать в качестве апологета направления.

Ряд авторов (Л. Данилкин, А. Немзер) руководствуются исключительно собственными пристрастиями, от которых зависит выбор произведений и событий для анализа. Иногда такой подход позволяет обнаружить новые нестандарные имена: А. Немзер открыл некогда провинциального саратовского писателя А. Слаповского. Но вместе с тем он отдает предпочтение М. Вишневецкой, А. Дмитриеву, А. Слаповскому перед В. Маканиным, автору хотя и не ровному, но отличающемуся большей эпичностью и метафоричностью. Вяч. Курицын прямо называет себя представителем писателя; в свое время он так ввел в литературу В. Пелевина.

Подобные авторские подходы объясняет В. Огрызко: «Но Сенчин – это не Андрей Немзер, который всегда пишет только о творчестве либералов и в упор не замечает деревенщиков. Не похож Сенчин и на Сергея Куняева, готового из прозаиков постоянно читать и разбирать только Веру Галактионову и на дух не переносящего никаких авангардистов. И, конечно, для него не приемлем метод Капитолины Кокшёновой, которая не прочь проанализировать романы как либерала Андрея Дмитриева, так и суперпатриота Александра Сегеня, но только сквозь призму православных ценностей».

В. Огрызко относит Р. Сенчина, как и В. Бондаренко к выразителям «поколенческого настроя», т. е. тем критикам, которые пишут об авторах одного времени. Именно Р. Сенчин, замечает автор справочника, первым заметил и подробно разобрал дебютные вещи Д. Гуцко, О. Зоберна, И. Кочергина, Д. Новикова, З. Прилепина, С. Шаргунова. В. Огрызко считает, что сегодня критика «в чем-то подменила собой социологию», Сенчин же «главную ставку сделал на анализ художественных текстов. Кроме него, сейчас в подобном ключе работают всего два человека: Ирина Роднянская и Валерия Пустовая». Но у каждого свой подход.

В. Бондаренко пишет по принципу подобия, сравнивая анализируемого автора с известными ему фигурами, когда просматривается определенная преемственность. Вторым фактором является необходимость знакомства с биографией писателя (биографический подход) и, наконец, чувство слова.

Безусловно влияние и выбор редакции, необходимость соответствия формату издания при отражении книг, представленных для рецензии издательствами (обычно на правах скрытой рекламы). Л. Новикова, например, откровенно признавалась, что ей интереснее писать об актуальной русской литературе, изданиях современных авторов: «Зарубежная проза для меня – некое дополнение. То, что произведение зарубежной литературы выбрали, перевели, издали, – это уже сделало его фактом литпроцесса».