Скиппи умирает - Мюррей Пол. Страница 136
— Ну и что?
— Ах, тебе этого мало? Что же — дожидаться, когда он начнет кататься на роликах по Пристройке, напялив на себя свадебное платье своей матушки? А ну гони пять евро.
Джеф и остальные продолжают упрямиться, но тут приходит Саймон Муни и спрашивает, слыхали ли они новость: Говарда-Труса уволили.
— Утром Автоматор первым делом вызвал его на ковер. Джейсон Райкрофт слышал, как Уродина Мур говорила об этом Фелчеру.
— Ну и ну! — восклицает Джеф.
У Джикерса, когда он слышит новость, делается еще более унылый и виноватый вид, чем обычно.
— Я жду, — говорит Деннис.
— Чего ты ждешь? — интересуется Саймон Муни.
— Хорошо, что ты спросил, Мунбагги, потому что ты тоже, если не ошибаюсь, должен мне пять евро. Ну а вы, джентльмены, чем будете платить — наличными или наличными?
— Да пошел ты, — с вызовом говорит Джеф и уже собирается уходить.
Деннис бросается вслед за ним.
— А ну давай деньги! — требует он.
— Фиг тебе! — орет в ответ Джеф, и в его голосе слышна такая ненависть, какая возможна только к бывшим друзьям.
— А ну давай деньги, — угрожающе повторяет Деннис.
— Ты все равно потратишь их на сигареты!
— Ну и что? А ты потратишь их на какие-нибудь многогранные кости для своих дурацких ролевых игр!
— От ролевых игр, во всяком случае, рака не бывает! — кричит Джеф и выдергивает свою руку, в которую железной хваткой вцепился Деннис.
— Да твои ролевые игры еще хуже, чем рак! — орет Деннис, и, похоже, их ссора вот-вот перерастет в очередную драку, но тут стоящий у окна Саймон Муни вдруг выкрикивает:
— О боже!
Они оборачиваются и видят, что он смотрит куда-то как зачарованный.
— Там… она... — тихо говорит Муни.
Ссора на время прекращается — все спешат к окну. Саймон прав — это действительно она; и ребят, сразу забывших обо всем остальном, на минуту снова объединяют общие воспоминания о лучших временах.
— А помнишь, она как-то пришла в такой голубой кофточке, что соски почти просвечивали?
— А помнишь, как она посасывала кончик авторучки?
— Интересно, а что она тут делает?
— Как ты думаешь, она к нам вернется?
— Смотрите-ка, а вон Говард…
— Он с ней разговаривает!
— Может, он хочет убежать с ней? — высказывает догадку Джеф. — Может, он послал Автоматора к черту, она заехала за ним сюда, и теперь они отправятся вместе жить на необитаемый остров?
— Ага, сейчас, — фыркает Деннис.
— Он всегда на нее западал, — замечает Джеф.
— Экстренный выпуск новостей для Джефа: если ты на кого-то запал, это еще не значит, что этот кто-то пожелает с тобой переспать. Ты еще не слыхал? Во Вселенной существует асимметрия. — Последняя фраза сопровождается лукавым взглядом искоса в сторону Рупрехта, который никак на это не реагирует.
— А мне плевать, — говорит Джеф. — Давай, Говард! Беги с ней отсюда!
Говард, подгоняемый желанием поскорее покинуть это место, проходит мимо, даже не заметив ее. Типичная превратность судьбы: сегодня, пожалуй, впервые за последние шесть недель он совершенно не думает о ней, совершенно не надеется на ее появление. Он неуклюже придерживает стопку книг, одновременно роясь в кармане в поисках ключа от машины, как вдруг слышит за спиной ее голос — прохладный, как ветерок:
— Ну вот мы и снова встретились.
Она кажется еще красивее, чем раньше, если только такое возможно, хотя, наверное, это невозможно, наверное, дело просто в том, что ее красота слишком ярка и память бессильна удержать ее во всем блеске — это все равно что пытаться сфотографировать солнце. На ней белая мужская рубашка, которая лаконично подчеркивает ее совершенство, и кажется, оно, это совершенство, готово дать ответ на любой вопрос, разрешить любое сомнение относительно чего угодно, и это так поразительно, что Говард сразу забывает о том, что ненавидит ее, наоборот, его переполняют радость, благодарность и облегчение — по крайней мере, на несколько мгновений, пока до него не доходит, что эта белая рубашка, скорее всего, принадлежит ее жениху.
— Давно не виделись, — говорит она, похоже, несколько сбитая с толку упорным молчанием Говарда.
— Что вы здесь делаете?
Как только Говард задает этот вопрос, ему в голову вдруг приходит жуткая мысль, что Автоматор позвал ее подменить его, и это так похоже на смертоносную усмешку судьбы, что ему кажется, что мозг у него сейчас выйдет из строя; но она сообщает ему, что приехала побеседовать с шестиклассниками о карьере в области банковских инвестиций, а также поговорить с Грегом о портфолио школы. Она откидывает назад золотую прядь.
— А вы как поживаете, Говард?
Как он поживает? И она всерьез может спрашивать его об этом — после того как сама разнесла его жизнь в куски? По-видимому, может. Ее синие как океан глаза смотрят на него с бесконечной заботой; она стоит спиной к солнцу, и контур ее лица будто сияет — словно вся она вот-вот превратится в свет. Но кольца у нее на пальце Говард не видит. Может быть, судьба еще не окончательно расправилась с ним? Может быть, она появилась как раз вовремя, чтобы ускакать вместе с ним навстречу закату или самой стать тем закатом, навстречу которому он сможет ускакать? Неужели каким-то чудесным образом все еще может обернуться к лучшему?
— Я-то еще ничего, — говорит он хмуро. — А вот в школе недавно были большие неприятности. Вы слышали про Дэниела Джастера?
— Да! О господи, это было ужасно. — Понизив голос, она добавляет: — Этот жуткий священник… И что с этим собирается делать начальство?
— Ничего, — отвечает он вопросу. — Начальство решило ничего не делать.
— Пожалуй, мудрое решение, — немного подумав, рассудительно говорит она.
— Ну а вы как? Что нового?
— Ну, я… — Ее взгляд скользит по грубой кирпичной кладке фасада Пристройки. — Да ничего особенного. Работаю. Все в порядке. Скучновато, пожалуй. Приятно снова сюда прийти. Я и забыла, как мне нравилось играть в учительницу.
— Не было искушения вернуться? — спрашивает он, оставляя для нее возможность двояко истолковать этот вопрос, если она пожелает.
Она мелодично смеется:
— Да нет, пожалуй. Я же не такая, как вы, Говард, у меня нет к этому призвания.
— Ребятам вы нравились.
— Им нравилось пялиться на мою грудь, — говорит она. — А это не одно и то же.
— И мне вы нравились.
— М-м-м. — Она прикрывает глаза ладонью, отворачивается, смотрит в сторону парковки, на зимние деревья. — Трудно поверить — уже почти Рождество! Время так летит, правда? Все быстрее и быстрее. Мы и сами не заметим, как окажемся в доме престарелых.
Говарда все больше раздражает этот разговор. Они что, так и будут продолжать в этом духе — вот так вежливо и мило болтать о пустяках?
— Нам так и не удалось поговорить.
— Поговорить?
— Я хотел узнать ваш телефон после того… — Он умолкает. Она пристально смотрит на него. — Я расстался со своей подругой, — выпаливает он.
— Ах, Говард! Очень сожалею. Я думала, у вас все хорошо.
— О господи… — Он на секунду поворачивается к ней спиной, сжимает и разжимает кулак. — Вы что, серьезно? Вы правда ожидаете, что я вот так все позабуду?
— Позабудете что?
— Ах, ну раз вы так, то ладно.
— Я не понимаю, что вы ожидаете от меня услышать.
— Я просто хочу, чтобы вы не делали вид, будто между нами не было того, что было! — кричит Говард.
Она ничего на это не отвечает, просто поджимает губы, будто глядя на ненадежный измеритель горючего в ходе долгой поездки.
— Как вы могли? У вас же есть жених! Как можно так поступать!
Он все еще держит стопку книг, которые забрал из своего шкафа в учительской; теперь он кладет их на крышу машины, но стопка кренится и книжки рассыпаются.
— И вообще, хоть что-то из того, что вы мне говорили, — правда? Вы хоть какие-то чувства ко мне испытывали? Вы хоть читали Роберта Грейвза?
Она не отвечает. Чем больше он злится, тем спокойнее она становится, а от этого он злится еще больше.