Скиппи умирает - Мюррей Пол. Страница 43

— Может, уже хватит об этом? — безутешно говорит Скиппи.

— Но с Карлом! — говорит Рупрехт. — Да кто бы захотел крутить любовь с Карлом?

— Идиот! Так устроены девчонки, — презрительно говорит Деннис. — Чем больший ты козел — тем длиннее очередь из девок, желающих тебе отсосать. Это научный факт!

— Нельзя просто так сказать, что нечто является научным фактом, — возражает Рупрехт.

— А я вот взял и сказал, толстожопый! Что ты-то об этом знаешь? Тебе-то кто-нибудь когда-нибудь отсасывал, а?

— Твоя мать, — шепотом суфлирует Рупрехту Джефф.

— Твоя мать, — говорит Рупрехт Денису.

— Мачеха, — хмуро уточняет Деннис.

— А может быть, Рупрехт и прав, — говорит Найелл. — И вообще — разве Карл здесь?

— Ну, может, хватит уже об этом говорить? — протестует Скиппи.

— Нет, ну если они парочка — значит, они бы и здесь были вместе, разве нет?

— Мне кажется, существует единственный способ установить истину: если Скиппи подойдет к этой девушке и поговорит с ней, — повторяет Рупрехт.

— Да заткнитесь вы все наконец, мать вашу! — кричит Скиппи. — Почему вы не можете просто взять и заткнуться?

Они удивленно замолкают, и некоторое время стоят молча. Потом Марио, отпустив какое-то сальное замечание насчет девок, поворачивается и самозабвенно погружается в гущу танцующих, за ним, уже посмеиваясь, следуют Деннис с Найеллом. Рупрехт похлопывает Скиппи по плечу, а сам еще раз украдкой глядит на часы. Скиппи смотрит на Лори. Остальные две девушки одновременно что-то говорят ей; она кивает, но как будто не слушает, с бешеной скоростью нажимая большим пальцем на кнопки телефона. Лучше бы он никому никогда не говорил про нее, сам ничего не знал бы о ней — тогда бы он мог продолжать смотреть на нее в телескоп, как раньше. А теперь — правильно Деннис сказал: хотя она здесь, рядом, но она для него — все равно что на другом конце света.

— Не сдавайся, Скиппи, — бубнит прямо ему в ухо голос Джеффа. — В Хэллоуин происходят странные вещи…

И тут, прямо посреди гитарного рывка в “Отеле ‘Калифорния’”, одного из любимых шлягеров Уоллиса Уиллиса, музыка замолкает, свет гаснет, и в этом междуцарствии тьмы вдруг раздается оглушительный удар грома, словно какое-то огромное, бесформенное черное животное зарычало прямо у них над головами. Все весело кричат. Скиппи сжимает руку вокруг рукоятки меча.

За окном сверкает молния. Карлу мерещится, что он слышит веселые крики и смех. Его (Морганов) телефон показывает 19:49, что значит 7:49. Он опаздывает. Лори-лгунья весь вечер засыпала его эсэмэсками.

и

Снова сверкает молния, теперь он представляет, как спортзал загорается, как все пылает и все внутри кричат.

Он уже приготовился идти, в 19:20 надел куртку и взял из-за динамика таблетки. На пустынной автостоянке за церковью он заставит ее поработать за них. Все ее подружки ушли, у нее по щекам текут слезы. Извини, цена выросла. У нее нет выбора. Она поворачивается, ее пояс щелкает, она спускает джинсы и нагибается, и он трахает ее прямо там, на мокрых от дождя ступеньках, а Бог подсматривает за ним сквозь витражное окно церкви.

Но у порога комнаты он остановился — и все еще стоит. У края его кровати, в телевизоре, какой-то кретин поет кретинскую песню перед столом, за которым сидит куча кретинов.

Внизу, перекрывая звуки дождя, мать Карла разговаривает по телефону:

— Нет, я просто не понимаю, почему машина, которая стоила шестьдесят восемь тысяч евро, постоянно ломается! Вот чего я не понимаю! Я говорю — разве это не странно, что она все время ломается, эта расчудесная машина, которая стоила шестьдесят восемь тысяч евро?

Она у телефона уже полчаса и все время повторяет одно и то же. А иногда она просто плачет или кричит, но одновременно и плачет, так что не разберешь, что именно она говорит.

— Ладно, поезжай обратно на поезде, слышишь, поезжай обратно на поезде, а они — надеюсь, они доставят ее тебе обратно в Дублин, надеюсь, это входит в обслуживание, которое они предо… Да — а почему это они не хотят? Все это очень разумно, да — а как насчет расходов там, на месте? Ночевать в гостинице — это не расходы?

— Потому что это было бы очень мило — да, именно! Потому что тебе здесь место — у себя дома, с женой и ребенком! Послушай — нет, не нужно мне это название… Что я буду делать с этим названием го… Какой смысл, если ты никогда не отвечаешь за свои… Дэвид!

Карл слышит, как голос матери переходит в какой-то визгливый рык, почти как у мисс Пигги из “Маппет-шоу”:

— Нет уж, не надо, в таком случае оставайся лучше там! Давай оставайся там в гостинице со своим инструктором по теннису, или стоматологом-гигиенистом, или со своей… Нет, это ты ведешь себя неразумно! Это ты неразумен, раз не понимаешь, что у тебя есть — а у тебя есть любовь! Тогда давай лучше… Нет! Нет, Дэвид, уже поздно… Уже поздно, можешь не беспокоиться… Нет, уже нет! Ты лишился этого права, когда поставил свою… стоматолога-гигиениста на пути к собственному счастью… Ладно, расскажешь все это моему адвокату, потому что… Нет, теперь я запираю двери…

Звякают ключи, поворачивается замок, гремит цепочка, захлопываются окна, а затем мать возвращается к телефону, чтобы проорать: “Ты слышал?” Потом она идет обратно в гостиную, шаркает, похоже, что-то тащит и роняет, а затем принимается плакать в голос, как дитя.

В телевизоре трое мужчин хлещут четвертого крапивой, у него уже вся спина огненно-красная, и в передышках между воплями он вопит и смеется одновременно. Карл делает звук погромче, а затем еще и в стерео, так что музыка из телешоу и музыка из стерео врезаются друг в друга и перемешиваются, и у Карла в мозгу не остается места ни для чего другого. Он лежит на кровати, а того типа уже бьют по пяткам кувалдой, и все смеются.

Хрен тебе, сучка, сегодня тебе придется еще где-нибудь добывать таблетки. Карлу очень скучно. Он вытаскивает из стены канцелярскую кнопку и проводит ею себе по руке, а потом быстро опускает рукав, потому что дверь в его комнату приоткрывается: там стоит мама. В тени ее лица не видно. Но Карл даже за шумом от телевизора и стерео слышит ее сопение.

— Карл, детка?

Он не отвечает.

— Карл, выключи ненадолго музыку, ангел мой.

Он сердито фыркает, потом направляет пульт от стерео на стерео, а пульт от телевизора на телевизор. Как ему надоело пользоваться двумя разными пультами! Картинку Карл не выключает — и, вместо того чтобы смотреть на мать, продолжает глядеть на экран, где парни с молотком смеются, а другой парень, закрыв глаза и раскрыв рот, катается от боли.

— Ах, Карл… — Мать некоторое время стоит у окна, держа занавеску между двумя пальцами. — Ах, мой милый…

Потом она валится набок, на кровать Карла, рядом с его коленками, зажав себе нос и рот, и тихонько хнычет. У нее длинные позолоченные ногти, заостренные, как когти какого-то золотого животного, а на шее ожерелье с крупными сверкающими камнями, как будто она только что пришла из модного ресторана, после ужина с какой-нибудь важной персоной, хотя на самом деле она съела в полном одиночестве на кухне что-то диетическое, разогретое в микроволновке.

— Иногда… — Она поднимается и вытирает сопли из-под носа, — даже когда два человека очень, очень любят друг друга, в их жизни наступает момент…

Тут телефон Карла опять чирикает. На этот раз пришла эсэмэска от Барри.