Три версты с гаком - Козлов Вильям Федорович. Страница 8

— С Андрей Иванычем мы жили душа в душу... Знать, и с вами поладим.

Глава четвертая

1

Он проснулся рано. Когда выглянул в окно, показа­лось, что выпал снег. Это яблони разом отряхнули на землю свой белый цвет. На высокой ветке сидел скворец и с упоением распевал. Черные перья блестели, будто покрашенные лаком. Артем выбежал на мокрый луг, сделал зарядку, умылся до пояса ледяной водой из ко­лодца и одним прыжком вскочил на крыльцо, оставив на серых досках влажный след. Позавтракав холодным кон­сервированным мясом с хлебом, взял альбом, фломастер и вышел из дома.

Смехово просыпалось. Над притихшим в туманной дымке лесом всходило солнце. Оно еще не показалось над вершинами сосен, но небо было ослепительно желтым. Редкие пышные облака напоминали огромные матовые шары, наполненные расплавленным солнцем. Было боль­но глазам, но Артем дождался, когда над лесом мощно и широко взметнулись лучи, а затем медленно выкатился огромный красноватый диск, и небо сразу из глубокого синего стало светло-голубым, а облака приняли свой есте­ственный цвет. Прямо на глазах растаяла сизая дымка, окутывавшая бор.

В сонную утреннюю тишину постепенно вплетались знакомые звуки: брякнула щеколдой дверь, заскрипел колодезный ворот, звякнуло ведро, мыкнула и тут же

за­молчала корова, на разные голоса залились петухи.

Артем шагал по пустынной улице и смотрел на задер­нутые белыми занавесками окна домов. «Ого-го-го-эй», — послышался с другого конца села протяжный мелодич­ный крик. И белые с черным, красноватые, коричневые коровы степенно стали выходить на дорогу. Заспанные хозяйки, выпустив скотину, захлопывали калитки и, шле­пая босыми ногами по тропинке, спешили в дом. А пас­туший крик приближался, становился громче, и ко­ровы, покрутив головами, послушно шли на этот власт­ный зов.

Если село только просыпалось, то сосновый бор уже давно пробудился: шевелились, поскрипывали деревья, бесшумно роняя на землю сухие иголки, пели большие и малые птахи, звонко выстукивал дятел, сосредоточенно бегали по своим узким магистралям рыжие муравьи.

Артем остановился у муравейника, поднял кривой сук и по давнишней мальчишеской привычке хотел было по­ковыряться в муравейнике, чтобы увидеть, как забегают, засуетятся напуганные муравьи, но не сделал этого. Видя, как осмысленно и целеустремленно ползают среди сосно­вых иголок и маленьких сучков насекомые, он присел на корточки и стал наблюдать...

Очевидно, тем и отличается взрослый человек от маль­чишки, что, прежде чем что-то сделать, сначала поду­мает... Когда-то он с ребятами лихо разрушал муравей­ники, разорял галочьи гнезда, стрелял из рогаток в во­робьев... Настоящие юные варвары. Разоряя муравейник, они не задумывались, что пройдет не один год, прежде чем муравьи соорудят в лесу новый высокий дом.

Артем с удовлетворением отметил, что лес ухожен, везде чувствуется рука лесника. На стволах клейма: сухо­стой — вырубать, густой молодняк — разрежать. Делянки друг от друга отделены маленькими столбиками с цифровыми пометками, лес рассекают противопожарные про­секи.

Вот химики додумались из газа делать нейлон, перлон и прочее. А почему до сих пор бумагу делают из древе­сины? Сколько целлюлозно-бумажных комбинатов губят лес? Корабли делают из пластмассы и стекловолокна, а вот бумагу только из дерева!..

Похрустывает седой мох, постреливают сучки. С вет­вей древних сосен и елей свисают длинные космы. Сю­да ветру не добраться, и пряди мха висят неподвиж­но. Не мох, а ведьмины волосы. Чем глубже в лес, тем сумрачнее и птиц все меньше. Из чащобы тянет гриб­ной сыростью и прелыми листьями. Неба почти не вид­но, кое-где в хитросплетении ветвей сверкнет бездон­ное голубое окошко и снова исчезнет. Из-под самых ног с оглушительным треском выломилась из зарослей боль­шая черная птица и на бреющем полете исчезла меж стволов. Артем от неожиданности остановился, не сразу сообразив, что это взлетел красавец глухарь.

Лес стал реже, мельче. И вот Артем шагает по моло­дому сосняку, едва достающему до плеча. Начались за­росли пахучего багульника. Твердые сухие стебли цеп­ляются за брюки, хлещут по ботинкам. Сладковатый запах багульника обступил его со всех сторон. Приятно закру­жилась голова. Еще в детстве Артем слышал, что багуль­ник усыпляет. То ли из озорства, то ли на практике за­хотелось проверить, он выбрал местечко посуше и прилег на мох. Над головой шумят, покачиваются вершины моло­дых елок. Небо синее-синее, и совсем низко навис над поляной пухлый бок большого облака. Жесткие узкие листья багульника у самого лица.

Он вдыхает приторный запах и, ощущая приятное оди­ночество, вспоминает Нину...

2

Он познакомился с ней у Алексея. Была какая-то ве­черинка. В большой мастерской, заставленной картинами, горели толстые свечи, воткнутые в витые чугунные

под­свечники. На подоконниках стояли круглые и квадратные аквариумы. Жирные вуалехвостки и плоские усатые ска­лярии проплывали, едва заметно шевеля плавниками. На низком столике — тарелка с помидорами и малосоль­ными огурцами, вино, пиво. Большие баварские кружки с металлическими крышками. Алексей был подвержен всем веяниям моды и в угоду ей вместо электричества зажигал свечи. А общий их знакомый художник Вадик переплюнул всех: развесил на стенах полный комплект круглых дорожных знаков, на кухне выставил на полках массу пустых заграничных бутылок, а туалет украсил сот­нями этикеток винно-водочного производства.

Нина сидела в низком кресле, закинув ногу на ногу. На черных лакированных лодочках дрожал отблеск све­чей. Она заметила, как взгляд Артема скользнул по ее коленям, и улыбнулась, не изменив своей удобной и спо­койной, но несколько вызывающей позы.

В мастерской были еще два архитектора и Вадик. Ар­хитекторы разгуливали по просторной мастерской и раз­глядывали картины, Вадик пил сухое вино и смачно за­кусывал огурцом.

— У меня есть к тебе, Артем, деловое предложение, — сказал Вадик. — Бросай свою живопись — не доходное это дело, — переходи на графику... Дам великолепную халтуру.

— С каких это пор ты стал работодателем? — усмех­нулся Алексей. — Сколько тебя помню — ты только и делал, что носился по всем издательствам и редакциям в поисках шабашки...

— Вы теперь со мной не шутите, — ухмыльнулся Ва­дик. — Вчера утвердили на ставку главного художника одного небольшого издательства.

— По знакомству? — полюбопытствовал Алексей.

— А что же я, по-твоему, плохой художник?

— Никудышный, — сказал Артем. — Впрочем, ты и сам это знаешь. Поговорим лучше о рыбалке.

— Я не рыбак, — сказал Вадик и отвернулся.

Нина и архитекторы в разговоре участия не прини­мали. Архитекторы, закончив экскурсию по мастерской, уселись напротив Нины. Черноглазый, с буйной шевелю­рой вокруг белого холеного лица Марк — Артем частень­ко встречался с ним у художников — придвинул свой стул вплотную к девушке и стал рассказывать о проекте нового кооперативного дома, который они с приятелем на днях закончили.

Приятель молчал. Был он русоволос, с широким, глад­ко выбритым добродушным лицом, звали его Вася. Артем впервые его видел.

— Мой приятель, — снисходительно улыбнулся

Марк, — чертовски талантлив, но совершенно беспомощен, когда нужно постоять перед соответствующими органи­зациями за свой проект...

Как бы по рассеянности он положил Нине на колено свою белую руку с аккуратно подстриженными ногтями. Черные глаза его влажно заблестели.

— Вы проектируете дома для жилищных кооперати­вов? — заинтересовалась Нина.

— В наших домах живут тысячи ленинградцев, — скромно заметил Марк, все еще не убирая руку с ее ко­лена.

— Этот человек, — включился в разговор Артем, — совместил туалет с ванной...

— В свое время это была гениальная идея, — усмех­нулся Марк.

Вася с любопытством посмотрел на своего соавтора.

— Так это вы, архитекторы, подложили человечеству такую свинью? — засмеялась Нина. — Я больше с вами не разговариваю... И уберите, пожалуйста, руку с моего колена.