Три версты с гаком - Козлов Вильям Федорович. Страница 9

Марк поспешно убрал руку и с неудовольствием взгля­нул на Артема.

— У тебя сегодня воинственное настроение, — ска­зал он.

— Обозвал меня халтурщиком, — подал голос Вадик.

— А вы знаете, за что наш дорогой Марк получил премию? — невозмутимо продолжал Артем. — За сен­сационное изобретение двадцатого века: полусидячую ванну!..

Вася снова с интересом посмотрел на соавтора, но ни­чего не сказал. Впрочем, лицо у него стало хмурым.

Артем хотел было спросить, почему Марк последнее время работает над проектами с разными соавторами, но удержался, решив, что на сегодня хватит. На белом лице Марка появились розовые пятна, и он уже откровенно недоброжелательно поглядывал на Артема. Сострив что-то насчет художников-реалистов, тоже плодотворно рабо­тающих на злобу дня — камень в огород Артема и Алек­сея, — Марк перевел разговор на другую тему.

Но когда он снова попытался положить растопырен­ную ладонь на Нинино колено, девушка мягко, но реши­тельно сняла его руку и подвинулась ближе к Артему. Тут хозяин пригласил желающих на преферанс, и архи­текторы ушли в другую комнату.

Нина собралась уходить, Артем тоже поднялся.

С Московского проспекта они пошли пешком к парку Победы. Рядом строили новую станцию метрополитена. Гулко ухала дизель-баба, загоняя в землю железобетон­ные опоры, скрежетал бульдозер. Из-за высокого дощато­го забора доносились голоса. Автобусы уже не ходили, а такси в этом районе трудно было поймать.

Нина, почти весь вечер молча просидев в кресле, вдруг разговорилась. В пух и прах раскритиковала лю­бимые работы Алексея. Надо сказать, что она это сделала с большим знанием дела.

— Искусствовед? — спросил Артем.

— Вы считаете, судить о художниках имеют право только искусствоведы?

— Я ничего не считаю, — сказал Артем. Ему стало неинтересно, он не любил бесполезные разговоры об ис­кусстве.

Нина сразу поняла его настроение и замолчала.

Они миновали парк Победы. Метро тоже закрылось. В будке телефона-автомата целовалась какая-то парочка. Скамейки в сквере пустые, и непонятно было, зачем они забрались в тесную душную будку. На всей протяжен­ности бесконечного Московского проспекта мигали огни. Светофоры перешли на ночной режим.

Нина жила на набережной Кутузова. Сначала Артем попытался остановить свободное такси, но потом махнул рукой. И даже когда мимо проносились машины с зеле­ными огоньками, он не поднимал руку: все равно не за­тормозят. Было тепло, они долго стояли у парапета и смотрели на Неву. Развели мосты. Какой-то лихой так­сист ухитрился проскочить на мост, когда тот стал подни­маться, и теперь медленно скатывался по наклонной плос­кости назад, где его уже поджидал заскучавший без дела милиционер.

Мимо тихо проплыл большой белый пароход. В иллю­минаторах светились огни, на баке кто-то негромко трень­кал на гитаре. Глухо и мощно рокотали двигатели. В гра­нитный берег заплескалась тяжелая маслянистая волна. Она принесла с собой пароходные огни и теперь щедро разбрызгала их: по влажным ступенькам причала.

— Вы, кажется, говорили — у вас есть машина? — спросила Нина.

— Я не говорил, но машина действительно есть...

— Наверное, у вас масса знакомых, и все просят раз-

везти их по дачам. Когда я заикнулась о машине, у вас сразу лицо стало

 скучное-прескучное... Я уже и не рада, что начала этот разговор...

— Но мне будет приятно поехать с вами, — сказал Артем.

Нина повернула голову с коротко остриженными воло­сами и посмотрела ему в глаза.

— Вы всегда говорите то, что думаете? — спроси­ла она.

— Всегда, — ответил Артем.

— Любопытный вы человек... — задумчиво произнес­ла Нина.

Когда пароход растворился в сумраке и его огни сли­лись с береговыми огнями, Артем сказал:

— Завтра в одиннадцать я заеду за вами.

— Я буду ждать, — и, не протянув руки, Нина легко перебежала через улицу и скрылась в черном провале вы­сокой арки, ведущей во внутренний двор.

Утром, подъезжая к ее дому, Артем вдруг подумал, что девушка просто-напросто разыграла его и никуда с ним не доедет.

Но Нина стояла у парапета с большой клетчатой сум­кой. При ярком солнечном свете ее волосы казались зо­лотистыми.

— Я забыл вчера спросить: куда мы едем?

— Если бы вы спросили, я никуда бы с вами не по­ехала, — сказала она.

— Я уже подумал, что свалял дурака, — усмехнулся Артем.

— Если бы спросили, я решила бы, что вы просто ме­лочны, но вы не спросили, и я поняла, что отказывать в подобных услугах знакомым — ваш принцип, а прин­ципиальных людей я уважаю.

Она бросила сумку на заднее сиденье и села рядом с Артемом. Спокойная, уверенная в себе. Глаза у нее се­рые, с крапинками у зрачков. Высокий чистый лоб, гус­тые русые волосы.

— И все-таки куда мы едем? — Артем включил мотор.

— Выезжайте на Приморское шоссе.

Дача оказалась в Солнечном. Это пятнадцать минут езды на электричке. Чуть побольше на машине. Когда они свернули к заливу и остановились перед небольшим зеленым домом с железной крышей, усыпанной сосновы­ми иголками, Нина рассмеялась:

— Вы удивлены, что это так близко?

— С чего вы взяли? — ухмыльнулся Артем.

Он вышел из машины и, отворив большие ворота, за­гнал под толстые сосны «Москвич». Закрыв створки, под­нялся на крыльцо и закурил. Нина все еще стояла по ту сторону забора и, постукивая коленями по клетчатой сум­ке, с интересом наблюдала за ним.

— Однако вы чувствуете себя здесь как хозяин, — за­метила она.

— Еще не поздно, — глядя на пустынный залив, ска­зал Артем. — Скажите, что забыли ключ...

— Не надейтесь, я этого не скажу...

Нина поднялась на крыльцо, достала из сумки ключ и, со скрежетом повернув его два раза в чреве большого висячего замка, открыла дверь.

— Посмотрите, что делают вороны! — показал на пес­чаную косу Артем. — Хватают с земли раковины с мол­люсками и, взлетев, бросают на камни, а потом едят их.

— Какие вороны? — удивилась Нина, проходя мимо него в темный коридор. — Здесь высокий порог — не упади...

Несколько счастливых дней провели они вдвоем на этой даче. Бродили по красноватому, промокшему песку залива, и за ними тянулись две цепочки следов. На бе­регу валялась всякая всячина: остовы когда-то давно по­тонувших лодок, плоские пенопластовые поплавки от мор­ских сетей, ржавые буйки, длинные бурые морские водо­росли, напоминающие щупальца гигантского кальмара, осклизлые доски, балки, днища бочонков, консервные бан­ки. Все это выкинула на берег недавно разыгравшаяся на заливе буря. С залива тянуло холодным влажным вет­ром с примесью гнилых водорослей и йода.

Притащив из сарая дров, Артем растапливал печку. Глядя на огонь, слышал, как за тонкой перегородкой Ни­на готовит ужин. Неяркие красные лучи заходящего солн­ца бродили по сыроватым стенам, наполняли огнем пус­тую хрустальную вазу и, еще немного задержавшись на каком-то позеленевшем навигационном приборе, исче­зали.

Нина почти ничего не рассказала о себе. Она была из тех редких женщин, которые не любят говорить о своей личной жизни. Единственное, что он узнал, Нина — хи­мик и учится в аспирантуре. Сейчас работает над дис­сертацией. Через год защита. Артему было легко и хорошо с ней. Ему — тридцатилетнему холостяку — даже пришла в голову мысль, что Нина, пожалуй, была бы для него подходящей женой.

Об этом он ей прямо и сказал, когда они возвраща­лись в Ленинград. Нина вдруг как-то вся съежилась, по­никла. Он с удивлением взглянул на нее. После долгого молчания она невесело улыбнулась и сказала:

— Я замужем.

Вопросов задавать он не стал. Молча довез ее до дома. Не стал спрашивать и телефона. Не потому, что не хотел больше встречаться, а из гордости.

Лицо у нее было грустное и задумчивое. Тут бы ска­зать ему несколько теплых, хороших слов, и все, навер­ное, было бы в порядке, но он молчал. Упрямо, как осел. Ему хотелось, чтобы она сказала эти хорошие, теплые слова.

Она сказала:

— Мы приехали.