Гладиаторы - Ерохин Олег. Страница 70

В атрии Ацилию встретило многолюдие — множество гостей, разбившись на маленькие группки, оживленно переговаривались, ожидая обед. Сама Нориция сидела в глубоком кресле у очага, рядом с ней стояли уже знакомые читателю Аппий Сумпий и Теренция.

— Ты что-то больно грустна сегодня, — сказала хозяйка, едва взглянув на Ацилию. — Уж не твой ли дружок огорчил тебя?

— Или, может, тебя огорчила его погремушка? — предположила Теренция.

— Видно, приятель Ацилии непозволительно богат, раз он позволяет себе огорчать такую милашку! — заметил Аппий Сумпий.

После того вреда, который нанес Марк репутации прелестей Ацилии (в ее глазах — очень, очень высокой!), выглядело бы по меньшей мере странно, если бы Ацилия продолжала помогать его укрывательству.

— Куда ж там «богат»!.. Мой отец из милости приютил какого-то хлыща, у которого нет ни сестерция! — злобно сказала Ацилия.

Аппий Сумпий развеселился — ему нравилось, когда особы женского пола злились.

— У него нет ни сестерция — вот он и хочет продать себя подороже! Наверное, он присмотрел себе покупательницу богаче, чем наша Ацилия!

Приятели засмеялись (о том, засмеялась ли Ацилия, пусть судит читатель). Трудно сказать, чем закончился бы этот разговор — хохотом или ссорой, — продлись он еще немного, но тут раб-распорядитель громогласно объявил, что стол накрыт, и все направились в триклиний.

Пара хороших кубков с цекубским погасила досаду, последующие же принесли желанное забвение, и вскоре Ацилия уже не вспоминала ни Марка, ни отца. Кубок настигал кубок, а там подоспел и неизменный спутник возлияний — разврат. Винцо да разврат — эти старые друзья и желанные гости Юлии Нориции — веселились и плясали до самою вечера до упаду.

…Пьяная Ацелия вернулась домой затемно. Первый, кого она встретила, приходился ей отцом. Секст Ацилий, вернувшийся из своей поездки еще в полдень, пришел в ярость. Ругая на чем свет стоит свою распутную дочь, управляющего, а пуще всего — самого себя (весьма похвальная самокритичность!), он приказал рабыням немедленно отвести Ацилию в спальню и впредь никуда не выпускать ее без его ведома.

Глава вторая. Плата

Каллист держал перед собой письмо, которое передал в его канцелярию чей-то раб (это случилось как раз не следующий день после праздника, устроенного для себя Ацилией).

Неизвестный доброжелатель утверждал, что знает, где скрывается бежавший из тюрьмы преступник Марк Орбелий, и за обещанное вознаграждение предлагал свои услуги. Каллист должен был явиться сам или прислать кого-нибудь из своих доверенных лиц к храму Януса, вечером этого же дня (причем с собой надлежало иметь сестерции). Прибывшего к храму Януса неизвестный обязывался отвести прямо к убежищу злодея, получив предварительно причитающуюся ему плату. Свое инкогнито таинственный помощник объяснял боязнью мести друзей заговорщика.

Ясно было то, что автору письма хотелось заработать, но вот собирался ли он заработать сестерций честным доносительством, либо он просто надеялся, поморочив голову, выманить их, в действительности ничего не зная о сбежавшем узнике?.. После непродолжительного раздумья Каллист решил все же поверить письму — по крайней мере настолько, чтобы заняться им.

«Возможно, кто-то из приятелей заговорщика решил выдать своего товарища — дело-то житейское! — предположил грек. — Но мне-то что делать с этим сребролюбцем?»

Если бы узник вновь занял свое место в темнице, то Каллисту пришлось бы опять что-то выдумывать, как-то выкручиваться, ловчить, чтобы только он замолчал, — подобная перспектива совсем не улыбалась греку. Так не лучше ли, не проще ли устранить этого добровольного помощника, нежели обременять себя заботами об Орбелии — его жизни или, вернее, смерти?..

Каллист велел позвать Сарта. Когда египтянин явился, он сказал ему:

— Ну, любезный Сарт, подставляй горсть — вот тебе гостинец: пришла первая весточка о твоем приятеле!

Грек протянул египтянину полученное им письмо и, когда тот, потемнев лицом, закончил читать, невозмутимо продолжал:

— Так что можешь отправляться. Ты, я знаю, сумеешь доказать этому умнику, что сестерции так легко не достаются, — в противном случае все были бы богачами!

Когда наступил вечер, Сарт вместе с полученными от Каллиста восемью чернокожими рабами-великанами отправился к форуму. У храма Януса он остановился — именно здесь ему предстояло дожидаться незнакомца, как это было указано в письме.

Незаметно наступили сумерки, а затем на форум опустилась ночь, и египтянину стало казаться, что он напрасно мерзнет — автору письма, возможно, что-то помешало прийти, а быть может, само письмо было какой-то шуткой. Внезапно послышались чьи-то шаги, в перед Сартом возникла фигура человека, с головы до ног укутанного в плащ.

— Где деньги? — грубо спросил незнакомец.

— А где преступник?

— Давай сестерции!.. Я отведу тебя к дому, где он скрывается, и подожду, пока вы не вытащите его. Можешь оставить со мной на это время кого-нибудь из своих рабов, если боишься, как бы я не улизнул. Ну а затем мы с тобой распрощаемся.

— Ну что же, пойдем! — сказал Сарт, отдавая мешок. — Но имей в виду — у любого из моих молодцов достанет сноровки постеречь тебя, пока я сам не уверюсь в том, что ты нс морочишь нам голову!

Незнакомец, получив мешок, взвесил его на руке и затем, по-видимому, вполне довольный его весомостью, засунул его в большую сумку, которую он запасливо прихватил с собой. После этого он махнул рукой, предлагая следовать за собой, и быстро пошел по направлению к Виминалу.

У дома Секста Ацилия незнакомец остановился и молча показал на него. В тот же миг он повалился с раздробленным затылком на мостовую.

Ловкий пройдоха не заметил малоприметный жест египтянина — Сарт, казалось, лишь слегка шевельнул левой рукой, сжатой в кулак. Этого было достаточно — один из чернокожих, получив приказ, резко взмахнул боевым топориком.

Сарт нагнулся к поверженному доносчику и приподнял его капюшон. Он увидел лицо римлянина, которое лишь однажды мелькнуло перед ним на каком-то пиру у императора, — он увидел лицо Аппия Сумпия.

Аппий Сумпий, встретившись с Ацилией в доме Юлии Нориции впервые после ее длительного отсутствия, из ее болтовни сразу понял, что за юнец так вскружил ей голову — ведь приметы Марка висели на каждом углу. Правда, в тот раз ему не удалось выяснить, где же скрывается голубок, но зато на следующий же день он вспомнил досадный пробел — Ацилия чуть ли не с радостью выдала убежище своего возлюбленного, которое оказалось домом ее отца.

Неудачливый игрок Аппий Сумпий, имевший множество долгов, сразу же ухватился за прекрасную возможность поправить свои дела. Он, разумеется, не собирался в открытую заявляться к Калигуле — Рим постоянно будоражили слухи о заговорах и заговорщиках, и он опасался их мести. Да и Калигула мог, чего доброго, объявить его самого преступником и засадить за решетку, чтобы не платить. Так умный Аппий избрал вроде бы надежный способ обогатиться — способ, который сулил ему безопасность и удачу.

Вдоволь насмотревшись на игрока, проигравшего свою последнюю игру, Сарт приказал рабам выкинуть труп в фонтан с дельфинами — тот самый, который находился поблизости от дома Секста Ацилия (бассейн у фонтана был глубокий; чтобы труп не всплыл, египтянин привязал к нему сумку покойника, предварительно вытащив из нее мешок с сестерциями и набив ее булыжниками). После этого Сарт вместе со своими помощниками повернул назад, во дворец.

Теперь египтянин знал, где находится убежище Марка, но опять вмешивать его в дела с Калигулой он не собирался. Да в Марке, собственно говоря, теперь не было никакой необходимости: Каллисту не без помощи Сарта за дни, прошедшие с тех пор, как юноша вырвался на свободу, удалось сплести достаточно крепкую паутину заговора — достаточно крепкую для того, чтобы ее не пришлось склеивать чьей-то кровью (по крайней мере, именно так считали и именно на это надеялись сами заговорщики).