Озеро призраков - Любопытнов Юрий Николаевич. Страница 67
Туляков позвонил. Павел был дома, согласно распоряжению Никиты Тимофеевича. Никита Тимофеевич сказал, чтоб он сидел как репка в сказке, за ним приедут и привезут к ним. Шофёра зовут Иван Иваныч.
В это время Раиса Ивановна принесла горячей закуски, и они снова сели за стол.
Через час с небольшим прибыл Павел. Шофёр его препроводил к гостям и тихо удалился.
— Садитесь, молодой человек, — пригласил его генерал, когда познакомился с журналистом. — Это вы записали на плёнку разговор «Кости-капитана» с подручными Харона?
Павел зарделся и произнёс хрипло:
— Я.
— Похвально, — проговорил генерал. — А вы хорошо разглядели тех двух, кто приходил к капитану?
— У меня хорошая зрительная память.
— Вот посмотрите на эту фотографию, — генерал положил перед ним на стол снимок. — Правда, эти люди были сняты очень давно, больше тридцати лет назад. Они изменились к настоящему времени. Но вы посмотрите хорошенько. Может, кто-то из них напомнит вам недавних гостей?
Павел внимательно всмотрелся в снимок и тут же ответил:
— Вот этот длинный, держащийся за дерево, очень похож на…
— Кого?
— Жердяя.
— Ты не ошибаешься. Не торопись. С того времени столько лет прошло. А оно…
— Нет, не ошибаюсь. Это его череп. Волосы уже тогда начали выпадать. У него очень запоминающийся череп. Лоб идет прямо от темени. Такой покатый. И руки. Его руки. Длинные. Смотрите, почти метр, от плеча до дерева.
— Действительно, длинные, — почесал нос генерал.
— Мы его видали, этого верзилу, — сказал Афанасий. — Коля, ты помнишь? Он тебе не напоминает мужика, который требовал у нас «камень»? Тогда… на даче Ирэны…
— Это он и есть. — Николай еще раз внимательно посмотрел на фотографию. — Мы ж тогда решили, что это Жердяй, как его нам обрисовал Павел.
— А толстяка, второго, кто заходил в вагончик к капитану, тут нет? — спросил генерал.
— Вот этот упитанный очень смахивает, — ответил Павел. — Но за достоверность ручаться не могу. Похож, но возможно, не он. Могу ошибиться. Не знаю.
— Хорошо. А это точно Жердяй?
— Да во сне мне его образина снится. Пройди ещё сто лет, а его всё равно узнаю.
Генерал расправил снимок ладонью на столе:
— Вот этот упитанный, как назвал его Павел, начальник тыла объекта. А с длинными руками… никто его не знает. Сын Теребилова назвал должности всех, кто здесь изображен, а длинного ни должность, ни его самого не знает.
— Он и фамилии их назвал? — спросил Туляков.
— К сожалению, нет. Только должности, по рассказам отца. Отец называл и фамилии, но сын не запомнил. Мы восстановили фамилии по должностям. Толстяк носит фамилию Кротов, он действительно интендант. Вот этот начальник тяги Хвостов… А этот долговязый… мистер Х.
Генерал обратился к Павлу:
— Это «Костя-капитан» длинного назвал Жердяем?
— Кличку не я придумал. Её назвал Костя.
Генерал задумался:
— Был там сверхсрочник, прапорщик, макаронник. Мослом его солдаты называли, по фамилии Жердяев. Он одно время занимал должность старшины роты охраны. Недалекий был человек и что самое главное — жестокосердный. И руку прикладывал иногда. Его потом отправили в другую часть на другую должность. Следы его затерялись. Возможно, это и есть Жердяй. Если он служит у Харона в роли заплечных дел мастера, можно предположить, что это и есть тот «Мосёл».
Глава тринадцатая. Эксгумация
Генерал заехал за Туляковым на персональной машине утром, в самом начале рабочего дня. Было пасмурно и прохладно. Временами начинался мелкий дождик, но быстро прекращался. Асфальтовые мостовые матово блестели, и от колёс машин оставались на их поверхности ребристые следы. Кое-где горели не выключенные с приходом утра фонари. Верхние этажи высоток серым силуэтом проступали из плотного тумана, затянувшего небо. В некоторых окнах горел свет, и размытые их пятна жёлтыми огоньками разрывали водянистую пелену.
Кроме Владислава Петровича, в машине на заднем сиденье сидел ещё один человек, как и генерал, тоже в штатской одежде. Был он не стар, с чисто выбритым лицом. Из-под расстёгнутого лёгкого плаща виднелся серый костюм. С белой рубашкой констатировал яркий галстук.
— Николай Васильевич, — представил Тулякову мужчину генерал. — Врач-эксперт. Остальные мои ребята с местной милицией должны быть уже на месте.
Они поехали в сторону Коломны, в окрестностях которой была дача Харона, и где на одном из сельских погостов он был погребён.
— Тихо и чинно похоронен, — сказал генерал, — без литавр и медных труб.
— Он был на пенсии? — спросил Туляков.
— После закрытия объекта его быстро спихнули на пенсию. Даже очередного звания не присвоили. Как был он подполковником, так и остался.
— Квартира у него была в Москве?
— Была. Он её оставил дочери, та прописала мужа, какого-то шоумена из СНГ, втянулась в ночные увеселения, стала употреблять наркотики, квартиру продала, чтобы можно было купить героин, и так окончила дни свои. Харон жил на даче и тоже как-то не по-христиански умер.
— Это как не по-христиански?
— Попал под поезд. Измололо его… Была версия, что сам бросился на рельсы.
— Кто ж тогда под его именем выступает?
— Это и надо выяснить.
— А дача, на которой держали моих друзей, ты выяснил, кому она принадлежит?
— Некоей Ирине Арнольдовне Солимской.
— Мисс Ирэне — протянул Туляков. — Любовнице Харона, или как его…
— Совершенно верно. Дача оформлена на её имя.
— Надо бы её привлечь к этому делу. Раз она любовница Харона, или того, кто пользуется его именем, она должна много знать о нём.
— Не скажи. Что он в постели или в ресторане рассказывал ей о своих разработках?
— Может, она знает какие-то интересные подробности?
— Может быть, но она исчезла, как сон, как утренний туман.
— С пятьюдесятью тясячами долларов?
— Ты только свои считаешь! Харон ей ни в чём не отказывал до последних злосчастных событий, о которых твои друзья мне поведали. Это мы проверили. Так что она могла скрыться в известном направлении, в сторону моря, на песчаный брег какого-нибудь Акапулько, а может, Багамских или даже Подветренных островов.
— Так далеко?
— Я утрирую. Может быть, и так, а может, её пришил какой-то подручный Харона, если он есть.
— За то, что она выдала его пленников?
— Может быть. Хотя к тому времени они знали, где «камень», и пленники им были уже не нужны… Человек, который выдает себя за Харона, — хитрый и опытный противник, — продолжал Владислав Петрович, полуобернувшись к Тулякову и его соседу. — Он не только уничтожил архив личного состава, в том числе и данные разработок, но даже фотографии. Мы не знаем, как он выглядел. Кроме фотографий, где он изображён после окончания института.
— А сослуживцы. Ни одного не нашли?
— Нашли, конечно. Они описали его внешность.
— Ну вот, можно фоторобот составить.
— Обойдёмся без этого. У одного его подчиненного мы нашли любительскую фотографию Харона последних лет, когда он ещё работал на объекте. Он в кругу приближённых лиц… скрытно его сфотографировали. Раздобыли его медицинскую карту. Разыскали дантиста, который ему протезы делал. Так что мы тоже не лыком шиты…
— Я этого не говорил, — промолвил Никита Тимофеевич.
Его сосед, Николай Васильевич, за время их беседы с генералом, не проронил ни слова, безучастно смотря на проплывающий за стёклами автомобиля пейзаж.
Они миновали Бронницы и свернули налево.
— Скоро подъедем, — сказал генерал. — Видите небольшое дачное товарищество. Здесь Харон жил. А кладбище за ним, сельское, старое, при церкви…
Они подъезжали к кладбищу на высоком берегу реки, когда небо прояснилось, выглянуло солнце и защебетали птицы. Машина преодолела пологий подъём в лесном массиве по асфальтированной узкой дороге и остановилась на небольшой площадке у входа на кладбище. Оно не было обнесено оградой, и въезд никак не был обозначен, кроме того, что по бокам росли две старые ёлки, как столбы воображаемых врат. Невдалеке за старыми липами виднелась не то небольшая церквушка, не то часовенка.