Куда пропали снегири? - Сухинина Наталия Евгеньевна. Страница 44

-   Я не могу больше,это пытка, понимаешь... Зачем ты затеял всё это, сколько ещё ты будешьпритворять­ся и морочить ей голову? Пора что-то решать.

«У каждого своё»,- подумала Ирина и хотела бы­ло незаметно уйти.

-   Ты потерпи,потерпи, солнышко моё ненаглядное. Ты же знаешь, как я люблю тебя, мы будемвместе, вот увидишь. Но не сейчас. У нас юбилей, серебряная свадьба, не могу жея сказать ей об этом сейчас. Это жестоко, Таня, согласись, это жестоко.

Это был голосОлега. Первые несколько секунд Ирина почувствовала, что у неё поплыла подногами земля. Но потом она впилась глазами в черноту, обра­тилась в слух, боясьупустить хотя бы слово:

-   Жестоко? А нежестоко покупать мне билет в со­седнее купе, привозить меня сюда, чтобы якаждый день видела твою сияющую счастьем жену, не жесто­ко дарить мне короткиепоспешные встречи, ночью, на сыром песке, пока она спит в люксе.

-   Потерпи. Этопоследняя её радость. Вернёмся, я ей всё скажу. Я сам измучился. Ты же умница,Танеч­ка, потерпи.

-   Я люблю тебя,Олег. И готова терпеть, сколько скажешь.

-   Вот и хорошо, ятоже тебя люблю. Совсем скоро мы будем вместе, и никто нас никогда не разлучит.Я пойду, я уже и так задержался...

Она опередилаего. Она успела. Легла, отвернув­шись к стене, затаилась. Он долго плескался вванной, потом тихонечко, боясь разбудить её, лёг рядом. И мгновенно заснул.

Утром Ириназнала, что сделает. Ночь хоть и ко­роткая, потому что летняя, а идёт в ней,видимо, час за два, если успела Ирина несколько раз проиграть плас­тинку ихнеповторимого свадебного путешествия. И вот ведь удивительно: у неё не былослёз. Сухими, воспалёнными глазами смотрела она в чёрный пото­лок, пока смутноне прорисовалось в нём едва замет­ное пятно абажура. Потом пятно стало рельефным,потом во всей своей красе предстал красавец - абажур их роскошного семейноголюкса, зелёный, бархатис­тый, не утомляющий взора.

Ирина встала,боясь, что Олег проснётся раньше, и она не выдержит. Ушла на море, но и тутсжималось от страха сердце: вдруг встретит Татьяну. Обошлось. Олег стоял набалконе и беспокойно всматривался в садовую аллею.

-  Кудаты пропала? К завтраку опоздаем!

-   Иди, я догонютебя! - хотела сказать весело, а по­лучилось вызывающе громко, почти визгливо.

Да, она знала,что сделает. Она наденет своё ве­чернее платье. Плевать, что утро, что онабудет вы­глядеть в нём нелепо. Нелепее, чем выглядела она рядом с мужем,который в соседнем купе разместил свою любовницу, ей уже не выглядеть. Онауйдёт красиво и избавит его от ожидания подходящего мо­мента. Со своейсеребряной свадьбы она проводит его к свадьбе новой, жизнь раскручиваетсястреми­тельно: «Олег, лови момент!» Она ненавидела его, она хотела егорастоптать, разметать по клочкам, но она знала, что сделает.

Завтрак был вразгаре, когда Ирина вошла в ресто­ран в своём чёрном, на бретельках, платье.Глянула в попавшееся на пути зеркало. Маска. Маска вместо лица. Некрасивая,неживая. «Старая, какая я ста­рая...» Она сама испугалась себя. Села. Олегнапрягся, увидев её в «козырном» наряде:

-  Тычто, обалдела?

-   Гулять такгулять. Закажи мне коньяк. Если мож­но, такой, какой мы пили в поезде, помнишь?

Официант принёсконьяк. Она налила себе в боль­шой бокал для сока, пригубила.

-  Яхочу сказать тост.

Олегпочувствовал недоброе:

-  Прекратиистерику.

Она встала ичерез весь зал, с бокалом, направилась к столику Тани. Та сидела спиной к ней,намазывала масло на кусок хлеба, мирно беседуя с соседкой.

-   Ты пила коньяк занаше семейное счастье, - гром­ко сказала Ирина. Таня вздрогнула, повернула кней бледное лицо. — Теперь я хочу выпить за твоё счастье, - она хотелапродолжить заготовленную ночью фразу, красивую, витиеватую, но комок нена­вистиперекрыл гортань, она зашипела, она испуга­лась своего голоса:

-   Подавись, - ивыплеснула коньяк в лицо сопер­нице.

Что было потом -не знает. Убежала, с трудом удерживаясь на высоких каблуках. Побросала вещи вчемодан, выбежала на улицу. Только в самолёте пришла в себя, выпилапредложенный стюардессой кофе.

Вскорепосле этого и позвонила:

-  Яопозорю его на весь белый свет...

Жажда местидавала силы. Она взяла на себя орга­низацию развода, она позвонила шефу Олега иоткры­ла ему глаза на «положительного» подчиненного. Она выложила сыну вподробностях всю историю их ко­роткого отпуска и заявила: «У тебя больше нетотца, он умер и для тебя, и для меня». Сын обнял её, а она всё никак не моглазаплакать. Прошло месяца два, Ирина устала от мести, ей захотелось сочувствия,и она стала искать его среди близких. Да разве нашла? Судить-то мы мастера.«Эх, не надо было тебе ломать дров, ушла бы потихонечку». «Эх, не надо тебебыло посвящать в ваши дела сына». Эх и эх, сколько всяких «эх» на еёизмотанную, сломавшуюся в ненависти ду­шу. Однажды ей очень захотелосьпозвонить Олегу и попросить его о встрече. Нет-нет, она ни на что не претендовала,но пусть он расскажет ей, как он умуд­рился поселить в своём сердце двухженщин, как смог так искусно скрывать от неё свои чувства к Тане. Ведь она ниразу не почувствовала тревоги. Только тогда, когда проснулась среди ночи ипошла искать его. Не позвонила. Да и знала: никогда не позвонит. А ещё ейбыло... стыдно вспоминать тот свой «маскарад» в рес­торане, она пряталась отвоспоминаний, но они насти­гали её и мучили. Тогда-то она позвонила мне второйраз и попросила о встрече. Я вспомнила её нервный, взвинченный голос, упрёки.

- Приходите.

Мы просидели сней два часа на кожаном диване в коридоре. Она говорила сначала торопливо, нопо­том успокоилась. Я слушала и удивлялась тому, что давно заметила. Нам легчеговорить с чужими. Чужие не знают нас хорошо, нам можно причёсывать своипоступки, оправдывать себя. Вот и Ирина. Она прожи­ла с Олегом много лет, а неразобралась. Да, говорила она, он оказался скрытным, хитрым. Какая подлость...Но она сильная, она перенесёт. И вдруг вздохнула, посмотрела на меня печальнымиискренними глазами:

-   Может, мне вцерковь сходить? Говорят, помога­ет...

Ачерез три дня опять позвонила:

-   Ходила. Сбатюшкой говорила. А он мне: «Прос­ти его!» Я должна простить Олега, как вамэто нравит­ся! Он предал меня, он всадил мне нож в самое сердце, и я же должнаего простить! Ничего не понимаю... Разве можно простить измену?

-   Простить можновсё. Только вот не все это мо­гут...

Она не звонилаочень долго. А я вспоминала её час­то, жалела, что не взяла номер телефона, икак же об­радовалась, когда услышала:

-   Это Ирина.Помните, та самая, история с отпус­ком в Сочи? Можно приду? Потерпите меня ещёне­много...

Опять мы сидим наредакционном кожаном диване и опять никуда не спешим. Разве можно спешить, еслисидящий перед тобой человек говорит очень важные выстраданные слова:

-   Я опять пришла кбатюшке за утешением. А он своё, утешать не буду, а вот настроить душу на про­щениепомогу. А я опять ему: «Не прощу, не смогу простить». А он своё: «Трудись - исможешь, а без труда разве можно добиться в жизни чего-нибудь путного?» Как наработу ходила в храм. Сын завол­новался: «Мать, как бы тебе не перемолиться». Апо­том вдруг говорит: «Смотрю на тебя и не узнаю, ты или не ты. Какая-тосветлая, ты, мать, стала». А я са­ма чувствую, внутри посветлело. Икона есть -«Уто­ли моя печали». Я перед ней встану, молиться не умею, так стою. А оно -отпускает... А ещё «Умягче­ние злых сердец» купила, небольшую, на картонке,какая разница. Прошу умягчить моё сердце, уж очень ожесточилось оно после тойистории. А потом как завеса открылась: столько увидела в своей душе, Олегу сомной не сахар жилось, не от хорошей жиз­ни на молодую засмотрелся. Я решила,будь что бу­дет. Позвонила. Таня взяла трубку. Я говорю, это Ирина, ты меняпрости за всё. И Олегу передай, что прошу у него прощения. Так легко стало!Какое это удивительное чувство - чистая совесть. Нам бы эти праздники каждыйдень праздновать, а мы из них со­бытие делаем. Вроде как подвиг — человекапростить. А это наша обязанность перед Богом.