Где живут счастливые? - Сухинина Наталия Евгеньевна. Страница 10

Но это ещё не конецистории, а её начало. Самое страшное - впереди. Прошло несколько лет, исъехались в маленький городок в Краснодарском крае родственники Ольги Борисовнынавестить Вовкину могилку, помянуть мальчика. Отправились на кладбище. Взяли ссобой и Ольгу Борисовну в инвалидной коляске. Как водится, по-русски,расстелили на могилке чистое полотенце, на нём разложили снедь - колбасу,варёные яйца, помидоры. Выпили, не чокаясь, закусили. Помолчали. Потом сталивспоминать, какой был Вовка сообразительный, добрый, как любил своего Дружка. Исфотографировались на память, когда ещё вместе соберутся...

Родственники уехалидомой в Брянск и через пару недель прислали Ольге Борисовне фотокарточку. Взглянулаона на неё и отложила в сторону. Зашла соседка. Ольга Борисовна показалафотокарточку ей. Та рассматривала фото, вспоминала родственников, на нёмизображённых, да только вдруг побледнела и выдохнула тихо:

- Вовка! Ты что, Ольга,не видишь? Вовка на фотокарточке!

Ольга Борисовнадрожащими руками взяла фото. И... потеряв сознание, обмякла в своей инвалиднойколяске.

У моей читательницы изКраснодарского края муж - священник. Слух о страшной фотокарточке, на которойпроявился умерший несколько лет назад мальчик, быстро облетел городок. СамаОльга Борисовна замкнулась, никого в квартиру не пускала, но соседи... Развеудержать им было в масштабах дома жуткую новость? И начались беспардонныезвонки:

Это квартира Сорокиной?А правда, что вашего сына убили, а через несколько лет он проявился нафотокарточке?

Алло! Наконец-то ядозвонилась. А правда... Несчастная женщина. Какие нечеловеческие муки пришлосьей вынести, пока бурлил городок, обсуждая охотно и громко страшную новость. Нопотихоньку всё утихло. И когда отец Павел, муж моей читательницы, священникместного храма, осторожно завёл с Ольгой Борисовной разговор о крещении, она, кудивлению, согласилась. Вместе с батюшкой приехала в квартиру Ольги Борисовны иматушка Нина. Таинство Крещения было совершено. И когда они вместе пили послекрещения чай и разговаривали, хозяйка сама завела разговор о фотокарточке.

— Что это может быть,почему, батюшка? — достала из шкафа спрятанное в конверте фото.

Они долго смотрели накарточку и ушли потрясённые. Матушка Нина и написала мне тогда письмо: «В этотрудно поверить, но я верю своим глазам. На фотокарточке изображён сын ОльгиБорисовны, несколько лет назад утопленный жестокой женщиной. Ольга Борисовнаговорит, что даже рубашечка на нём та, в которой его хоронили. Мальчик сидит насвоей могилке... Приезжайте, убедитесь сами, что я ничего не придумала».

Я ни на секунду неусомнилась в правде матушкиных слов. Хотя сам факт, конечно же, невероятный. Ноехать не собиралась, пока, по воле Божьей, не оказалась совсем рядом отмаленького краснодарского городка. Звоню матушке;

Еду…

Матушка Нина встретилана вокзале и, пока ехали до дома, сообщила следующее:

Представляете, опятьфотокарточка город будоражит. У Ольги Борисовны есть лечащий врач, она ейдоверилась и показала фото. Врач выпросила у неё фотокарточку на денёк,дескать, дома показать. Ольга Борисовна дала, а врач обзвонила всех знакомых ипригласила на просмотр. Народу, говорят, набежало! Все в шоке. Одна женщинасразу сознание потеряла, другая слегла после этого, взяла больничный, а одинмужчина в отпуск после этого ушёл, говорит, не могу в себя прийти. Опять звонкиначались, опять Ольга Борисовна никого к себе не пускает, и уж и не знаю,попадём ли мы с вами...

На всё воля Божия. Каксложится, так, значит, и надо. Матушка Нина позвонила Ольге Борисовне,осторожно, издалека начала разговор, передала поклон от батюшки, сказала, чтобатюшка всегда готов к нем прийти, если надо, да и она тоже, а потом спросила,разрешит ли она заглянуть к ней на минуточку со знакомой из Москвы. ОльгаБорисовна, к нашему удивлению, согласилась.

Скрип коляски, медленныйповорот ключа в замке. Женщина с короткой аккуратной стрижкой смотрит пытливо,но совсем не настороженно. Приглашает в комнату, где тесно горшкам на окнах сцветущими пышно и весело цветами. Мы говорим о цветах, о погоде, о разнойдежурной ерунде. Сердце стучит. Ольга Борисовна кладёт передо мной на столфото. Оно в конверте. Мне осталось только руку протянуть, но я медлю... И опять— о цветочках, о вязаных салфетках, о погоде. Потом, как бы между прочим, вразговоре, беру фотокарточку. И вижу: группа людей, шесть человек. Всеприжались друг к другу, напряжены, смотрят в объектив. Никто не улыбается.Кладбище место невесёлое, улыбки здесь неуместны. Вторая справа Ольга Борисовнав инвалидной коляске. Расположились все перед небольшим могильным холмиком. Нанём белое полотенце, на полотенце - еда. А справа, как-то сбоку, сразу и нерассмотришь, будто кто-то спрятался за могильный холм, выглядывает из-под него.Не рассмотреть...

Ольга Борисовнапротягивает мне лупу.

- Так лучше видно...

Смотрю в лупу и цепенеюот ужаса. На краю могилы полулежит, полусидит, а скорее всего, как бы выходитиз могилы — ребёнок. Волосёнки рассыпаны по плечам, взгляд страдальческий.Господи, дай силы не закричать, не закрыть лицо руками, не задохнуться отподступившего к сердцу ужаса. Ребёнок что-то прижимает к себе, что-то чёрное,что-то... Собачка! Верный Вовкин Дружок! На фотокарточке явно видно, как крепкоприжимает его к себе малыш.

Откладываю в сторонулупу. И - не могу поднять глаз на мать.

Как вы думаете, что это?- спрашивает она устало.

Молчу. Сейчас главное -молчать. Потому что первое вырвавшееся слово выдаст моё потрясение. Голосзадрожит, слёзы обнаружат себя, и женщина, сидящая рядом в инвалидной коляске,будет страдать. Нет, нет, надо выдержать. Чувствую на себе взгляд матушки Нины.Испуганный и жалостливый. Уже на улице она скажет мне, что я побледнела и онаочень за меня испугалась. Но пока мы сидим с ней на диване, а Ольга Борисовнапоказывает нам свои вязаные салфетки. Пора собираться. И я вновь протягиваюруку к фото, собираюсь с духом ещё раз взглянуть на него. И ещё раз явно вижуполулежащего на краю могилы Вовку, прижимающего к себе Дружка.

У меня большая лупабыла, так через неё явно видны даже веснушки на Вовкином лице. Он конопатыйбыл, мой сыночек...

На ватных ногахподнимаюсь с дивана. Прощаемся. И уже в дверях Ольга Борисовна говорит:

— А вы вовремя ко мнепришли. Я ведь скоро уезжаю в другой город, к брату, на Алтай. Квартиру продала.Жить здесь нет никаких сил.

Оказывается, полгоданазад к Ольге Борисовне пришла одна местная коммерсантка и предложила бизнес:Ольга Борисовна даёт ей негатив фотокарточки, та печатает их целую пачку и...продаёт. Процент от дохода матери на бедность. Несчастная женщина толькопосмотрела на неё и ничего не сказала. Теперь она бережёт эту карточку какзеницу ока, но всё равно чувствует, что не угомонится местный любопытный люд,не сыскать покоя настрадавшейся душе материнской.

Совесть - категория беспокойная.С ней жить - только мучиться. Только примерять себя к событиям, толькоосторожничать, только деликатничать, только оглядываться. Да разве это жизнь?Мука. А без совести вольготно, без совести весело и прибыльно. Фотокарточка смолотка. Ну не вернёшь уже Вовку, а на чёрный день накопить запросто можно. Аей-то, Ольге Борисовне, инвалиду, деньги явно не помешают. Логика убогихубивает своей наглой определённостью. На неё и возразить трудно. А ОльгаБорисовна и не возразила. Она переезжает в другой город, где никто никогда неузнает о страшном феномене.

Правда, мне сказали, чтонегатив фотографии всё- таки уплыл из её квартиры и что якобы он в Москве, вкаком-то исследовательском институте и что якобы ученые говорят, что такоеслучается раз в тысячу лет.

Правда это или нет — незнаю. Сначала хотела я попытаться найти и тот институт, и тех ученых. А потомподумала — зачем? Ведь я видела ту карточку собственными глазами и о еёсуществовании свидетельствую перед Богом. Я видела выходящего из могилы мальчикас растрёпанными волосёнками и полными ужаса глазами. Видела чёрного Дружка вего руках, видела несчастную мать, чья жизнь — сплошное страдание. Мне хотелосьуслышать мнение духовных лиц и понять духовную суть этого феномена. И яспрашивала многих священников, и все они говорили приблизительно одно и то же.Душа некрещёного без места, она мечется и просит утешения, покоя и не получаетего, и вопиет к самым дорогим, оставленным на земле людям. А Дружок? Видно,любовь к собачке, желание не расставаться с ней, даже когда тяжёлый каменьпотянул Вовку ко дну, впечатались в детскую душу, и она навеки приняла в себяэту последнюю радость.