Любовники-убийцы - Бело Адольф. Страница 36
Через несколько дней к Марго явился адвокат. При виде этой молодой женщины, бледность лица и глубина взгляда которой делали ее невыразимо прекрасной, N. почувствовал нечто такое, чего ему никогда не приходилось испытывать в жизни.
— Меня попросили взять на себя обязательство защищать вас, — сказал он в волнении. — Я к вашим услугам. Но вы должны быть откровенны со мной. Адвокат — это тот же исповедник. Он так же хранит тайны, которые ему доверяют. Скажите же мне всю правду.
— Это весьма просто, господин, — ответила она без малейшего волнения. — Меня обвиняют в низком преступлении, а я его не совершала.
N. страстно хотел верить ей, но ему были известны подробности процесса: и показания Фурбиса, и показания свидетелей. Он долго размышлял над ними, прежде чем отправиться в тюрьму, и убедился сполна.
— Зачем, — мягко заметил он ей, — вы настаиваете на ваших словах? Они только вызовут раздражение у судей, но не спасут вас.
— Я не виновна, — твердила Марго.
За несколько минут до того, как ее известили о приходе N., она велела принести ребенка. Она держала младенца на руках, и казалось, его присутствие вдохновляло ее на ответы адвокату. Он встал со словами:
— Вы не хотите мне довериться. Я вынужден буду отказаться от вашей защиты.
Она не отвечала.
— Какая гордыня! — продолжал он. — Истина освещает ваше дело со всех сторон, и вы хотите задушить ее! Разве это возможно?
— Я не виновна.
— Нет, вы виновны, и вам было бы гораздо лучше признаться — это единственная возможность смягчить вашу участь.
Марго оставалась непоколебимой. В эту минуту в комнату вошла сестра милосердия.
— Сестрица, — обратился к ней N., — помогите мне. Эта женщина совершила ужасное преступление. Я хочу защищать ее, хочу спасти ей жизнь, но надо, чтобы она созналась. Она же продолжает отпираться, несмотря на то что ее виновность практически доказана. Добрый совет с вашей стороны, быть может, вынудит ее сознаться.
Сестра милосердия подошла к Марго и мягко обратилась к ней.
— Давно ли вы молились Богу, моя милая? — спросила она.
Не ожидавшая этого вопроса, молодая женщина сосредоточенно взглянула на стоявших рядом с нею людей, затем посмотрела на своего ребенка и ответила мрачным голосом:
— Нет, недавно. Я каждый день прошу Бога, чтобы он доказал мою невиновность.
— Ах! — воскликнул адвокат, теряя всякую надежду. — Я вижу, что мне здесь больше делать нечего.
Он вышел, огорченный до глубины души. Первый раз в жизни ему пришлось встретить преступника, на которого не действовали его убеждения. Видя настойчивость обвиняемой, он отказался защищать ее, не надеясь выиграть дело. Что же касается Марго, то, едва успел он выйти, она горячо обняла свое дитя со словами:
— Это ради тебя я отказываюсь от их советов, ради тебя я никогда не признаюсь в моем преступлении. Все против меня, и меня осудят. Но, может быть, когда тебе минет пятнадцать или двадцать лет, ты убедишься, что мать твоя была не виновна. И ты никогда не допустишь мысли о моей вине, если я сама не соглашусь признать себя преступницей!
Время шло, оставалось всего несколько дней до разбирательства. Бригитта выбрала лучшего из адвокатов Карпентры для защиты своего мужа. После того как в городе разнесся слух, что N. отказался защищать Марго, ей был назначен защитник от правительства. Эти слухи были не совсем верны: N. решил ждать. Он не считал благоразумным доказывать невиновность женщины вопреки тем фактам, которые находились в руках обвинительной власти, но он надеялся, что Марго признается в последние минуты. Накануне открытия заседания присяжных, которое должно было начаться разбирательством дела обвиняемой из Нового Бастида, в тюрьме Карпентры произошло следующее событие, которое и определило судьбу Марго.
Был уже вечер. В тюрьме все спали. Лежа на постели в своей комнате, Марго напрасно пыталась уснуть — сон как будто оставил ее. Вдруг дверь в ее комнату отворилась, и вошла сестра милосердия, сопровождаемая кормилицей. Женщина как сумасшедшая кинулась к Марго, крича:
— Сударыня, сударыня, дитя очень нездорово!
На эти слова Марго ответила не менее ужасным криком и бросилась к колыбели сына. Кормилица нисколько не преувеличивала: бедный ребенок умирал, охваченный той ужасной болезнью, которая, не имея никаких внешних проявлений, уносит жизни детей. Поскольку Марго находилась в тюрьме под следствием, то к ней были очень внимательны, и на этот раз начальник тюрьмы, прежде чем известить ее, пригласил доктора, чтобы тот решил, выживет ли дитя.
— Вы ведь не можете спасти его, правда? — вскрикнула Марго.
— Надежда есть еще, — счел нужным заметить доктор.
— Нет-нет! — продолжала она. — Вы обманываете меня! Я чувствую, что все кончено.
И, упав на колени у люльки в ногах умирающего младенца, она с грустью стала смотреть на него.
— О! — говорила она, рыдая. — Ангелы зовут тебя, ты идешь к ним. Твоя мать недостойна тебя, они сказали тебе это, и ты меня оставляешь. Нет-нет! Останься, заклинаю тебя, скажи им, что ты не хочешь умирать.
Ребенок тихо пошевелился.
— Доктор, — оживилась Марго, поднимаясь на ноги, — мой сын не хочет умирать! Спасите его!
Младенец хрипло дышал.
— Уведите ее, — велел доктор сестре милосердия.
Та хотела было вывести Марго.
— Оставьте меня! — закричала она, обезумев от горя. — Он жив!
Но бедное дитя скончалось.
Марго отвели в камеру. Восемь часов просидела она неподвижно на стуле, прислушиваясь, не раздастся ли крик сына. Сестра милосердия не отходила от нее.
Через два дня Марго позвала N., который не замедлил явиться.
— Я сделаю и скажу все, что вы хотите, — молвила она, увидав его. — Да, я виновна! Бог жестоко наказал меня. Он забрал у меня моего ребенка.
Глава XXII
Разбирательство началось 1 мая 1862 года присяжными округа Воклюз, заседающими в Карпентре. Трудно передать, какой резонанс вызвало это преступление по стране. Со всех концов департамента съехались люди, чтобы следить за прениями. Здание суда было не особенно обширно, так что полиция с трудом могла сдерживать толпу тех, кто желал пробиться в зал заседания суда.
Таинственность, до сих пор окружавшая дело об убийстве Паскуаля, положение в обществе и молодость обвиняемых, громкая слава о красоте Марго, тяжесть преступлений, известность адвокатов, призванных защищать подсудимых, — всего этого было достаточно, чтобы вызвать любопытство публики, постоянно жаждущей новых впечатлений.
Около здания суда, на близлежащих улицах и площадях собралось множество людей, с чисто южной горячностью обсуждавших подробности этого запутанного дела. Ворота во двор здания окружного суда отворились в восемь часов, и в ту же минуту зал суда наполнился публикой, кинувшейся в открытые двери. В углу, неподалеку от судей, сидела Бригитта с двумя детьми. На столе между прочими вещественными доказательствами можно было заметить ружье, связку писем, большую банку, наполненную фосфорным раствором, различные пузырьки с ядом и без. На скамье защитников сидели N., адвокат из Эмса, защитник вдовы Паскуаль и старшина адвокатского сословия из Карпентры, защитник арестованного Фурбиса.
Публика заметно оживилась, когда жандармы ввели в зал подсудимых. Фурбис вошел первым, опустив голову; он казался убитым. Напрасно его жена пыталась привлечь его внимание — он, казалось, не замечал ни ее, ни своих детей.
За ним вошла Марго. Все взгляды обратились на нее, но любопытство зрителей не могло быть удовлетворено сполна, так как лицо ее было закрыто вуалью. Жандарм расположился между ними. Фурбис явно хотел что-то ей сказать, но она отвернулась от него.
В девять часов вошли судьи. Генеральный адвокат Нимского суда занял председательское место, около него поместился прокурор Карпентры. Исполняя необходимые формальности, он приказал прочесть обвинительный акт.
Из бумаги публика узнала характеры подозреваемых лиц и подробности происшествия, а также все события, описанные в предыдущих главах нашего рассказа, но, конечно, изменен был способ изложения на более соответствующий настоящему случаю. Мы не станем передавать, какое впечатление на присутствующих произвел этот доклад своими ужасными подробностями.