Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая - Вишневский Евгений Венедиктович. Страница 13

Без пяти одиннадцать моряки, рыбаки и пограничники начали собираться на выход — не позже одиннадцати им надо быть на кораблях. Дамы шутят с рассерженными кавалерами, пряча их бескозырки.

И вот танцы закончены, но о конце веселья не может быть и речи. Оно будет продолжено едва ли не до самого утра в бараках и окрестных кустах.

24 июля

Туман, упавший на остров с утра, к обеду разнесло, и солнце снова засияло во всю мочь. Мне нужно сегодня просушить и прожарить на нем все наше экспедиционное имущество. А ребята-геофизики с семьями пошли купаться и загорать на свою «лужу». Поскольку купаться в океане здесь холодно, ребята взорвали посреди ручья, что протекает в полукилометре от их станции, приличный заряд взрывчатки — и получился отличный бассейн для купания. Глубина в нем небольшая, чуть выше пояса, но и этого вполне достаточно, да и за детей можно не беспокоиться — не утонут.

Вообще, живут ребята на цунами-станции дружно и интересно. Все солнечные дни по возможности объявляются здесь выходными, а пасмурные субботы и воскресенья — рабочими. Впрочем, поскольку квартиры, лаборатории и мастерские расположены в одном доме — квартиры на втором этаже, а лаборатории и мастерские на первом, работают все, когда им вздумается, частенько даже и по ночам.

25 июля

Сегодня на цунами-станции объявлен большой аврал — все мужское население (и я в том числе) отправляется в ближнюю бухту, которую все здесь зовут «нашей» бухтой, для производства каких-то важных и тяжелых морских работ. Идти надо километра два через сопки, а потом спускаться по канату с очень высокого обрыва на берег океана. Для работы геофизикам нужен катер, и сегодня пограничники обещали его дать.

Сначала в путь отправились женщины, и я с ними. У нас в рюкзаках посуда, еда, две бутылки водки (сухой закон не про нас) и теплая одежда для водолазов. Ребята же пойдут следом — им надо еще проверить акваланги, водолазные костюмы, какие-то приборы и устройства для работы. Все это они, разумеется, потащат на себе.

«Наша» бухта, не в пример красавцу Матакутану, оказалась дикой, неприветливой и даже какой-то неопрятной. Здесь полно мелких острых камней, вода мутная, дно столь густо заросло капустой, что в воде не только ничего не видно, но и всякое передвижение с аквалангом затруднено.

Очень долго ждали пограничный катер да так и не дождались. Часа через три вернулся начальник станции Андрей и сказал, что у пограничного начальства переменились планы и на сегодня нам в катере категорически отказано. Вздохнули, развели руками, съели все припасы, выпили водку и тем же путем, вверх по канату, потом тропами через сопки несолоно хлебавши вернулись восвояси.

Вечером ходили в гости (на день рождения) к моряку-пограничнику, старшему лейтенанту Валере в военный городок. Валера холост, но стол, которым он нас встретил, всех сразил наповал. При этом все напитки и кушанья были японскими: виски «Никка», несколько видов сакэ, два неизвестных мне сорта вина и даже шампанское; очень вкусные маринованные грибы (тоже неизвестные мне, японские), различные рыбки, моллюски, какие-то маринованные травы, диковинные салаты, а к ним необыкновенные соусы. Словом, сказка, а не стол: все экзотично, ароматно, пряно, красиво. И все расфасовано в изящнейшие баночки, скляночки, бутылочки.

— Откуда это великолепие? — ахнув, спросил я.

— Да мы тут намедни одну шхуну в наших водах изловили, — смущенно сказал Валера. — Ну, и попользовались...

Прилично выпив, под окнами замполитовой квартиры я всю ночь травил политические анекдоты. Боюсь, что за эту ночь замполит поседел.

Пока мы пировали у Валеры, вернулись из маршрута мои Володя с Колей и принесли с собой довольно крупных утят. У пограничников были учения — они накопали окопов, а глупые молодые утята только-только начали становиться на крыло. Вот и нападали они в окопы, а выбраться оттуда пока что не могли. Мы оставили Володе с Колей записку, где объяснили, как найти холостяцкую квартиру Валеры (и даже привели чертеж). Но ребята так и не пришли, сказав впоследствии, что очень устали, я же думаю — постеснялись.

26 июля

Все дела сделаны, теперь нам осталось только дождаться корабля, который увезет нас на остров Итуруп. По расписанию корабль должен прийти завтра, но на море все расписания весьма приблизительные: он может быть и сегодня, и завтра, и через неделю.

Утром наши славные хозяева повели нас знакомиться с еще одной местной достопримечательностью: крейсером итальянской постройки (откуда бы, интересно, взяться на Шикотане итальянскому крейсеру?), давным давно выброшенным штормами на берег. Крейсер лежит на боку довольно далеко от воды и имеет весьма жалкий вид. По грязным гнилым веревкам, свисающим с корабля, забрались на его борт. Бродим по каютам, палубным надстройкам, заглядываем в рубку, на капитанский мостик, спускаемся в трюм. Изнутри крейсер выглядит еще гаже, чем снаружи: все в нем сгнило, заржавело, переборки вырваны с «мясом», повсюду какие-то заплесневелые не то веревки, не то канаты, грязь, вонь, нечистоты и в довершение всего — в дула грозных некогда орудий, которые теперь криво смотрят в землю и в небо, засунуты пустые бутылки из-под «Розового крепкого». Несмотря на то, что крейсер покоится на земле, все время ощущаем качку. Это, видимо, оттого, что все палубы, трапы и переходы сильно наклонены к поверхности земли, и всякий при ходьбе по ним вынужден двигаться под значительным углом к ней. Удивительное ощущение: знаешь, что находишься на твердой земле, а качает, как на море в шторм.

На рейде у входа в Малокурильскую бухту дымят здоровенные плавучие заводы, их здесь зовут «краболовами», несмотря на то, что обрабатывают они вовсе не крабов, а все ту же сайру.

— Вот бы где побывать-то, — мечтательно произнес я за обедом, — окунуться, так сказать, в атмосферу завода-корабля, своими глазами увидеть мир, ограниченный небом, водой, качающейся палубой и железными стенами-переборками, хотя бы на краткое мгновение ощутить тамошнюю жизнь, состоящую из работы, тяжкого отдыха и специфических отношений. Впрочем, это, видимо, невозможно...

— Ну почему же невозможно? — повернулась к своему мужу, начальнику цунами-станции Андрею, инженер Бэлла. — Сделаем красивые бумаги да и поедем... Мы с Галей давно уже собирались посетить краболов, да никто из наших кавалеров нас сопровождать не хотел, а тут уж все разом: и гостя порадуем, и сами попользуемся... У них же в ларьках товары японские!

Сказано — сделано, и вот появляется на свет солидная бумага, отпечатанная на фирменном бланке Академии наук СССР: «На морские суда Сахалинрыбпрома направляется группа сотрудников цунами-станции для опроса свидетелей моретрясений».

После краткого ожидания на пирсе и проверки документов садимся в мотобот, и он, оставляя за собой пенный бурун, мчит нас к огромному, сверкающему белой и голубой красками краболову «Александр Косарев».

При ближнем рассмотрении корабль оказался не просто большим, а громадным, но отнюдь не сверкал чистотой. Напротив, был он весь какой-то довольно грязноватый и даже закопченный, а изо всех окошек, которые в три ряда опоясывали борта, что-то торчало, болталось, хлопало по ветру: балычки красной рыбы, чулки в резинку, но более всего —- интимные принадлежности дамского туалета. Нам опустили парадный трап, помогли взобраться на палубу, и вахтенный матрос тотчас провел нас в каюту старшего помощника капитана - директора плавбазы.

Старпом красив, солиден и даже респектабелен, но заметно волнуется, общаясь с большой наукой. Он усадил нас в кресла, обитые бордовым плюшем, и начал подробно рассказывать о наиболее интересных, с его точки зрения, случаях, приключившихся с их базой в море. Бэлла старательно записывала все это в объемистый блокнот, мы же с Галей, придав лицам значительное выражение, в такт кивали головами, украдкой глазея по сторонам. Мне очень хотелось, чтобы рассказы эти как можно быстрее кончились, кроме того, мне было немного стыдно. Думаю, то же чувствовали и мои спутницы.