Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая - Вишневский Евгений Венедиктович. Страница 14

Промариновав нас около часа, старпом достал бутылку какого-то довольно приятного сладковатого вина (японского конечно же), и мы выпили за содружество науки и производства, после чего старпом подарил каждому из нас по красивой сувенирной коробке с образцами продукции их плавбазы. В коробке были малюсенькие баночки с крабами, красной икрой, сайрой и кетой семужного посола. И только было мы собрались идти туда, куда нам мечталось: дамы — в промтоварный корабельный ларек, а я — шататься по кораблю, как явился все тот же вахтенный матрос и доложил, что сейчас на берег отправляется мотобот — он везет на берег ужин матросам, которые на берегу грузят баночки для консервов, — и этот мотобот может увезти нас с собой на берег. А следующий пойдет только глубокой ночью или даже завтра утром. Тяжело вздохнув, отправляемся восвояси. Впрочем, так нам и надо!

Поскольку завтра по расписанию должен быть теплоход (впрочем, вовсе не обязательно, что он будет) и наш маленький отряд покинет на нем остров Шикотан (что, впрочем, тоже необязательно — нас могут и не взять), до глубокой ночи гуляли по Малокурильску, прощаясь с этим симпатичным поселком. Интереснее всего, конечно, в порту. К пирсу лихо подкатывают МРСы [6], все в красных и синих лампочках, как рождественские елки — рыбу сайру ловят на свет. Сперва включают синие лампы, и сайра отовсюду, как завороженная, плывет на синий свет, затем синий свет гасят и включают красные лампы — сайра, ошалев, застывает, как в столбняке, тут-то ее и выгребают на борт. Это японская технология. Поэтому-то все эти лихие посудины так иллюминированы. Красные флаги на них располагаются почему-то рядом с трубой, так что эти символы государственности совершенно прокоптились и стали черными, как у пиратов, и даже серп с молотом похожи на кости. Рыбаки, небритые, с красными от бессонницы глазами, стоят на палубе враскоряку, выгружая ящики с сайрой вперемешку с истекающим льдом, и весело матерятся с приемщицами.

27 июля

Как ни странно, теплоход «Норильск» пришел точно по расписанию. Нас провожают ребята-геофизики с цунами-станции и старший лейтенант-пограничник Валера, на дне рождения которого я рассказал множество анекдотов, чем совершенно расположил его к себе. Теплоход полон, и на пирсе огромная толпа желающих уехать на материк. Благодаря расторопности ребят с цунами-станции и связям Валеры нам удается не только попасть на борт теплохода, но даже и раздобыть места в каюте, правда в третьем классе. Этим рейсом на материк с рыбокомбината отправляют человек тридцать девиц из вербованных, которых уволили по сорок седьмой статье КЗоТ [7] (за пьянство, аморалку и невыход на работу), — «сайровые сливки», как их тут все называют. Не представляю, какие надобны пьянство (при сухом-то законе!) и аморалка, чтобы за это выгнали даже отсюда — при острейшем дефиците рабочей силы, в самый разгар путины. «Сливки» весело прощаются с островом, подругами и многочисленными своими ухажерами со слезами, смехом, матом, припевками и приплясками.

Маршрут нашего теплохода довольно причудлив: он пойдет вначале вдоль океанской стороны Итурупа, с севера обогнет этот остров, выйдет на его охотскую сторону, пройдет вдоль нее до Курильска, а затем повернет на Сахалин, к Корсакову, а уже оттуда пойдет до Владивостока. Вместе с нами в каюте проживают еще трое: художник Коля из Владивостока, весь какой-то поросший зеленым мхом древний дед с висячими казацкими усами, и рыбак с огромными, набрякшими, как у Вия, веками.

Ночь. Вышел на верхнюю палубу, битком набитую бескаютными пассажирами. В разрывах туч сквозь клочья тумана видны крупные яркие звезды. На носу теплохода «сайровые сливки» хлещут одеколон прямо из пузырьков.

28 июля

Утром пришли в Касатку, порт на океанской стороне Итурупа, откуда в свое время и отправилась в свое сорокадевятидневное путешествие «отважная четверка» Асхата Зиганшина. Раньше в Касатке был большой кито-комбинат, а теперь то ли китов не стало — всех повыбили, то ли наши конвенцию подписали, обязуясь не бить китов в этих широтах, но комбината больше не существует, однако в память о нем все побережье буквально усеяно гигантскими костями морских исполинов: позвонками, ребрами, челюстями, что придает местности совершенно фантастический вид. Теперь в Касатке есть только военный гарнизон да маленький аэродромчик, на который, правда, садятся самолеты даже из Южно-Сахалинска.

Пока наш теплоход стоял на рейде, мы со всем нашим экспедиционным имуществом маялись возле трапа, покуда наш начальник, геолог Володя, принимал трудное решение: выгружаться на берег или нет. Вообще-то, нам нужно в Курильск, но он расположен на охотской стороне острова, а как попасть туда — вот задача! Добрые советчики, которых, как и везде в таких случаях, пруд пруди, буквально засыпали нас советами (причем советчики — сплошь бывалые люди, неоднократно пересекавшие Итуруп как туда, так и обратно). Жаль только, что советы эти были абсолютно противоречивы: геологи утверждали, что из Касатки в Курильск попасть ничего не стоит, туда якобы чуть ли не такси ходят; пограничники же, напротив, говорят, что никаких дорог с океанской стороны Итурупа на охотскую нет и никогда не было. Ах как было бы соблазнительно уже сегодня к обеду оказаться в Курильске (мы уже даже погрузились было со всеми своими вещичками в «танковоз»), но в последний момент решили все-таки не искушать судьбу и, плюнув на двое суток вынужденного безделья, отправились на теплоходе в обход острова, прямо в Курильск.

Наш рыбак с веками, как у Вия, который начал пить водку и спирт сразу же, как только попал на корабль (здесь сухого закона нет), теперь допился до белой горячки. Он лежит на своей койке на спине, широко раскрыв глаза, и бредит, произнося одну и ту же фразу из пяти слов, четыре из которых матерные. К тому же он напоил и деда. Дед петушится, предлагая мне подраться «на кулачках». Я уклонился от этого заманчивого предложения, залез к себе на второй этаж (у нас двухъярусные койки) и стал смотреть в иллюминатор. Полный штиль, море плавится на солнце, и неописуемо яркий свет заливает нашу каюту. Дед, подпрыгивая петушком, все лезет ко мне мериться силами. Пришлось встать и уйти на верхнюю палубу.

Стоим под разгрузкой. Моряки, свободные от вахты, ловят в плетеные корзины, подвешенные на талях, огромных крабов. Приманкой служат тухлые бычки, заботливо наловленные загодя и где-то в недрах теплохода протушенные до пронзительной вони. Эти лакомства привязывают веревочкой к дну корзины, корзину опускают на дно, там в нее отовсюду сползаются крабы, минут через десять — пятнадцать корзину быстро поднимают. Добыча во многом зависит от сноровки матроса, работающего на талях: почуяв неладное, крабы начинают из корзин расползаться, и тут очень важно корзину поднять очень быстро (глубина, на которую опущена приманка, довольно значительна). Сколько раз под веселые матерщинные проклятия краб или даже два, уже почти поднятые до уровня палубы, успевали перевалиться через край плетеной западни и плюхнуться в спасительное море.

Вместе со мной охоту за крабами наблюдает наш сосед, художник Коля.

— Вот она экзотика-то, — говорю я ему, — вот чего рисовать надо.

— Да я уже этой экзотики наелся — во! — Художник проводит себе по горлу ребром ладони. — Два месяца в командировке, больше пяти сотен листов набросал. И на промысел с рыбаками ходил, и в цехах на рыбообработке был, и на погранзаставах, и на цунами-станции — везде. Одних портретов больше двух сотен. Мне в Доме культуры комнатушку для работы выделили, так я там неделями жил, особенно поначалу. Среди «сайрачек» такие типажи встречаются — всю жизнь не забудешь! Смешно, некоторые, самые отчаянные, вдруг да ляпнут с таким видом, дескать — была не была: «А хочешь, я догола разденусь, голую себя рисовать позволю, а?» Для них это какой-то эротический акт, что ли, позировать голой... А мне — привычная работа: у нас в институте этой обнаженной натуры было!.. — Он засмеялся и махнул рукой. — Я, помню, зачет по «обнаженке» раз пять сдавал, так что у меня к этому делу до сих пор идиосинкрозия.