Расстрелять! - Покровский Александр Михайлович. Страница 14
Так закончился третий день. С этого дня мы начали побеждать.
* Те, кто испытал на себе мороз, знают, что так сказать можно.
Давай!
Утро начинается с построения. И не просто утро – организация начинается с построения. И не просто организация – вся жизнь начинается с построения. Лично моя жизнь началась с построения. Жизнь – это построение.
Конечно, могут быть и перестроения, но начальное, первичное построение является основой всей жизни и всех последующих перестроений.
Можно построиться по боевым частям, можно – по ранжиру, то есть, говоря по-человечески, по росту, можно – в колонну по четыре, можно – по шесть, можно, чтоб офицеры были впереди, можно, чтоб не были, можно – три раза в день.
На флоте столько всего можно, что просто уши закладывает.
Есть мнение, что построение – это то место, где каждый думает, что за него думает стоящий рядом.
Это ошибочное мнение. На построении хорошо думается вообще. Так иногда задумаешься на построении, а мысли уже кипят, теснятся, обгоняют, месят друг друга, несутся куда-то… Хорошо!
Я, например, думаю только на построении. И если оно утром, в обед и вечером, то я думаю утром, в обед и вечером.
Опоздание на построение – смертельный грех. Нет, ну конечно же, опаздывать можно и, может быть, даже нужно, но в разумных же пределах!
А где они, эти разумные пределы? Где вообще грань разумного и его плавное сползание в неразумное? Вот стоит на построении разумное, смотришь на него, а оно – хлоп! – и уже неразумное.
– …опять тянутся по построению. Что вы на меня смотрите? Ваши! Ваши тянутся!
Это у нас старпом. Наши всегда тянутся. Можно потом целый день ни черта не делать, но главное – на построение не опаздывать и не тянуться по построению. Старпом на корабле – цепной страж всякого построения. Новый старпом – это новый страж, собственная цепь которого ещё не оборвала все внутренние, такие маленькие связи и цепочки.
Старпом – лицо ответственное, и отвечает оно за все, кроме матчасти.
Приятно иногда увидеть лицо, ответственное за все на фоне нашей с вами ежедневной, буйной, как свалка, безответственности. Хотел бы я быть вот таким «ответственным за все» – всем все раздать, а"себе оставить только страдание.
– Где Иванов?
Между прочим, старпом к нам обращается, и надо как-то реагировать.
– Иванов? Какой Иванов?
– Ну ваш Иванов, ваш. И не делайте такие глаза. Где он? Почему его нет на построении?
– Ах, Иванов наш!
– Да, ваш Иванов. Где он?
– На подходе… наверное…
– Ну и начальнички! «На подходе». Стоите тут, мечтаете о чем-то, а личный состав не сосчитан. Первая заповедь: встал в строй – проверь личный состав. Ну, а Петров где?
– ???
– А где Сидоров ваш? Почему он отсутствует на построении?
– Си-до-ров?..
– Да, да, Сидоров, Сидоров. Где он? Что вы на меня так смотрите?
Кость лобковая! Действительно, где Сидоров? Ну, эти два придурка – понятно, но Сидоров! Не понятно. Ну, появится – я ему…
– Все!.. – Ладонь старпома шлепнула по столу в кают-компании второго отсека атомной подводной лодки на докладе командиров боевых частей и служб, и командиры боевых частей и служб, собранные на доклад, внутренне приподнялись и посмотрели на ладонь старпома.
Вот такое хлопанье ладонью старпома по столу означает переход в новую эру служебных отношений. Этот переход может осуществляться по пять раз в день. Правда, может наблюдаться несколько эр.
– Все! Завтра начинается новая жизнь!
Новая жизнь, слава Богу, всегда начинается завтра, а не просто сейчас. Есть ещё время решиться и застрелиться или, наоборот, возликовать и, обливаясь слюнями, воскликнуть: «Прав ты был, Господи!»
– Если завтра кто-нибудь… какая-нибудь… слышите? Независимо от ранга. Если завтра хоть кто-нибудь опоздает на построение… невзирая на лица… тогда…
Что тогда? Все напряглись. Всем хотелось знать, «тады что?».
– Тогда узнаете, что я сделаю… узнаете… увидите…
Значит, надо опоздать, прийти и увидеть.
– Не понимаете по-человечески. Будем наводить драконовские методы.
О-о-о, этот сказочный персонаж на флоте не любят. Всех остальных любят, а этот – нет. И не потому ли, что не любят, после доклада и подведения итогов за день в каюте собрались и шептались Иванов, Петров и Сидоров?! Ну, эти два придурка – понятно, а вот Сидоров, Сидоров – не понятно.
Как вы думаете, что будет с входной дверью в квартире старпома, если в замочную скважину со стороны подъезда ей, или, может быть, ему, залить эпоксидную смолу? Наверное, ничего не будет.
Утром дверь у старпома не открылась – замок почему-то не вращался. Собака заскулила, ибо она почувствовала, что останется гадить в комнате. Он тоже почувствовал.
Сначала старпом хотел кричать в форточку, но потом ему вспомнилось, что существует такое бесценное чудо на флоте, как телефон.
Старпом позвонил распорядительному дежурному:
– Это говорит старпом Попова Павлов.
Распорядительный подумал: «Я счастлив» – и ответил:
– Есть.
– Сообщите на корабль, что я задерживаюсь, что-то с замком, дверь не открывается. Пусть наш дежурный пришлет кого-нибудь посообразительней.
Распорядительный позвонил на корабль. Дежурный по кораблю ответил: «Есть. Сейчас пришлем» – и оглянулся.
Сообразительный на флоте находится в момент, потому что он всегда рядом.
– Слышь, ты сейчас что делаешь? Так, ладно, все бросай. К старпому пойдешь, у него там что-то с дверью. На месте разберешься. Так, не переодевайся, в ватнике можно; наверное, сопкой пойдешь. Топор захвати. Ну и сообразишь там, как и что. Ты у нас, по-моему, сообразительный.
Сообразительный был телом крупен. Такие берут в руки топор и приходят.
– Здравия желаю! – сказал он старпому через дверь.
– Ну, здравствуй, – сказал ему старпом, ощутив вдруг желание надеть на себя ещё что-нибудь кроме трусов, что-нибудь с погонами.
– А зачем я взял топор? – соображал в тот момент сообразительный. – И без топора же можно. Только руки все оттянул.
Он даже посмотрел на руки и тяжело вздохнул – точно, оттянул.
– Ну чего там, – услышал он голос старпома, который уже успел одеться и застегнуть китель, – чего затих? Умер, что ли? Давай!
А вот это неосторожно. Нельзя так кричать «Давай!» личному составу, нельзя пугать личный состав, когда он думает. Личный состав может так дать – в тот момент, когда он думает, – костей не соберешь!
– Щас! – Наш сообразительный больше не думал. Он застегнул ватник на все пуговицы, натянул зачем-то на уши шапку, засосал через губы, сложенные дудочкой, немножко воздуха, изготовился, как борец, – и-и-и-ех! – и как дал! Вышла дверь, и вышел он. Неужели все вышло? Не-ет! Что-то осталось. А что осталось? А такой небольшой кусочек двери вместе с замочной скважиной. Мда-а, мда-а…
Росписи
На флоте не умеют ни читать, ни писать.
– Где? Здесь? – спрашивает старпом и, размахнувшись, шлепает печать совсем не туда, где скребет бумагу палец командира подразделения.
– Да не там же! – хватается за уши и ноет командир подразделения. – Вот же где нужно было! Здесь же написано! Теперь все переделывать!
– Раньше надо было говорить, – делает себе ответственное лицо старпом и завинчивает печать.
Нет, на флоте не умеют ни читать, ни писать. Но зато на флоте умеют расписываться. В любом аморфном состоянии, и даже безо всякого состояния, военнослужащий на флоте не теряет способности рисовать те каракули, в которых даже его родсгвенники никогда не узнают представителя их чудесной фамилии.
Флот силен своими росписями. Где он их только не ставит. На каких только бумажках он не расписывается. Особенно в журналах инструктажа по технике безопасности. Сколько у нас этих журналов инструктажа – этого никто не знает, и расписываемся мы за этот инструктаж когда угодно. Поднесут журнал в любое время дня и ночи – и расписываемся. Скажут: