Плоды вдохновения - Иванов Александр Александрович. Страница 29
На задворках
(Евгений Елисеев)
Выйдешь на задворки
и стоишь как пень:
до чего же зоркий,
лупоглазый день!
А потянешь носом –
ух ты, гой еси!..
Кто-то любит горки,
кто-то – в поле спать.
Я люблю задворки –
чисто благодать!
Дрема дух треножит
цельный божий день.
Всяк стоит как может,
я стою как пень.
Думать – энто точно –
лучше стоя пнем
вислоухой ночью,
лупоглазым днем.
Бьешься над вопросом,
ажно вымок весь.
А потянешь носом –
хоть топор повесь.
Хорошо, укромно,
как иначе быть…
Тут мысля истомна –
инда да кубыть.
Если ж мыслей нету,
господи спаси,
выручить поэта
может «гой еси»!
Тайна жизни
(Василий Захарченко)
Я часто замираю перед тайной.
Ей имя – жизнь.
В разрядах молний, в грохоте грозовом,
В рассоле огнедышащей планеты
Родился крохотный комочек жизни –
Икринка, сгусток…
Я часто замираю перед тайной,
Я бы назвал ее – преображенье.
Загадочнее тайны нет нигде.
…Немыслимо бывает пробужденье:
Глаза разлепишь – что за наважденье? –
Лежать лежишь, но неизвестно где…
А в голове – все бури мирозданья,
Да что там бури – просто катаклизмы,
Как написал бы Лавренев – разлом!
Глаза на лбу, в них молнии сверкают,
Язык шершавый, в членах колотун,
Ни встать ни сесть,
Во рту бог знает что,
Не то Ваала пасть, не то клоака,
Выпрыгивает сердце из груди,
И что вчера случилось – помнишь смутно…
И тут, я вам скажу, одно спасенье,
Верней сказать, единственное средство.
Берешь его дрожащими руками
В каком-нибудь вместительном сосуде,
Подносишь к огнедышащему рту!..
Струится он, прохладный, мутноватый,
Грозово жгучий, острый, животворный!..
Захлебываясь, ты его отведал –
И к жизни возвратился и расцвел!
Есть в жизни тайна!
Имя ей – рассол.
Смертельный номер
(Лада Одинцова)
Весна, весна, – хоть горло перережь,
Весна –
Хоть полосни себя по венам.
И жизнь была – заполненная брешь,
Любовь была – случайна и мгновенна.
Себя я странно чувствую весной:
Весна –
А я ищу глазами ветку.
Веревку взять бы, в петлю головой
И – ножками отбросить табуретку…
Без этих грез я не живу и дня,
Приходит лето, соловьям не спится.
Кто в отпуск, кто на дачу,
А меня
Преследует желанье утопиться.
Про осень я уже не говорю.
До одури, до головокруженья
Я вся в огне,
Я мысленно горю,
Испытывая зуд самосожженья.
Мне хочется зимою в ванну лечь,
Не совладав с мгновенною любовью,
Вскрыв бритвой вены,
Медленно истечь
Горячей поэтическою кровью…
Вы не волнуйтесь!
Это я шучу,
Не забывая дать себе отсрочки.
О смерти бойко в рифму щебечу,
Слова изящно складывая в строчки…
Продолжатель
(Александр Ревич)
Ты скажешь мне: «Унылая пора»,
Ты скажешь мне: «Очей очарованье».
Скажу тебе: «Унылая пора».
Ты скажешь мне: «Очей очарованье».
Красиво сказано! Что значит дарованье
И резвость шаловливого пера!
Продолжу я: «Приятна мне твоя…»
«Прощальная краса», – ты мне ответишь.
Подумать только! Да ведь строки эти ж
Стихами могут стать, считаю я.
«Люблю я пышное…» – продолжу мысль свою.
Добавишь ты: «Природы увяданье».
Какая музыка! И словосочетанье!
Я просто сам себя не узнаю…
«В багрец и в золото»! – вскричу тебе вослед.
«Одетые леса», – закончишь ты печально…
Наш разговор подслушан был случайно,
И стало ясно всем, что я – поэт.
Призыв
(Григорий Корин)
Ты кроши,
кроши,
кроши
Хлебушек на снег,
Потому что воробей
Ест, как человек.
Ты пиши,
пиши,
пиши,
Сочиняй весь век,
Потому что пародист –
Тоже человек.
Он не хочет затянуть
Туже поясок.
Для него
твои стихи –
Хлебушка кусок.
Ты пиши
и мой призыв
Не сочти за лесть,
Потому что пародист
Тоже
хочет
есть!