Собрание произведений в одном томе - Жванецкий Михаил Михайлович. Страница 29

А марафонца видали? Страус. Сорок километров дает бегом. Его кто-нибудь использует? Он же бежит пустой! А если он почту захватит или мешок крупы в область? У нас же составы освободятся. Я уже не говорю про штангистов. Человек полтонны железа поднимает и обратно кладет. Так дайте ему груз, чтоб он его наверх подавал. Бочки с селедкой, раствор, ящики с кирпичом пусть выталкивает. И рекорды ставь: ты – две бочки, я – четыре, чемпион мира – шесть!

Кто у нас остается? Артисты, художники, ревматики, склеротики и прочий боевой отряд физически недоразвитых людей. Их надо использовать на тонких работах. Вот балерина – крутится. Крутится, крутится, аж в глазах рябит. Прицепить ее к динамо – пусть ток дает в недоразвитые районы. А ты, иллюзионист, у тебя из пустого ведра курица вылетает. Иди, обеспечивай народ курями. Ведра у всех есть, куры не у всех. Тебе каждый спасибо скажет, если честно будешь работать. А писатель пишет. Ходит туда-сюда, обдумывает. Что он там напишет, никому не известно, а пока ходит – прицепить к нему рычаг, пускай воду качает. Хоть какая польза будет…

Вот так каждого использовать. Такое будет! Такое состояние благо. Такой прогресс. Такой урожай. Вместо голубей этих дурных на крышах индюки будут сидеть, и тогда сразу вперед скакнем. Я ж не один день думал, что я, дурак?!

Два дурака

Я за углом в тресте работаю, говорят, у нас начальник – того… Не очень соображает… Но вы мне объясните: он что, вообще не соображает или он на своем месте не соображает… Возьмем нашего… У него диплом, он инженер. Сейчас все с дипломами. Он заочно инженером стал… Сейчас все заочно инженерами становятся. Правда, курсовой ему весь техотдел считал, а дипломный все конструкторское бюро чертило в рабочее время, но он все равно инженер. Но он не дурак.

Он ходит на работу с мешочком, гуано собирает голубиное… Это очень хорошо для виноградничка… У вас нет виноградничка, а у него есть виноградничек… Он его заборчиком, штакетником огородил, досточками, и все вручную, все сам. А коза у него – Брижит Бардо, ни единой блохи – сам купает, все сам! Кабанчик для него как сын… Для навоза бетонированный вывод вывел сам, все сам… И не потому, что все себе, себе… На работе увидел: два маляра сидят на ставке, ворота коверкают. Он тех маляров прогнал, сам встал и ворота покрасил, и что бы вы думали – третий год стоят как куколки… Вот он у нас какой! Так чего же люди к нему с чертежами лезут… Он же дворник в душе. И какой – первоклассный. Дворник-педагог. Вы только объясните ему, что это тоже ответственная работа… А как же.

Во-первых, лед сколоть уметь надо?.. Надо!.. А там горку залить, чтобы пионерчикам было легко скользить, а пенсионерчикам, наоборот, песочку подсыпать… А если у ворот стоять… Ведь можно по-разному стоять… Можно и так стоять, а можно и так. А наш бы так стоял… из-за границы приезжали бы смотреть. Фигура у нашего как раз представительная. Красивый мужчина – невозможно… А голос… Вот жилец идет:

– Здравствуйте, Харитон Иванович!

– Здравствуйте, Петр Сергеевич!

– С праздничком вас, Харитон Иваныч!

– И вас также, Петр Сергеевич!

А вот профессор идет, уже не жилец, в другой дом переехал. Ну все равно:

– Мое почтение, Харитон Иваныч!

– Наше вам, Григорий Владимович!

А тут вертихвостка, уличная продавщица, Машка:

– Здравствуйте, дядя Харитон. С праздником вас, дядя Харитон.

Ну с ней можно попроще:

– И тебя же!

Вот какая у него могла бы быть работа… По призванию! А он сидит в кабинете, смотрит на других и тоже за стул держится.

А тут же в управлении интеллигент на побегушках громыхает. Дохлый такой червь… Мозгами как раз хорошо шевелит, но руками никак не может… Уж до чего беспомощный… шланг не может удержать… Послали лед скалывать, так он сначала тяпкой себе ноги переломал, а потом его послали пьяного скручивать – зрелище было: «Голубой огонек». Где шляпа, где очки?.. Того интеллигента червивого по частям и вынесли, а наш директор этого пьяного одной рукой скрутил…

Вот вам интеллигент с дипломом – дурак и начальник с дипломом – дурак… Два дурака, да?..

А вы поменяйте их местами… А вы не думали об этом… А вы подумайте.

Одесса

Итак, Одесса для тех, кто ее не знает и не хочет знать. Довольно красивый город на нашем Юге и чьем-то Севере. На берегу Черного моря, трехтысячный юбилей которого мы недавно отмечали.

Обычно очень жаркий август, когда мы по ночам обливаемся потом, а серая морская вода не охлаждает, а засаливает.

Дачи здесь маленькие – квартиры без крыш. Засыпаешь один, просыпаешься впятером. Жуют здесь все и всегда – семечки, креветки, копченую рыбку, раков, виноград. Лучшие в стране рты не закрываются ни на секунду: хрумкают, лузгают, щелкают, посапывают, слушают ртом. Рты прекрасные – смесь украинской, русской, греческой и еврейской породы.

Девушки весной хороши, как кукурузные початки молочно-восковой спелости. Летом еще лучше: стройные, упругие, покрытые горячим загаром и легкой степной пылью. Идти за ними невозможно. Хочется укусить и есть их. От красоты у них скверные характеры, а в глазах коварство.

– Миша, уже есть шесть часов?

– Нет, а что?

– Ничего, мне нужно семь.

Вообще, женщин умных не бывает. Есть прелесть какие глупенькие и ужас какие дуры. Но с нашими горя не оберешься. Большое количество бросило меня, кое-кого бросил я, о чем жалею. Правда, мне пятьдесят и жалеть осталось недолго.

Итак, лучший месяц август – дикая жара. Если в залив вошел косяк, рыбой пахнут все – никого нельзя поцеловать.

Вся жизнь на берегу моря: там жарят, варят и кричат на детей.

Для постороннего уха – в Одессе непрерывно острят, но это не юмор, это такое состояние от жары и крикливости.

Писателей в Одессе много, потому что ничего не надо сочинять. Чтоб написать рассказ, надо открыть окно и записывать.

– Сема, иди домой, иди домой, иди домой!

– Он взял в жены Розу с верандой и горячей водой…

– Почему у вас семечки по двадцать копеек, а у всех десять?

– Потому что двадцать больше.

– Чем вы гладите тонкое женское белье?

– А вы чем гладите тонкое женское белье?

– Рукой.

Они не подозревают, что они острят, и не надо им говорить, не то они станут этим зарабатывать, у них выпадут волосы, вместо того чтоб говорить, они будут прислушиваться, записывать, а потом читать по бумаге.

Старички сидят на скамейках у ворот с выражением лица: «Стой! Кто идет?!» Когда вы возвращаетесь к себе с дамой, вы покрываетесь потом и не знаете, чем ее прикрыть. Весь двор замолкает, слышен только ваш натужный голос:

– Вот здесь я живу, Юленька.

А какой-то только что родившийся ребенок обязательно ляпнет: «Дядя Миса, только сто вчерасняя тетя приходила».

Когда вы выходите, двор замолкает окончательно и кто-то – шепотом, от которого волосы шевелятся: «Вот эта уже получше».

Здесь безумно любят сводить, сватать, настаивать и, поженив, разбегаться. Отсюда дети.

Худой ребенок считается больным. Его будут кормить все, как слона в зоопарке, пока у него не появятся женские бедра, одышка и скорость упадет до нуля. Теперь он здоров.

Одесса давно и постоянно экспортирует в другие города и страны писателей, художников, музыкантов и шахматистов. Физики и математики получаются хуже, хотя отец нашей космонавтики Королев – одессит.

Но Бабель, Ильф и Петров, Катаев, Ойстрах, Гилельс – все мои родственники. Мечников и еще куча великих людей. А я до того необразован, что сам пишу эпиграф и произведение к нему. Ужас.

Со времен Бабеля и до сих пор в детей вкладывают все надежды. Раньше на крошечное болезненное существо вешали скрипку, теперь вешают коньки, шахматы или морской бинокль. И хотя он не больше сифона с газированной водой, он уже бьет ножкой в такт и такой задумчивый, что его уже можно женить.