Собрание произведений в одном томе - Жванецкий Михаил Михайлович. Страница 68
А с подводных лодок настропалились крабов собирать и у себя же внутри варить, потому что очень много места оказалось, когда убрали подслушивающую, подтрунивающую и подуськивающую аппаратуру.
И вообще, страны стали соперничать не силой, что приветствуется только между хулиганами, а умом, что не так интересно, но опять-таки поддерживается людьми, из которых до сих пор состоят народы.
А как петь стали люди, которые до этого составляли народы!
Они пели раскрепощенными голосами.
Очень музыкально, и где хотели, и сами решали, по каким газонам ходить, по каким не ходить.
Масса машин на улицах, и даже бронетранспортеры, что очень удобно, так как от столкновений не остается вмятин, только страшные искры, грохот – и поехали дальше.
И в отряд промышленных рабочих влилась армия классных специалистов, привыкших давать качество без суда и следствия.
Нет, нет, нет, как говорил сатирик, «кто что ни говори…».
Люди пели, писали друг другу книги и не очень размножались.
Ибо размножаются от плохой жизни, а не от изобилия.
И не надо в них так настойчиво стрелять.
У них есть масса естественных врагов, которые косят их, как хотят: несчастная любовь, правила уличного движения и сердечно-сосудистые заболевания.
Понял наконец
Для Р. Карцева и В. Ильченко
– А вы нам поставите в сро?
– А как же.
– И может быть, досро?
– Что значит, мобы… даже очень, мобы досро… Вероятно, мобыть, точно досро.
– И на мно досро?
– Не то слово на мно. На очень мно досро.
– Косасергеич…
– А как же.
– Ведь я ехал, ведь я ехал.
– Ехал, ехал ты.
– И стоимость пони?
– Пони, пони.
– И кое-что дополнительно дади?..
– Ой!
– И все высокока?..
– Да ну тебя.
– Что? Что?
– Да конечно.
– И намно?
– Намно, намно.
– И высокока?
– И хорошего ка.
– Нет. Нам только высокока.
– Ой! Ну хорошо, вам высокока. Остальным, как выйдет. Может, оно им не выйдет.
– Сосасергеич. Я вам так. Мы вам так благода.
– Правильно, Оскар.
– Вы обеща. Вы сде… и вы подпи?
– Все подпи.
– А теперь правду.
– Давай.
– Сделаете?
– Сделаем.
– Точно?
– Точно.
– Обещаете?
– Обещаем.
– Честное слово?
– Честное слово.
– Клянетесь?
– Клянемся.
– Подпишете?
– Подпишу.
– Вот. (Дает бумагу.)
– Вот. (Подписывает.)
– Значит, мы спокойны?
– Спокойны.
– Значит, мы уверены?
– Уверены!
– А вот теперь правду!
– Давай.
– Неужели сделаете?
– Сделаем.
– Я вас лично прошу.
– Конечно.
– Я просто надеюсь.
– Обязательно.
– Клянетесь?
– Клянемся!
– И подпишете?
– И подпишем.
– И выполните?
– А как же.
– Может, мне?..
– Нет, нет. Ничего!
– Но вы уже третий раз подписываете.
– Сделаем.
– Я столько проехал. В кабинете сутками дожидался.
– Сделаем.
– Ну зачем вы так? Вы даже не рассмотрели как следует. Для вас это пустяк.
– Сделаем.
– А мы год работы теряем.
– Сделаем.
– Честно. Если бы не до зарезу, я бы не приезжал. Я сам руководитель.
– Сделаем.
– Ну, может быть, вы еще подумаете. Ну, хоть завтра. Я приду. Я готов. Мне кажется, вы не подумали.
– Не надо. Сделаем.
– Может, я в понедельник забегу.
– Не надо. Сделаем.
– Эх!.. Ладно, будет и на нашей… Вы и к нам когда-нибудь.
– Ой! Что с вас взять… Сделаем!
– Спасибо! Я тебя запомнил.
– Сделаем, сделаем!
– Я тя встречу. Ты еще у меня поваляешься. Я тя прищучу! Такая лиса. Мне говорили.
– Сделаем, сделаем. Уже приступаем.
– С какой рожей приступаете? Тебе ж это ничего не стоит. Это ж два часа.
– Сделаем, сделаем.
– Я тя встречу.
– Сделаем.
– Ты у меня поплачешься. Двести человек без зарплаты.
– Сделаем. Езжайте.
– Я только за порог, как у тя из головы выдует. (Плачет.) Подонок. Убийца. Я такого гада в жизни… Ну, подожди.
– (Телефонным голосом.) Не беспокойтесь, сделаем. Езжайте, железно!
– (Всхлипывает.) Пёрся… Одна дорога. Восемнадцать суток… Пока билет достали туда-назад…
– Сделаем. Езжайте. Твердо. Слово.
– Я… все у него есть… и он отказывает…
– Ни в коем случае. Сделаем. Езжайте, твердо. Навсегда.
– Да. Навсегда. (Всхлипывает.) А может, в самом деле сделаете? (Всматривается.)
– (Прячет лицо в бумаге.) Обязательно.
– Нет! Отказал, мерзавец!
– Ни в коем случае!
– Отказал, змея! Это ж никто ж не поверит. Такой пустяк. Два пальца… Ну хоть половину, ну хоть сорок штук…
– Все сделаем!
– А подпишете заявку?
– Пожалуйста. (Подписывает.)
– (Читает.) Немедленно изготовить… Си-ним?!! Отказал! Все…
– Сделаем.
– (Тише.) Обманул.
– (Тише.) Сделаем.
– (Еще тише.) Обманул.
– (Совсем издалека.) Сделаем.
– (С Дальнего Востока.) Обманул.
– (Из Москвы.) Сделаем.
Ваши письма
Мы читаем письма и радуемся, насколько выросли интересы наших читателей. Семенова волнует, когда в его доме будет горячая вода. Письмо написано живо, заинтересованно, с оригинальным концом.
Липкин, пожилой человек, инвалид без ноги, мог бы отдыхать, но пишет, интересуется, когда отремонтируют лифт. Письмо написано прекрасным языком, со старинными оборотами, яркими примерами.
Целая группа читателей в едином порыве написала об ассортименте продуктов в близлежащем магазине. Не каждый профессионал найдет эти берущие за душу слова, так расставит акценты. Браво! Это уже настоящая литература.
Страстно и убежденно написано письмо о разваливающемся потолке. За каждой строкой, как под каждым кирпичом, встают живые люди наших дней. Чувствуется, как много пишут авторы. Уже есть свой стиль.
Условно произведения читателей можно разбить по сезонам. Зимой большинство увлекается отоплением, очисткой улиц. Осенью живо пишут о люках, стоках и канализации. Летом многих интересует проблема овощей и железнодорожных билетов. Ну нет такого уголка, куда бы не заглянуло пытливое око нашего читателя, где бы не светился его живой ум.
А насколько возрос уровень культуры! Каких горожан раньше интересовали вопросы зимовки скота, заготовки кормов? А сейчас люди поднимаются до требования соблюдать культуру животноводства, просят, умоляют укрепить дисциплину в животноводческих комплексах. Особо интересуются сроками убоя крупных рогатых животных.
Каких горожан интересовало, будет нынче урожай или нет, а сейчас многие спрашивают, что уродило, что не уродило, сколько засеяно гречихи и где именно она растет.
Мы читаем письма и радуемся многообразию ваших вопросов. Хочется надеяться, что читатели радуются многообразию наших ответов.
Не троньте
Товарищи, не надо меня выгонять: будет большой шум. Клянусь вам. Меня вообще трогать не надо: я такое поднимаю – вам всем противно будет. Те, кто меня знает, уже не препятствуют. Очень большая вонища и противный визг. Так у меня голос нормальный, но если недодать чего-нибудь… Ой, лучше мне все додать… Клянусь вам. И походка вроде нормальная, но если дотронуться… Ой, лучше не трогать, клянусь. Держитесь подальше, радуйтесь, что молчу… Есть такие животные. Его тронешь, он повернется и струей дает. Тоже с сумками.
Я как замечу, кто на меня с отвращением смотрит, – все, значит, знает. Клянусь! А что делать? Зато все – по государственной, и с гостями тихий, хотя от ругани акцент остается. А что делать? Всюду все есть, и всюду все надо добыть. Есть такое, а есть такое. Цемент есть для всех, а есть не для всех – очень быстросхватывающий. И колбаса есть отдельная, а есть совершенно отдельная – в отдельном цеху, на отдельном заводе, для отдельных товарищей. Огурец нестандартный, обкомовский… Только каждый на своем сидит, не выпускает. Тянешь из-под него тихонько – отдай! Что ж ты на нем сидишь? Отдай потихоньку. Дай попользуюсь. Да дай ты, клянусь, отдай быстрей. Брось! Отпусти второй конец! Отпусти рубероид! И трубу три четверти дюйма со сгоном для стояка… Отпусти второй конец, запотел уже.