Досужие размышления досужего человека - Джером Клапка Джером. Страница 32

Бедная Золушка, уж лучше бы твоя крестная умерила аппетиты и свела тебя с фермером, добрым покладистым парнем без затей, которому не было бы дела до твоей начитанности и который любил бы тебя всем сердцем за миловидность и добрый нрав. Ферма стала бы твоим дворцом, и ты проявила бы себя истинной королевой, бережливой и рачительной. Ты правила бы твердой рукой, и никто из твоих подданных не осмелился бы усомниться в твоих правах, а любимый батюшка, улизнув от сварливой супруги, дымил бы трубкой у твоего очага.

Впрочем, ты недолго наслаждалась бы этим нехитрым счастьем. Теперь-то ты знаешь, что и в жизни принцесс выпадают черные дни. Зато представь, что дворцовая жизнь осталась бы для тебя тайной. И ты, фермерская жена, рассматривала бы в зеркале свое хорошенькое личико, любовалась бы изящными ручками и миниатюрными ножками, и хмурилась, досадуя на жестокую судьбу.

«Джон — добрый малый, души во мне не чает, но…» — вздыхала бы ты про себя, и старые мечты, которым ты предавалась у камелька, приходили бы вновь, и ты досадовала бы на злую судьбу. И напрасно ты недоверчиво качаешь головкой, увенчанной золотой короной! Позволь, я объясню тебе. Ты ведь женщина, а всем нам, что женщинам, что мужчинам, свойственно хотеть того, чем мы не обладаем, а обретя желаемое, неизбежно испытать разочарование. Таков закон жизни, милая Золушка.

Думаешь, ты одна лежишь ничком на полу, орошая слезами каминный коврик? Дорогая принцесса, если бы ты могла заглянуть за каждую штору в этом городе, то увидела бы, что мир — детская, забитая ревущей малышней, которую некому утешить и приласкать. Куклы сломаны и больше не пищат: «Я тебя люблю. Поцелуй меня», когда ты нажимаешь им на живот. От грохота игрушечных барабанов не содрогаются стены. Коробка с чайным сервизом задвинута в угол — никто больше не устраивает кукольных чаепитий на трехногом столике. Оловянная труба не выводит пронзительных звуков, деревянные кубики свалены в кучу, игрушечные пушки взорвались, опалив тебе пальцы. Не плачь, маленькая женщина, утри слезы, маленький мужчина, завтра мы все починим.

И потом, дорогая Золушка, не забывай, что ты живешь в прекрасном дворце, а твоим платьям и драгоценностям позавидует любая. Нет-нет, я не хотел тебя обидеть! Давай начистоту: разве ты не мечтала о них с той же силой, с какой мечтала о любви? Все вы мечтаете о принцах, никак не меньше. Или о выгодной партии с богачом и красавцем, который почтительно кланяется вам на фоне догорающих углей камина. Скажи, чем хуже простой приказчик или мелкий чиновник с тремя фунтами в неделю, если он добродетелен и хорошо воспитан? Таких малых хоть пруд пруди. Пусть они ограничены в средствах, но при известной экономии способны обеспечить семью. Почему всегда принц, Золушка? Какое отношение все эти дворцы и слуги, кареты и лошади, платья и драгоценности имеют к твоей возвышенной мечте?

Нет, Золушка, тебе подавай принца, ты не отличаешься от прочих людей. Вот бедный художник дрожит от холода в продуваемой всеми ветрами мансарде и тоскует о славе. Думаешь, ему не хотелось бы, чтобы слава упала в его объятия золотым дождем, подобно Зевсу, пролившемуся на Данаю? Уверяю тебя, он мечтает об изысканных обедах и огромных сигарах, шубах и бриллиантовых запонках, которые слава захватит с собой.

Помнишь картинку в витринах под названием «Грезы любви»? Прекрасная девушка раскинулась на великолепной, но изрядно помятой кровати (хорошо, если в спальне нет сквозняков!). На лестнице из светового луча, которая спускается с небес, резвятся пухлые купидоны. Двое сорванцов вытряхивают на пол мешок с драгоценностями, четверо держат великолепное платье (или конфекцию, так точнее) с низким вырезом, впрочем, недостаток материала спереди с лихвой компенсируется пышным шлейфом. Кто-то несет шляпные коробки, откуда выглядывают восхитительные токи и модные капоры, кто-то, вероятно, представитель оптовиков, шатается под тяжестью шелковых и атласных отрезов. Купидоны-обувщики предлагают изящные ботинки. Не забыты чулки, подвязки и прочие предметы гардероба, которые мне неловко назвать вслух. Шкатулки и зеркала, перчатки на пуговицах и носовые платочки, булавки и склянки с духами вручил современный бог любви своим посланцам. Вот это практичность и здравый смысл! Храм любви в нынешнем понимании — большой универсальный магазин вроде «Суон и Эдгар», где бог любви служит дежурным администратором, а его мамаша Венера заправляет в отделе готового платья. Олимпийский универмаг «Уайтлиз». Современный Эрос ничего не забыл — даже упитанное сердце на конце стрелы.

Не хочешь ли дать хороший совет этой спящей красавице, а, Золушка?

«Выбрось из головы пустые грезы! Вещи из кладовки ростовщика не принесут тебе счастья. Мечтай о любви, пусть даже твоей мечте не суждено сбыться. Зачем тебе, наследнице веков, эти цветные бусины, эта дребедень? Неужели ты все та же дикарка из девственного леса, согласная отдать свои сокровища первому встречному торгашу? Поверь, дитя, пройдет несколько дней, и их блеск утратит для тебя привлекательность. Берлингтонский пассаж не ведет в рай».

Я и сам готов обратиться с подобной речью к собрату-писателю, юноше, корпящему над конторскими книгами, но в душе мечтающему о славе и богатстве, которые принесет ему писательское ремесло.

«Не надейся, что эта дорога приведет тебя прямиком к счастью. Думаешь, интервью в дешевых газетенках вечно будут тешить твое тщеславие, а восторженные почитательницы никогда не наскучат? Не тешься иллюзиями, что газеты всегда будут с придыханием отзываться о твоих сочинениях, а твое имя не покинет раздел «Знаменитости»? А ты подумал о язвительных критических выпадах, о вечном страхе опуститься до потакания низменным вкусам публики? Думаешь, писательство сильно отличается от каторжного труда?

Лучше построй дом для женщины, которую любишь, собери верных друзей, работай, думай, играй — и обретешь счастье. Беги от благотворительного базара, именуемого «миром искусства и словесности». Пусть другие паясничают и кувыркаются, потешая толпу за полпенса. Оставь их шумный мир с его дешевой мишурой. Тихий летний вечер и далекие звезды ждут тебя прямо за изгородью».

Мы с тобой, Золушка, хорошие советчики, однако прислушаются ли к нашим советам?

«Ах нет, мой принц не таков! Мой будет любить меня вечно, к тому же я знаю, что создана для жизни во дворце. У меня прирожденный талант принцессы!..»

«Спасибо тебе, Золушка, за добрый совет, но вряд ли я им воспользуюсь, ведь мы с тобой такие разные…»

Такой ответ получишь ты, Золушка, а мой юный писатель скажет мне: «Я не удивлен, что писательский труд вас разочаровал, но, видите ли, со мной все иначе. Мнение критиков мне безразлично. Посредственности трудно удержаться на плаву, однако истинный талант всегда найдет свою дорогу. Благодарю за совет, и счастливо оставаться».

Милая Золушка, давай признаемся, что, раздавая направо и налево превосходные советы, мы лукавим. Мы привыкли к своим побрякушкам и не готовы с ними расстаться: ты — с дворцом и короной, я — с шутовским колпаком и смехом, которым толпа встречает перезвон моих бубенчиков. Нам нужно все, что даруют земля и небо. Мы не готовы отвергнуть ни единого блага, и только получив все без остатка, мы будем удовлетворены.

Впрочем, Золушка, тебе грешно жаловаться. Ты изведала счастье. Несколько месяцев дворец казался тебе раем, руки принца обнимали тебя за плечи, его губы приникали к твоим губам — и даже боги бессильны отнять у тебя эти сокровища.

Чем с большей жадностью мы набрасываемся на пирожное, тем быстрее его проглатываем. Настанет день, когда мы подберем последнюю крошку и останемся сидеть перед пустым столом, мучаясь несварением.

Мне хочется верить, что твою историю, Золушка, человечество придумало ради простой морали: будь хорошей, девочка. Учись смиренно принимать испытания. Будь доброй и кроткой, не ропщи на судьбу, и когда-нибудь принц прискачет к тебе на белом коне. Будь храбрым и честным, мальчик. Работай усердно, учись терпеть, и, если будет на то воля Божья, ты заработаешь достаточно денег, чтобы вернуться в Лондон и жениться на хозяйской дочке.