Семь главных лиц войны, 1918-1945: Параллельная история - Ферро Марк. Страница 8

Когда санкции против итальянской агрессии в Эфиопии были объявлены и частично применены на практике, Гитлер заверил, что окажет дуче помощь и предоставит сырье и продукцию, в которых у него возникнет нужда… Муссолини, со своей стороны, одобрил ремилитаризацию «Рейнании», и наметился новый альянс, а Стрезскии фронт прекратил существование.

Интервенция Муссолини в Испанию вслед за Гитлером придала зримые очертания сотрудничеству между тремя режимами с явно близкими идеологиями по созданию прочного антикоминтерновского фронта. Кроме того, правительство Народного фронта, отказываясь признать итальянского короля императором Эфиопии, еще дальше отошло от политики Лаваля. Граф Чиано, зять дуче, подтолкнул тестя к радикальной переориентации, которой содействовал и Гитлер, одобряя действия Муссолини и утверждая, что «для Италии Средиземноморье — жизнь, тогда как для Великобритании — всего лишь дорога». Таким образом, ему удалось перенацелить амбициозные устремления Италии, до тех пор направленные на Центральную Европу ^{32}.

В сентябре 1937 г., на сей раз пригласив дуче к себе, Гитлер принял его с небывалой роскошью. 800 000 человек собрались, чтобы приветствовать фюрера и его гостя. Завороженный немецкой мощью, столь грандиозным приемом, Муссолини «сломался» и объявил: «Если у фашизма есть друг, он пойдет с этим другом до конца». Формула, которая впоследствии принесла много бед. Первой из них стал аншлюс Австрии. В недалеком будущем «друг» готовил ему и другие…

ПАКТ МОЛОТОВА-РИББЕНТРОПА: ОТВЕТ НА МЮНХЕН?

В 1943 г. самый авторитетный, пожалуй, европейский обозреватель, швейцарец Рене Пейо, предложил свой анализ эволюции Европы после заключения Версальского мира: «Можно утверждать, что ее ход определялся двумя ключевыми моментами: соглашением в Мюнхене и соглашением ё Москве. Первое из них представляло собой попытку примирить притязания Третьего рейха и необходимость обеспечить европейское равновесие. Она провалилась, так как гитлеризм уже не мог остановиться на достигнутом. Для западных держав Мюнхенское соглашение означало крайний предел возможных уступок. Гитлер, напротив, увидел в нем подтверждение правильности своих методов и стимул продолжать в том же духе. Обретя уверенность на Западе, он обратил все внимание на Восток. Русские были крайне недовольны позицией французов и англичан и потому отвернулись от Парижа и Лондона. Поскольку их не пригласили на конференцию в Мюнхен и даже не сочли нужным проконсультироваться с ними по этому поводу, они констатировали несостоятельность принципа коллективной безопасности. Московское соглашение стало ответом на Мюнхенское. Рейх, видя, что западные демократии не уступят ему в польском вопросе и соглашения с ними на грани срыва, вознамерился договориться с Россией. Мы прекрасно знаем, что произошло вследствие этого сговора, основанного на удовлетворении взаимных интересов» ^{33}.

Данный текст, написанный «по горячим следам», содержит несколько упрощенный диагноз кризиса. Изучение архивов и ставших известными с тех пор свидетельств позволяет уточнить ряд пунктов, а главное — лучше понять расчеты и тайные мысли главных действующих лиц.

До сих пор инициативы фюрера не встречали никаких препятствий со стороны руководящих кругов Германии. Разве что при милитаризации левого берега Рейна его дерзость беспокоила военное командование, однако сами поставленные цели сомнений не вызывали. Точно так же никто не возражал против аншлюса, аннексии Судетской области и даже уничтожения Чехословакии.

Желая испытать решимость военных, Гитлер 9 ноября 1937 г. открыл свои планы военному министру Бломбергу, командующим сухопутными и военно-воздушными силами, а также адмиралу Редеру. Необходимость завоевания жизненного пространства, сказал он, диктует направление немецкой экспансии — на восток. Важно действовать быстро, так как время работает против Германии: она может опережать Францию и Англию в военном отношении еще года три-четыре, но потом они ее догонят. У Англии слишком много проблем в Индии и в других местах, чтобы реально противостоять немецкой агрессии против Чехословакии. Франция без Англии тоже не ничего не сделает, а если попробует, то Франко и итальянцы в Испании свяжут ей руки. Следовательно, надо ударить по чехам с молниеносной быстротой ^{34}. Военные выразили согласие по сути, но не по срокам; тем более, полагали они, нет никаких гарантий, что Германия не окажется вдруг в конфликте с Францией и Англией.

«Я окончательно решил стереть Чехословакию с карты мира», — заявил Гитлер своим генералам и повторил это еще раз в мае 1938 г. Между тем, его позиции в армии упрочились: во-первых, благодаря успешному аншлюсу Австрии, во-вторых, потому что двое из высших военачальников, наиболее прохладно относившихся к его проекту, оказались участниками скандалов в связи с аморальным поведением, что позволило фюреру отправить их в отставку [6]. На их место он назначил куда более сговорчивых Кейтеля и Йодля и, таким образом, встал во главе вооруженных сил Германии.

Верховное командование, которое еще в ходе ремилитаризации «Рейнании» вызвало презрение Гитлера своей нерешительностью, теперь оказалось полностью у него под каблуком. Фюрер почувствовал себя не только всемогущим, но и непогрешимым. Он поставил под сомнение результаты опросов общественного мнения, свидетельствовавшие, что немцы не хотят войны, считая, будто только он один способен уловить их истинные настроения, а затем вообще запретил всякие опросы.

Чехов он ненавидел не только как уроженец Австрии — за то, что мощь их державы ныне превосходила былую мощь его родины, некогда властвовавшей над ними. Его также бесило подчиненное положение судетских немцев, вынужденных терпеть не всегда хорошее обращение со стороны тех, кого они в течение двух столетий считали своими подданными. Да и само существование чехословацкого государства представляло собой препятствие на пути будущей восточной экспансии, которую планировал Гитлер. Это государство следовало «разломать», прежде чем окончательно уничтожить, — задача вполне реальная, учитывая его многонациональность, неприязнь словаков к чехам, притязания Польши на Тешенскую область, а венгров, поддерживавших Берлин, на восточную часть страны.

Проблема Судет поднималась давно. Третий рейх требовал предоставления судетским немцам автономии, нацисты Конрада Хенляйна все чаще устраивали провокации, с тех пор как аншлюс Австрии дал новый толчок политике фюрера. В конце весны 1938 г. погибли два человека, фактически в результате немецких маневров у границ Чехословакии. Но искаженные известия о них сыграли роль запала в пороховой бочке. Английский посол в Берлине, германофил Хендерсон, осведомился об этом деле, чем вызвал целую бурю. Гитлер заявил, что «ни Англии, ни СССР незачем вмешиваться в судетский вопрос».

Именно тогда Невилл Чемберлен решил отправиться на встречу с фюрером, «впервые в жизни сев в самолет». Гитлер принял Чемберлена в Берхтесгадене любезно, высказал ему свои претензии в адрес чехословацкого президента Бенеша. «А теперь мобилизуйте все свои умственные способности, — шепнул тогда статс-секретарь Эрнст фон Вайцзеккер Паулю Шмидту, личному переводчику Гитлера и единственному свидетелю встречи. — Речь идет о войне и мире» ^{35}. Чемберлен ответил Гитлеру, что готов искать решения по всем проблемам, на которые жалуются немцы. Но, настаивал он, применение силы в любом случае должно быть исключено, ибо «две смерти» — это все же куда меньше, чем миллионы жертв «Великой войны».

«Силы?! Кто говорит о силе?! — возмутился фюрер. — Это Бенеш применяет силу против моих соотечественников, Бенеш проводит мобилизацию, а не я!.. Я не намерен долго терпеть подобные оскорбления, — повысил он голос. — В самом скором времени я так или иначе урегулирую этот вопрос». «Я перевел это выражение как “one way or another”, — вспоминал Шмидт, — но в тот день оно, по сути, означало либо капитуляцию противоположного лагеря, либо вторжение, использование силы, разрешение конфликта с помощью оружия. “При таких условиях, — ответил Чемберлен, — зачем же было приглашать меня в Берхтесгаден? Думаю, мне лучше уехать”. Гитлер заколебался. Все действительно висело на волоске. И тут произошло неожиданное — Гитлер отступил. “Если вы готовы урегулировать судетский вопрос согласно принципу права народов на самоопределение, — вдруг совершенно успокоившись, заявил он, — то мы могли бы обсудить наиболее практичные способы”» ^{36}.