Романы Романовых - Пазин Михаил Сергеевич. Страница 5

А вот история с Тихоном Стрешневым объясняет все. До Петра, конечно, доходили слухи, что Алексей Михайлович ему не родной отец, да он и сам ощущал это. Мы ранее приводили отрывок из высказываний Петра I, когда он допытывался, чей он сын. Теперь мы приведем этот текст полностью. Как пример он приводил историю с Мусиным-Пушкиным: «Этот вот, – указывая на одного из своих собутыльников, Ивана Мусина-Пушкина, – знает, по крайней мере, что он сын моего отца. Но от кого же я сам? Уж не от тебя ли, Тихон Стрешнев? Ну! Говори, не бойся! Говори, не то задушу…» Побледнев, Тихон отговаривался незнанием. Тогда Петр избрал столь же радикальный, сколь и простой способ узнать правду – он приказал пытать Тихона Стрешнева и поднять на дыбу! Выплевывая зубы из разбитого рта и испытывая невыносимую боль в вывороченных суставах, Стрешнев прохрипел: «А пес его знает, чей ты сын! Много нас к твоей матушке ходило…» Таким образом, отцом Петра I мог быть кто угодно, хоть двоюродный брат Натальи Нарышкиной Петр, хоть патриарх Иоаким, хоть конюх Мишка Добров!

Знал ли об амурах своей жены сам Алексей Михайлович? История об этом умалчивает. Но еще древними отмечено – если в одних делах человек проявляет деловитость, целеустремленность или даже талант, то в других часто не смыслит ровным счетом ничего, и его легко обмануть. Таким и был царь Алексей Михайлович: незаурядный политик, заядлый театрал, покровитель художников и ученых, легко поддавался на разные боярские уловки, в том числе и обман своей второй жены. Клан Нарышкиных после женитьбы царя на Наталье занял главенствующее положение при дворе и изгнал всех своих недоброжелателей; и, конечно, они не могли допустить распространения слухов об амурах своей родственницы. Алексею Михайловичу просто не от кого узнать правду о похождениях царицы. Так что царь, видимо, ничего не знал и ни о чем даже не догадывался. Кремлевские спальни умеют крепко хранить свои тайны.

Умер Алексей Михайлович в январе 1676 года от цинги, через пять лет после своей женитьбы на Наталье Нарышкиной.

Ему было 47 лет. За свою жизнь Алексей Михайлович так и не познал сладости и мук любви, когда страсть к единственной женщине заставляла бы, образно говоря, рушить горы и сокрушать врагов. Владимир Маяковский однажды написал такие строки: «Любить – это значит в глубь двора вбежать и до ночи грачьей, блестя топором, рубить дрова, силой своей играючи». Этим сказано очень многое – и стремление показать свою силу, даже если любимая не видит, и восторг от сознания того, что ты любишь, и сладострастное изнеможение от усталости, такое же, как после близости со своим божеством, многое, и многое другое. К сожалению, Алексей Михайлович дров не рубил. Да и мышей, похоже, в спальне своей второй жены не ловил тоже.

Царь Федор Алексеевич. Влюбленный реформатор

Чтобы проверить свои чувства, Федор прогарцевал на лошади мимо дома Заборовских три раза, внимательно поглядывая на окна. И только когда в чердачном окошке мелькнуло светлое личико Агафьи, он окончательно уверился в том, что влюблен в эту девушку и она обязательно станет его женой.

Когда умер царь Алексей Михайлович, завещавший трон сыну, Федору Алексеевичу, тому было всего 14 лет. В день смерти отца придворные под руки потащили его, больного, с опухшими ногами в Грановитую палату и усадили на трон. Началась присяга новому государю. Скорость, с которой прошла присяга у еще неостывшего трупа прежнего царя, имела свои причины. Как мы знаем, Алексей Михайлович был женат два раза: первый раз на Марии Милославской и второй раз на Наталье Нарышкиной. От Милославской у него было два сына – Иван и Федор, а от Нарышкиной один, Петр. Несмотря на то что Алексей Михайлович завещал престол Федору, клан Нарышкиных решил сделать ставку на Петра, поскольку Федор был больным, а Иван слабоумным, в общем – не жильцы на этом свете. Из-за борьбы за престолонаследие Россия могла погрузиться в новую Смуту, так как Нарышкины и Милославские были смертельными врагами.

За Петра, в частности, ратовал его предполагаемый отец, боярин Артамон Матвеев. Но в этой схватке победил клан Милославских, чем и объясняется та поспешность, с которой возвели на трон Федора. Зловредного Артамона Матвеева за его гнусные происки Милославские лишили всех чинов и званий и сослали в далекий северный город Пустозерск. К тому же ему приписали колдовство, что было тогда серьезнейшим преступлением. Он, якобы будучи главой Аптекарского приказа, не допивал за царем лекарства (так тогда проверяли содержимое напитков на яд) и вызывал духов, которых было полным-полно в избе. Их вроде бы видел лежавший за печкой карла (карлик) Захар. Также ему вменялось в вину, что переводчик грек Спафарий читал отцу и сыну Матвеевым «черную книгу» и учил обоих колдовать на ней. В довершение Матвеева обвинили в казнокрадстве – а кто тогда не крал? И поделом ему. Он еще старому царю, Алексею Михайловичу, вредил, расстроив его женитьбу на Авдотье Беляевой. Главных недоброжелателей Милославских – Ивана и Афанасия Нарышкиных – за «попытку покушения» на Федора Алексеевича приговорили к смертной казни, но царь заменил ее недалекой ссылкой.

Итак, Федор Алексеевич стал царем. На похоронах отца его несли сидящего на носилках – так сильно болели ноги. Болезнь у Федора была та же, что и у отца, – цинга. Через неделю после отставки Матвеева с должности главы Аптекарского приказа новый начальник собрал консилиум из шести самых знающих врачей страны на предмет освидетельствования нового царя. Обследование Федора показало, что «ево государская болезнь не от внешнего случая и ни от какой порчи, но от его царского величества природы…, та де цинга была отца его государева … в персоне». То есть доктора признали, что болезнь была наследственной. Врачи заявили, что хроническая цинга дает сезонные обострения, которые лечатся с помощью внешних укрепляющих средств: «сухой ванны», мазей на царские «ношки» и прочего. Полное излечение «возможно исподволь, а не скорым времянем». Организму царя просто не хватало каких-то витаминов.

«Государская» болезнь усугублялась еще и тем, что Федор, когда ему шел тринадцатый год, будучи страстным лошадником, попал под сани. Как-то он с тетками и сестрами захотел прогуляться за город. Им подвели ретивую лошадь. Тетки с сестрами сели в сани, а Федор взобрался на лошадь – он захотел сам быть кучером. Однако сани были так перегружены, что лошадь не могла их сдвинуть с места и встала на дыбы, при этом сбросив седока. Царевич попал под сани, лошадь рванула вперед, и «тут сани всею своею тяжестью проехали по спине лежащего на земле Федора и измяли ему грудь, отчего он и теперь (1676 г.) чувствует беспрерывную боль в груди и спине».

Тем не менее, по заключению докторов, болезнь была не смертельной, и при правильном уходе и лечении Федор мог править еще долгое время. Бояре вздохнули с облечением, и новый царь приступил к своим обязанностям. Он был прекрасно образован: знал латынь, польский и древнегреческий языки, писал стихи и песни (некоторые его произведения дожили до нашего времени), играл в шахматы, в его личной библиотеке насчитывалось двести томов книг – богатейшее собрание по тем временам. О его увлечении лошадьми мы уже говорили; кроме того, Федор был прекрасным лучником. Его наставником был Симеон Полоцкий – выдающийся церковный деятель, философ и поэт. Федора изначально готовили к управлению государством.

Насколько царь был немощен физически, настолько был силен его дух. Федор поддавался болезни только в дни тяжелых приступов, а в остальное время был подвижен и деятелен. Он начал реформировать Россию! Федор Алексеевич простил народу недоимки и облегчил налоги, отменил местничество, ввел «немецкое» платье, при нем стали брить бороды, он обновил Кремль, изменил управление приказами (так тогда назывались министерства), усовершенствовал судебную систему, организовал систему военных округов, реформировал армию, учредил то, что при Петре I стало называться «Табелью о рангах». При такой системе в люди выбивались умные, толковые и знающие специалисты, а не заносчивые и бестолковые невежды, кичащиеся своим высоким положением. В итоге правой рукой царя Федора стали незнатные И. Языков, братья А. и М. Лихачевы, князь Василий Голицын и священник Сильвестр Медведев.