Затерянная земля (Сборник) - Глоух Карл. Страница 62

Об это мы и не подумали! Вся наша так красиво построенная теория о свободном ото льда оазисе является только миражом. А между тем все данные пока доказывают справедливость утверждения Фелисьена.

Я поглядел на Надежду. Как она побледнела. Ее маленькая ручка сжалась. Глаза заискрились. Но как раз в этот момент Снеедорф осторожно вынимает изо рта трубку и, спокойно глядя на француза, говорит:

— А все же мы поедем дальше.

Все та же пустыня. Мы останавливаемся опять на полдня для небольшой починки машины, часто попадаем в наносы зернистого снега, через который автомобилю приходится пробираться с трудом, как сквозь сыпучий песок. Временами особые белесоватые туманы закрывают горизонт, и в такие минуты случается, что мы вдруг видим высоко в воздухе громадный чудовищный автомобиль, грозно двигающийся в облаках посреди окружающего его блестящего белого круга, — громадную движущуюся тень, закрывающую половину неба, в сопровождении наших во много раз увеличенных фигур. Потом это явление бледнеет, расплывается, и только его светящийся ореол остается еще несколько мгновений на небе.

Необъяснимое повышение температуры очень сильно меня беспокоит. Несмотря на то, что мы неуклонно продвигаемся к северу, ртутный столбик в термометре поднимается вверх. В силу каких загадочных влияний происходит это? И сегодня температура повысилась. Свежевыпавший снег стал влажным, налипает на лыжи и сани и приводит нас в отчаяние.

Фелисьен показывает мне барометр. Его стрелка как безумная скачет по циферблату. Мы смотрим на небо. На востоке, над самым ледяным полем, оно потемнело. Мы останавливаемся, зная, что это обычный признак бури.

Машина замолчала, и давящая тишина наполнила край. Уже издали видно, как поднимается снежная пыль. Тяжелые облака грозно двинулись на плато. Наступил мрак. Нас поглотила страшная метель, смешанная на этот раз с дождем.

Но что же это такое? Раздается треск громовых ударов! Воздух наполнен электричеством. Из мельчайших частей машины выскакивают беловатые огоньки. На металлическом острие наших лыжных палок светятся зеленоватые шарики.

Каждая снежинка — светлый атом, искра холодного огня. При соприкосновении они издают треск, как маленькие молнии, и причиняют колющую боль. В общем хаосе они крутятся сверху вниз и перелетают, как искры пожара. Потом пошел град — крупный и тяжелый, светящийся град. Каждая градина — миниатюрный конденсатор электрической энергии.

В кромешной тьме это поразительно красивое зрелище. Длинные бесшумные молнии освещают тьму фиолетовым светом, а бешеная светящаяся метель с двойной силой сечет равнину. Я соскочил с саней и побежал к машине.

Двери заднего купе были открыты, и я увидел окруженную синеватым светом фигуру Надежды, которая сложив руки, спокойно созерцала это волшебное явление природы.

Но едва я отошел, какая-то тень вынырнула из мрака. Я услышал гневный крик. Мне показалось, что на Надежду напали. Кто же это такой?

— Надежда! Надежда! — в тревоге крикнул я и бросился назад. Одна из борющихся фигур по-кошачьи прыгнула в сторону и исчезла. — Надежда, это был Сив?

Девушка схватилась за меня трясущейся рукой. Она тяжело дышала.

— Негодяй… Он осмелился… осмелился обнять меня…

В эту минуту вдруг прояснилось. Электрическая буря пролетела дальше, исчезая на юго-западе, и тусклый свет бесконечного полярного дня снова озарил край.

XI

Теперь только я припомнил различные детали, которым до сих пор не придавал значения: как Сив кружил поблизости от Надежды, его преувеличенную услужливость, которую девушка принимала лишь за старательность хорошего слуги; бросаемые украдкой пламенные взгляды, которыми провожал молодую девушку этот человек.

Я ничего не сказал Снеедорфу о поведении его слуги. Надежда сама потребовала от меня, чтобы я замял этот случай. Но она просила у меня защиты, и я решил, что если Сив решится приблизиться к ней, ему будет худо…

Прежде чем мы снова двинулись в поход, я отыскал Сива и сухо сказал ему:

— Я считаю все происшедшее за припадок невменяемости. Иначе я тотчас сделал бы то, что сделаю при повторении подобного. — Сказав это, я поднес браунинг к его носу. — Я застрелю тебя, как бешеную собаку.

Сив втянул еще более голову, съежился и без ответа отвел свои бегающие глаза. Но когда я уходил от него и внезапно оглянулся, то испугался его взгляда, полного смертельной ненависти ко мне. Итак, Сив — мой враг, враг насмерть. Необходимо быть настороже. Я не боюсь его, но хорошо знаю, что придется считаться с таким коварным противником. Впрочем, у меня есть союзник. Этот союзник — Гуски.

Я уже давно заметил, что собака инстинктивно ненавидит Сива. Это можно использовать. Несколько раз Гуски отчаянно нападал на Сива и оставлял его лишь по приказанию своей госпожи.

Сив хорошо знал, что собака перегрызла бы ему горло, если бы он позволил себе в ее присутствии коснуться Надежды. Но как раз в то время собака была заперта — случайно ли? — в другом купе.

Я чувствую себя взволнованным, и мне хочется увидеть Надежду. Она уже вполне успокоилась и приветливо улыбается мне.

Весь день пасмурно. Петер Гальберг в полдень не смог выполнить обычных измерений. Я заметил, что милый Петер в последнее время задумчив. Он совершенно сторонится общества и только возится со своей машиной. Если его спрашивают, что с ним, отвечает уклончиво. Но все же он не может желать большего успеха, чем тот, какого уже достиг со своим снегоходом.

В разговоре он высказался как-то:

— Сегодня ночью мне снился мой родной город Рённе… Я видел свою мать всю в слезах. — Его глаза с тоскливой задумчивостью глядели вдаль. Может быть, это было предчувствие несчастья…

Однажды я изучал в купе карты, когда услышал выстрел. На этих морозных высотах он разнесся с необыкновенною силой. Я поспешно выскочил вон.

Бесконечная снежная равнина утопала в кровавом свете огненных туч, из которых выглядывал оранжевый лик солнца. В этом магическом свете я увидел косматую фигуру, исполняющую, несмотря на сильный мороз, в сугробе настоящий медвежий танец. Фигура махала ружьем. А потом послышался голос, знакомый голос Фелисьена, в бесконечных вариациях повторяющий памятные слова: «Ура! Замечательный выстрел! Да здравствует Алексей Платонович! Ура!»

— Что с тобою, несчастный? — бросился я к нему с вопросом. Фелисьен перестал прыгать, принял комическую позу и поглядел на меня с гордым видом.

— Что? А вот что! — выдохнувши столб пара, крикнул он. — Я только что сделал первый выстрел в этой отвратительной пустыне. Что ты на это скажешь? Вон лежит! Ворон, ворона, грач — как хочешь! Это все равно. Но я думаю, что птица принесла нам визитную карточку Алексея Платоновича!

На снегу действительно лежал подстреленный ворон. Фелисьен стал героем дня.

Случайно он увидел низко летящую черную птицу, которая напрасно старалась мощными ударами крыльев бороться с сильным ветром. Фелисьен бросился к саням за ружьем и выстрелом сшиб ворона на снег. Очевидно, птицу занесло ветром с северо-востока.

Вряд ли она прилетела с самого восточного берега. Я сомневаюсь в этом. Как бы то ни было, внезапное появление этого живого существа среди мертвой пустыни, придало нам новые силы. Так может быть, гипотеза о свободной ото льда центральной части Гренландии окажется правдой! Надежда, упавшая духом за последние печальные дни, казалось, ожила.

Через несколько минут палатки были собраны. Мы вскочили в машину и, размахивая флагами, с криками «ура» оставили памятное становище. Теперь мы верили в успех экспедиции.

Я долго размышлял об электрической буре, которая пролетела вчера над ледяной стрелой. Где она возникла? Я не верю, что на ледниках. Буйная фантазия рисует у меня перед глазами странные картины. Насколько превзошла их, однако, действительность!