Маракотова бездна. Страна туманов (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 71

– Это именно то, чего я желаю.

– Тогда начинайте приготовления, а я не задержусь с визитом. Но пока вы должны четко уразуметь: я требую честного слова. Ваши отношения с моей дочерью не должны заходить далеко.

Мэлоун колебался.

– Обещаю, что не буду торопить события в течение шести месяцев, – наконец выдавил он из себя.

– Что вы собираетесь делать по окончании этого срока?

– Будет видно, – дипломатично ответил Мэлоун, тем самым с честью выйдя из опасной ситуации.

Случилось так, что, выскочив на лестничную площадку, журналист столкнулся с Энид, которая возвращалась домой после утреннего похода по магазинам. Присущая ирландцам гибкость стала главным аргументом: Мэлоун решил, что шестимесячный срок не обязательно должен начаться немедленно. Молодой человек уговорил девушку войти с ним в лифт. Лифт в доме профессора принадлежал к тому типу подъемных механизмов, которыми управляют изнутри. Кабинка застряла между этажами и, несмотря на нетерпеливые звонки снизу, находилась в таком положении добрую четверть часа. Когда лифт возобновил работу и Мэлоун смог выйти на улицу, а Энид подняться в квартиру, влюбленные оказались морально готовы к длительному шестимесячному ожиданию без всякой надежды на счастливый финал.

Глава 14,

в которой Челленджер встречает незнакомого коллегу

Профессор Челленджер принадлежал к тому типу людей, которые с трудом сходятся с незнакомцами. Для того чтобы стать другом великого ученого, нужно было полностью зависеть от него. Профессор не терпел равных, но в роли патрона был незаменим. Несмотря на ореол Юпитера, колоссальное самомнение, самодовольную улыбку и облик снизошедшего к простым смертным божества, профессор подкупал искренностью и дружелюбием. Но и немало требовал взамен. Глупость отталкивала Челленджера, физическое уродство внушало отвращение. Независимость пугала. Ему нужен был друг, которым восхищается весь мир, но который в то же время поклоняется сверхчеловеку, вознесенному судьбою высоко над ним. Такого друга Челленджер обрел в лице доктора Росса Скоттона, и по этой причине доктор Скоттон стал любимым учеником профессора.

Но сейчас мистер Скоттон был смертельно болен. Доктор Аткинсон из больницы Святой Марии навещал его. Прогнозы Аткинсона были неутешительными: Скоттон страдал страшной болезнью под названием «рассеянный склероз» {139}. Челленджер понимал, что доктор Аткинсон не преувеличивал, когда говорил, что шансов на излечение практически нет. Судьба оказалась жестока и ужасно несправедлива по отношению к молодому ученому, который, безусловно, еще не достиг зенита своей славы, но был известен благодаря двум работам: «Эмбриология {140} симпатической нервной системы {141}» и «Погрешности каталога Обсоник». Скоттону предстояло превратиться в существо без каких-либо признаков личного или духовного, состоящее из отдельных химических элементов. Профессору оставалось лишь пожимать плечами, качать большой головой и пытаться смириться с неизбежным. Каждый последующий прогноз докторов был хуже предыдущего. Зловещим сигналом стало молчание. Челленджер немедленно отправился к своему юному другу, который проживал в районе Гауер-стрит. Увиденное произвело на профессора жуткое впечатление, он долго не мог прийти в себя. Больной корчился в мучительных судорогах, являющихся неизбежным проявлением заболевания. Молодой человек кусал губы, чтобы не закричать. Стон, возможно, облегчил бы его страдания, но унизил человеческое достоинство.

– Вы и теперь станете настаивать на своем? Разве я не заслужил права на надежду после шести месяцев страданий? Можете ли вы со всей своей мудростью и знаниями увидеть искру света в темном сумраке бесконечного увядания?

– Посмотри правде в глаза, мой мальчик! – ответил Челленджер. – Лучше смириться с жестокой реальностью, чем тешить себя несбыточными фантазиями.

Рот больного раскрылся, из груди вырвался длительный стон. Челленджер вскочил и выбежал из комнаты.

Затем случилось нечто невероятное: с появлением мисс Делиции Фримен события приняли непредсказуемый оборот.

Однажды утром в дверях квартиры профессора раздался стук. Суровый, неразговорчивый дворецкий выглянул наружу. Поначалу он ничего не увидел. Переведя взгляд ниже, дворецкий обнаружил невысокую леди, чье деликатное лицо и ясные птичьи глаза были устремлены вверх, на него.

– Я хотела бы повидаться с профессором, – сказала она и достала из сумочки визитную карточку.

– Профессор не сможет встретиться с вами, – ответил слуга.

– Ошибаетесь, сможет, – невозмутимо возразила невысокая леди.

Даже длинные коридоры редакций, кабинеты чиновников или политиков не являлись преградой на ее пути. Особенно если она верила, что обязана сделать доброе дело.

– Профессор не сможет встретиться с вами, – еще раз сказал слуга.

– Послушайте, я должна увидеть его, – сказала мисс Фримен и ловко проскользнула мимо дворецкого.

Ведомая безошибочным инстинктом, она направилась прямо в святая святых – в кабинет профессора. Мисс Фримен вежливо постучалась и, не дожидаясь ответа, вошла.

Львиная голова Челленджера оторвалась от стопки лежащих на столе бумаг и неприветливо взглянула на незваную посетительницу.

– На каком основании вы ворвались ко мне в кабинет? – грозно зарычал профессор.

Львиный рык не произвел на маленькую женщину никакого впечатления. Она лишь мягко улыбнулась в ответ.

– Я так рада с вами познакомиться, – сказала она. – Мое имя – Делиция Фримен.

– Остин! – закричал профессор. Невозмутимое лицо дворецкого показалось в проеме. – Что это такое, Остин? Как эта леди проникла сюда?

– Я не смог удержать ее, – с отчаянием ответил Остин. – Следуйте за мной, мисс. Вы и так наломали дров.

– Нет, нет! Вы не должны сердиться, для этого совершенно нет причин, – мягко произнесла девушка. – Мне рассказывали, что вы ужасный человек, но на самом деле вы милашка.

– Кто вы такая? Чего хотите? Вам известно, что я один из наиболее занятых людей в Лондоне?

Мисс Фримен снова полезла в сумку. Сначала она извлекла листовку о положении в Армении, затем памфлет о беспорядках в Греции, далее последовал манифест парапсихологов, и наконец на свет появился сложенный вдвое, исписанный каракулями лист бумаги.

– Вам записка от доктора Росса Скоттона, – сказала девушка.

Записка была наспех свернута и небрежно написана – настолько небрежно, что прочитать ее было практически невозможно. Челленджер насупил свои густые брови, пытаясь разобрать каракули.

«Пожалуйста, дорогой друг и наставник, прислушайтесь к словам этой женщины. Знаю, то, что она скажет, вступит в противоречие с вашими убеждениями. Но я должен это сделать. Вы сами сказали, что у меня нет никакой надежды. После проверки я убедился в истинности ее слов. Знаю, это кажется полным безумием. Но даже крохотный луч надежды лучше, чем полное отсутствие таковой. Если бы вы оказались на моем месте, то проделали бы то же самое. Неужели вы не сможете обуздать предрассудки и не захотите увидеть все своими глазами? Доктор Фелкин придет в три.

Дж. Росс Скоттон».

Челленджер прочитал записку дважды и тяжело вздохнул. Болезнь, очевидно, затронула рассудок писавшего.

– Он просит меня выслушать вас. О чем вы хотите побеседовать? Постарайтесь говорить коротко.

– Больного навестит доктор-спиритуалист, – сказала леди.

Челленджер подпрыгнул в кресле.

– О Господи, мне, кажется, никогда не избавиться от этого наваждения! – воскликнул он. – Почему они не могут оставить беднягу в покое? Зачем проделывать грязные фокусы у постели умирающего?

Мисс Делиция хлопнула в ладоши. Ее живые маленькие глазки засветились весельем.

– Больной не умрет. С ним будет все в порядке.