Тайна бильярдного шара. До и после Шерлока Холмса [сборник] - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 48
— Как, сестра Генри Латура?! — воскликнул Гросье.
— Да, именно так. Вы его знаете?
— Знаю? Да он играет Лаэрта в вашем «Гамлете» в понедельник вечером!
— Черт подери, неужели.
— Да, старик Ламбертен вчера вечером дал ему ангажемент. Это усложняет дело! А парень он хороший, что ни говори.
— Не вижу, как это сможет повлиять на мои намерения относительно его сестры.
— Я тоже знаю эту девицу — она столь же добродетельна, сколь и красива. Здесь у вас ничего не выйдет, Лаблас. Она — ангел, сошедший на землю, а с ее братом лучше не связываться.
— Дорогой мой, — произнес Лаблас, — неужели вы не видите, что каждое ваше слово еще более укрепляет меня в моем решении? Вы только что сказали, что интрижки страдают однообразием. Это; похищение добавит новизны и острых ощущений.
— Ничего у вас не получится, — заявил Гросье.
— Наоборот, все увенчается успехом.
— Голову даю на отсечение, что вы потерпите неудачу.
— Если бы вы дали «на отсечение» десять тысяч франков, это было; бы куда как кстати. Ну что, хотите пари? Я заявляю, что в течениеj двадцати четырех часов я увезу эту маленькую пуританку.
— Согласен! — азартно ответил комик.
— Господа, будьте моими свидетелями! — сказал Лаблас, обращаясь к присутствующим. Затем он открыл инкрустированный слоновой костью бювар и написал несколько цифр.
Воцарилась тишина, которую нарушил звонкий молодой голос.
— Я вам не свидетель в этом грязном деле!
Этот голос принадлежал молодому офицеру.
Лейтенант поднялся со стула и встал напротив Лабласа, глядя ему прямо в лицо.
Среди актеров послышались возгласы удивления, потому что их «мальчик для битья» вдруг взбунтовался и посмел бросить им вызов. Они бы спасли его, если б могли. Кашэ схватил офицера за рукав и потянул его вниз.
— Сядьте! — прошептал он. — Да сядьте вы, наконец! Он же лучший стрелок Франции!
— Не сяду! — упрямо ответил лейтенант. — Я протестую против происходящего здесь! Если слабость и добродетель этой юной дамы не в силах защитить ее, то того факта, что ее брат является вашим коллегой-актером, более чем достаточно, чтобы оградить ее от этого вашего омерзительного тотализатора!
Лаблас выслушал эту пламенную речь, не поднимая глаз от бювара, где он что-то писал.
— Давно ли? — спросил он холодным, спокойным голосом, который, по словам знавших Лабласа людей, был гораздо опасней, чем крик уличного громилы. — Давно ли вы сделались моралистом, мсье Мальпас?
— Я не сделался моралистом. Я просто остался благородным человеком и сохранил это звание, которое вы, к превеликому сожалению, утратили навсегда.
— Ах, вот как! Вы переходите на личности.
— Я никоим образом не претендую на безгрешность. Но, видит Бог, ничто на свете не сможет заставить меня стать соучастником этого хладнокровного, подлого и циничного соблазнения!
В голосе юноши зазвенела отвага, а в глазах его вспыхнул благородный огонь давно позабытого рыцарства.
— Я искренне сожалею, — продолжал он, — что ваше обращение к нашей чести, прежде чем вы раскрыли нам свои планы, не позволит мне предпринять усилий, чтобы расстроить их.
— Милый, наивный юноша! — усмехнулся Лаблас. — Мне кажется, я понимаю причину того, почему вы вдруг впали в нравоучения. У вас ведь у самого есть виды на эту особу, не так ли, мон шер?
— Вы лжете и прекрасно это знаете! — вскричал лейтенант.
— Держите его, да за руки держите, Кашэ! Разнимите их! Не дайте им сцепиться, как псам!
— Пустите, говорю! — ревел Лаблас. — Он назвал меня лжецом! Я убью его!
— Завтра, дорогой мой, завтра, — увещевал его Гросье. — Мы проследим за тем, чтобы вы получили полную сатисфакцию.
— Вот моя карточка, — сказал офицер, швырнув ее на стол. — Я к вашим услугам, когда вам будет угодно. Капитан От — мой сосед. Он будет моим секундантом. Прощайте, господа! До встречи, мсье!
Молодой человек повернулся и с достоинством вышел из комнаты, оставив деньги на столе.
Несмотря на все его недостатки, его матушка из Монпелье могла бы по праву гордиться своим сыном, если бы только она видела эту сцену.
— Мы навестим его друга завтра, Кашэ, — мрачно произнес Лаблас. — А теперь к делу. Могу я рассчитывать на вашу помощь и на вашу, Тюрвиль?
— Мы сделаем все, что сможем.
— Ну вот, нынче вечером я хорошенько рассмотрел дом. Это обычное двухэтажное строение, она спит в отдельной комнате на верхнем этаже. Все это я узнал из наблюдений и из болтовни служанки. Спать они ложатся рано, в доме, кроме девушки, только ее брат и пожилая мать. На окнах спален только жалюзи — ставней нет.
Жан Беро. Театр Франсэ в Париже
— И как же вы думаете действовать?
— Все просто. Мы знаем, что улочка очень тихая. Мы возьмем мой крытый экипаж, один из нас будет править лошадьми. Как вам известно, для подобных дел у меня есть складная лестница, которую мы возьмем с собой. Мы выходим из экипажа, приставляем лестницу, открываем ее окно, затыкаем ей рот, пока она еще сонная, переносим ее вниз, в экипаж, и все — дело сделано. Если она проснется и закричит, мы втроем наверняка справимся с ее братцем и надаем ему по шее. Не будет ни малейшей зацепки, кто мы такие и куда уехали. Нас ждет грандиозный успех.
— Это уж точно! — расхохотались все трое.
— Ах, эта маленькая недотрога! Ручаюсь, что очень скоро она сделается сговорчивее. Да, завтра надо быть в форме, так что мне надо несколько часов поспать. Итак, общий сбор на улице Бертран в два часа ночи в понедельник. Спать они ложатся примерно в одиннадцать. Спокойной ночи.
Бросив недокуренную сигару в камин, актер-распутник медленно вышел из комнаты, оставив своих приятелей обсуждать грязное дело, в котором они согласились стать соучастниками.
Удивительно, сколь естественно англичане приспосабливаются к обычаям страны, где им случается оказаться. Это тем более легко, если нравы и привычки местных жителей в какой-то мере совпадают со склонностями и желаниями британцев.
Дома я довольно строго соблюдаю религиозные предписания, но в то воскресенье, когда я был в Париже, праведный голос звучал во мне все тише по мере того, как я отдалялся от собора и не спеша шел по направлению к улице Бертран. Я лелеял надежду, что мой новый друг Генри Латур сможет скрасить мое одиночество и составит мне компанию, отправившись на прогулку по парижским улицам.
Возможно, истинной целью моего визита была красавица Роуз; даже если и так, то меня ждало разочарование, поскольку юная дама незадолго до моего прихода ушла в церковь, так что мне пришлось довольствоваться обществом ее брата.
— Как же хорошо, что вы пришли! — сказал Генри, с удовольствием потянувшись всем своим сильным телом. — Я сижу в этом проклятом кресле с раннего утра и оттачиваю свою роль. Думаю, что уже достаточно. Я даже сделал несколько выпадов кочергой, готовясь к последней сцене. Знаете, я когда-то был превосходным фехтовальщиком, а публика всегда приходит в восторг, если персонаж умеет обращаться со шпагой.
— Полагаю, ваш Гамлет тоже может фехтовать? — осведомился я.
— Более чем, это одно из его отрицательных достоинств, — ответил Генри, и его лицо на мгновение потемнело. — Однако пойдемте, Баркер. Нынче мой последний свободный день в обозримой перспективе, так что нам надо взять от него все.
Именно так мы и поступили. Молодой актер оказался настоящим знатоком Парижа. Он провел меня по музеям, картинным галереям и прочим достопримечательностям города с таким видом, словно все здесь принадлежало только ему. Генри пребывал в приподнятом настроении после того, как получил ангажемент в «Насьонале», который он считал блестящим началом актерской карьеры в столице.