Тайна бильярдного шара. До и после Шерлока Холмса [сборник] - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 50

Лицо его исказилось гримасой боли, и он плюхнулся прямо на розовый куст, всем своим видом выказывая сильное нежелание вставать; я же поспешил на помощь Джеку.

Я успел заметить, как его оппонент отчаянно пытался применить любимый прием французов — удар ногой. Но наш студент был не робкого десятка. Он увернулся, схватил приподнятую ногу и с силой вывернул ее. Злоумышленник с ревом рухнул на землю с вывихнутой ступней.

Мы провели дрожащую от страха и плачущую Роуз в дом, передали ее до полусмерти перепуганной матушке и снова поспешили в сад.

Никто из наших «знакомцев» так и не поднялся, но борьба между главарем и Генри продолжалась с прежним ожесточением.

Нечего было и пытаться помочь нашему другу. Они оба так крепко сцепились и так быстро катались по гравию садовой дорожки, что было невозможно разобрать, кто есть кто. Они дрались молча, слышалось лишь их тяжелое дыхание. Однако молодость потихоньку начала брать верх благодаря своей большей выносливости. Я видел, как в лунном свете сверкнули запонки Генри, когда ему удалось высвободить руку, и я тут же услышал сильный удар. Казалось, ему удалось оглушить соперника, но, прежде чем Генри смог ударить снова, тот вырвался, и оба с трудом встали на ноги.

Маска съехала, и мы увидели бледное лицо француза, по которому текла тонкая струйка крови из раны на лбу.

— Ах ты, грязный негодяй! Теперь я знаю, кто ты! — взревел Генри. Он бы непременно снова бросился на него, если бы мы его не удержали.

— Ну и что! Ты меня еще лучше узнаешь, прежде чем умрешь! — прошипел главарь со зловещей улыбкой.

— Ах ты, подлый мерзавец! Думаешь, я испугался твоих угроз? Если угодно, я поведу тебя к барьеру! Нет, я лучше пристрелю тебя! Джек, живо принеси пистолеты!

— Тише, старина, тише, — успокаивал его я. — Не действуйте так поспешно.

— Поспешно?! — взревел Генри. — Это же касается моей сестры! Быстро мне пистолет!

— Это я должен назначить время и место, — произнес Лаблас. Да, это был именно он. — Поскольку я получил первый удар.

— И когда же?

— Я извещу вас утром. Достаточно того, что вы будете опозорены на весь Париж. Я подниму грандиозный скандал, мой юный Друг.

С той же зловещей улыбкой на лице он забрался на козлы и схватил вожжи.

— Если господин, чью ступню я имел удовольствие вывихнуть, сочтет себя оскорбленным, — насмешливо заявил Джек, — он всегда может рассчитывать на сатисфакцию с моей стороны.

— То же самое относится к моему другу, стоящему справа, — сказал я. — Я имею в виду господина со странно опухшим ухом.

Ответом на наши любезности явился шквал ругательств.

Поклонника «французского футбола» втащили в экипаж, наш второй знакомец последовал за ним. Лаблас, все еще белый от ярости, что было силы хлестнул лошадей, и экипаж умчался прочь, сопровождаемый нашим с Джеком раскатистым хохотом и проклятиями Генри, который был слишком разгорячен, чтобы видеть случившееся в забавном и юмористическом аспекте.

— От ссадин лучше всего примочки с перекисью водорода! — именно такой совет наш студент-медик прокричал вслед удалявшемуся экипажу. Скоро грохот его колес смолк вдали.

В этот момент, в полном соответствии с суровой правдой жизни, на месте происшествия появился жандарм. Он с важным видом переписал номер дома в свой призванный внушать благоговейный страх блокнот, но после того, как все его попытки узнать от нас что-либо не увенчались успехом, он с достоинством удалился, то и дело пожимая плечами.

Когда я возвращался к себе в гостиницу, у меня на сердце кошки скребли. Так всегда бывает, когда схлынут запал и упоение победой. Я с тревогой думал, что же нам готовит завтрашний день. Я не забыл, как вечером Генри рассказывал мне о дуэльных похождениях Лабласа и особенно о его злополучном поединке с молодым кавалерийским офицером.

Я знал, насколько горяч и импульсивен мой друг, так что отговорить его от вызова представлялось решительно невозможным. Тут я был бессилен, поэтому единственное, что оставалось — положиться на естественный ход событий.

Когда на следующее утро я спустился к завтраку, братья уже ждали меня. Генри выглядел прекрасно и сердечно поздоровался со мной, однако Джек был непривычно мрачен и серьезен.

— Все будет в порядке, старина, — сказал молодой актер.

— Да. Послушайте, Баркер, — взволнованно начал Джек, — дело в высшей степени необычное. Это самый странный вызов из всех, о которых я когда-либо слышал, хотя сразу признаюсь, что мой опыт в этой сфере весьма невелик. Полагаю, отказаться мы не можем?

— Ни за что на свете! — воскликнул его брат.

— Вот письмо, — продолжал Джек, — которое я получил нынче утром. Прочтите сами.

Послание было адресовано студенту и гласило следующее:

«Милостивый государь!

Принимая во внимание, что Вы выступаете секундантом господина Генри Латура, позвольте заявить, что во исполнение своего права мсье Лаблас выбирает оружием рапиры. Он покорнейше просит вас обоих прибыть нынче вечером в театр, где Вы будете присутствовать на сцене в качестве статиста. Таким образом, сатисфакция обеспечивается тем, что поединок в пятом акте должен пройти в строгом соответствии с правилами дуэльного кодекса. Бутафорские шпаги тайно заменят на боевое оружие. Я буду присутствовать как секундант мсье Лабласа. Примите и проч.

Искренне Ваш,

Пьер Гросье».

— Что вы об этом думаете? — спросил Джек. — Мне кажется, что это какая-то бессмысленная идея, настолько нелепая, что надо отказаться.

— Никоим образом! — возразил Генри. — Они приложат все силы, чтобы выставить меня трусом. К тому же какая разница, где с ним сражаться, если я буду с ним драться? Я вам так скажу, Баркер, — продолжил он, сжав мою руку, — если мы сразимся, я твердо намерен убить его!

В его голосе звучала такая решительность, что я убедился — Лабласу, несмотря на все его искусство и опыт, предстоит схватка с очень опасным противником.

Эдуард Мане. Фор в роли Гамлета

— В случае твоей неудачи, Генри, — сказал Джек, — я выступлю вместо тебя. Я или прикончу мерзавца, или так и останусь лежать на сцене. Представляете сенсацию — Гамлета заколол простой статист, а? — Сказав это, Джек деланно улыбнулся.

— Ну что ж, сейчас же пиши, что я принимаю вызов! — воскликнул Генри. — Боюсь только одного — что в этой истории будет замешана наша сестра.

— Не стоит беспокойства, — возразил я. — Не в их интересах выставлять на потеху публики постигшее их грандиозное фиаско.

— Вы придете вечером в «Насьональ», Баркер? — спросил Генри. — Постарайтесь заполучить место в первом ряду партера.

— Разумеется! — ответил я. — Если вам обоим не удастся отстоять честь сестры, то Лабласу придется иметь дело со мной еще до закрытия занавеса.

— Вы настоящий друг, Баркер, — растроганно произнес Генри. После недолгой паузы он сказал: — Ну-с, мои личные дела не должны помешать мне исполнить свой долг перед публикой, так что я отправляюсь домой, чтобы еще разок пройтись по тексту. Всего доброго, старина! Увидимся вечером.

Братья ушли, оставив меня наедине с чашкой остывшего кофе.

Как у них прошел день, я не знаю. Думаю, что даже весельчаку Джеку часы казались годами.

Что же до меня, то я пребывал в каком-то лихорадочном, тревожном ожидании. Я только и мог, что кружить по многолюдным улицам и ждать, когда же, наконец, наступит вечер.

Парадные двери открыли только в семь, но мне пришлось прождать еще полчаса, прежде чем я попал в зал.

У дверей сгрудились театралы, которым не терпелось лицезреть своих кумиров. Я же внимательно рассматривал висевшую на колонне афишу.