Хозяин Черного Замка и другие истории (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 50
Тьма в самом деле была так непроницаема, что артиллерист, стоя у орудия, не мог видеть, что делается около соседней пушки. Рёв орудий перемешивался с резким треском ружейных выстрелов. Слышался гром разрушающихся деревянных частей, на палубу с грохотом падали обломки мачт. Офицеры ходили взад и вперёд, ободряя артиллеристов. Капитан Джонсон старался разглядеть, что делается на неприятельском корабле, и, сняв треугольную шляпу, разгонял перед собой дым. Увидев Уортона, проходившего мимо, он весело воскликнул:
– Весёлое дельце, Боб! – А затем, вспомнив о дисциплине, более сдержанным тоном добавил: – Каковы наши потери, мистер Уортон?
– Сломана главная рея и гафель.
– А где наш флаг?
– Сорван выстрелом и упал в море.
– Французы подумают, что мы сдаёмся. Возьмите флаг с командирской лодки и поднимите его на бизань-мачту.
– Слушаюсь, сэр.
Как раз между капитаном и лейтенантом упал снаряд и разрушил ящик, на котором был установлен компас. Дым на несколько мгновений рассеялся, и капитан мог убедиться, что тяжёлые орудия французов причиняют фрегату страшный ущерб. От «Леды» остались только обломки. Палуба была усеяна трупами, отверстия для орудий разрушены. Одна восемнадцатифунтовая пушка была опрокинута. Солдаты на корабле и башне продолжали стрелять, но половина орудий уже была приведена к молчанию. Около этих умолкших орудий лежали груды мёртвых тел.
– Готовьтесь отражать абордаж! – крикнул капитан.
– Вынимай кортики, ребята! – скомандовал Уортон.
Командующий солдатами капитан приказал:
– Прекратить стрельбу! Дать залп, когда враг станет всходить на палубу.
Из мглы стал вырисовываться громадный корпус французского корабля. Он быстро приближался к побеждённой «Леде», у борта звякали громадные абордажные крюки. Приблизившись на совсем близкое расстояние, «La Gloire» дала последний залп из всех орудий. Этим залпом была сбита главная мачта «Леды». Завертевшись в воздухе, мачта грохнулась на палубу, прямо на пушки, причём убила десять человек и привела в негодность целую батарею.
Ещё мгновение – и корпус французского корабля ударился о корпус «Леды». Несколько гигантских крючьев вцепились в палубу английского фрегата. Несметные колонны французов, заполнившие палубу, дико кричали, готовясь ринуться на врагов. Но им не было суждено взойти на залитую кровью палубу английского фрегата. Откуда-то, совсем близко, загремел хорошо направленный орудийный залп, затем другой, третий…
Английские моряки, стоявшие молчаливо около орудий с обнажёнными кортиками и ожидавшие натиска врагов, с удивлением наблюдали, как чёрные массы французов стали быстро таять.
Ещё момент – и расположенные на противоположном борту французского корабля пушки грянули ответным залпом.
– В какого чёрта они стреляют? – крикнул капитан. – Очищайте палубу.
– Готовь орудия! – скомандовал лейтенант. – Ну, ребята, теперь они в наших руках.
Обломки были убраны, и уцелевшие пушки заговорили снова. Французский якорь был перебит, и «Леде» удалось освободиться от роковых объятий врага. На палубе французского корабля началась паника. Люди падали массами, и вдруг… «La Gloire» стала быстро удаляться.
– Они бегут! Бегут! – закричали англичане.
И действительно, французский корабль прекратил стрельбу и усердно работал уцелевшими парусами. Кто же победил французов? «Леда»? Нет.
Пороховой дым рассеялся, и причины, приведшие к такому странному и неожиданному окончанию боя, разъяснились. «Леда» находилась у самого устья канала, ведущего в бухту. Сюда оба корабля незаметно приблизились во время сражения.
В море, милях в четырёх, был виден другой отставший фрегат «Дидона», который стремительно, под всеми парусами, преследовал улепётывавшего на север француза. Орудия «Дидоны» гремели. Оба корабля скоро исчезли из виду.
Но сама «Леда» оказалась в плачевном состоянии. Главная мачта была сбита, не было также бизань-мачты и гафеля. Паруса напоминали лохмотья нищего. Сто человек команды были убиты.
А рядом с кораблём в воде плавали обломки какого-то другого судна. Вот из волн высунулась носовая часть. Она была выкрашена в чёрный цвет, и на ней виднелись белые буквы:
– Боже мой! – воскликнул Уортон. – Это пиратский бриг спас нас! Гудсон подкрался к французам и открыл по ним канонаду. Залп французских орудий уничтожил бриг.
Маленький капитан повернулся кругом и молча зашагал взад и вперёд по палубе. Матросы усердно работали, чиня повреждения.
Капитан снова приблизился к лейтенанту, и последний заметил, что суровое лицо его начальника смягчилось и приняло теперь растроганное выражение.
– Они все погибли, по-видимому? – спросил он.
– Все. Команда пошла ко дну вместе с бригом.
И оба офицера вперили глаза в обломки, на которых красовалось зловещее название. Между изломанным гафелем и кучей перепутанных снастей виднелось что-то чёрное. Это был пиратский флаг, а рядом с ним плавал красный колпак погибшего атамана.
Капитан долго глядел на этот колпак и наконец воскликнул:
– Он был негодяй, но в нём был жив британец! Жил как собака, а умер как человек. Клянусь Богом, он умер как человек!
Лакированная шкатулка
– Презанятная произошла со мной история, – начал свой рассказ репетитор, – одна из тех странных и фантастических историй, которые приключаются порой с нами в жизни. В результате я потерял, может быть, лучшее место, которое когда-либо имел или буду иметь. Но всё же я рад, что в качестве частного учителя поехал в замок Торп, так как приобрёл – впрочем, что именно я приобрёл, вы узнаете из моего рассказа.
Не знаю, знакомы ли вы с той частью центральных графств Англии, которая омывается водами Эйвона. Она – самая английская во всей Англии. Недаром же здесь родился Шекспир, воплотивший английский гений. Это край холмистых пастбищ; на западе холмы становятся выше, образуя Молвернскую гряду. Городов в этих местах нет, но деревни многочисленны, и в каждой возвышается серая каменная церковь норманнской архитектуры. Кирпич, этот строительный материал южных и восточных графств, остался позади, и вы всюду видите камень: каменные стены, каменные плиты крыш, покрытые лишайником. Все строения здесь строги, прочны и массивны, как и должно быть в сердце великой нации.
В центре этого края, неподалёку от Ивешема, и стоял старинный замок Торп – родовое гнездо сэра Джона Болламора, двух малолетних сыновей которого я должен был обучать. Сэр Джон был вдовцом, три года назад он похоронил жену и остался с тремя детьми на руках. Мальчикам было теперь одному восемь, другому десять лет, а дочурке семь. Воспитательницей при той девочке состояла мисс Уизертон, которая стала впоследствии моей женой. Я же был учителем обоих мальчиков. Можно ли вообразить себе более очевидную прелюдию к браку? Сейчас она воспитывает меня, а я учу двух наших собственных мальчуганов. Но вот вы уже и узнали, что именно я приобрёл в замке Торп!
Замок и впрямь был очень древний, невероятно древний, частично ещё донорманнской постройки, поскольку Болламоры, как утверждают, жили на этом месте задолго до завоевания Англии норманнами. Поначалу замок произвёл на меня тягостное впечатление: эти толстенные серые стены, грубые крошащиеся камни кладки, запах гнили, похожий на смрадное дыхание больного животного, источаемый штукатуркой обветшалого здания. Но крыло современной постройки радовало глаз, а сад имел ухоженный вид. Да и разве может казаться унылым дом, в котором живёт хорошенькая девушка и перед которым пышно цветут розы?
Если не считать многочисленной прислуги, нас, домочадцев, было всего четверо: мисс Уизертон, тогда двадцатичетырёхлетняя и такая же хорошенькая, как миссис Колмор сейчас, ваш покорный слуга Фрэнк Колмор – в ту пору мне было тридцать, экономка миссис Стивенс – сухая, молчаливая особа и мистер Ричардс – рослый мужчина с военной выправкой, исполнявший обязанности управляющего имением Болламора. Мы четверо всегда завтракали, обедали и ужинали вместе, а сэр Джон обыкновенно ел один в библиотеке. Иногда он присоединялся к нам за обедом, но, в общем-то, мы не страдали от его отсутствия.