Хозяин Черного Замка и другие истории (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 80

Внезапно в его памяти всплыл разговор с компаньоном. Что ему посоветовал Босс: «Расскажи ей, как живут у нас на приисках». Это никак не укладывалось у него в голове. Говорить на эту тему казалось ему очень странным, но Босс сказал так, а Босс всегда прав. Ну ладно, он рискнёт, коли так, и, кашлянув для начала, Эйб выпалил:

– Живут у нас тут главным образом на беконе и на бобах.

Выяснить, какой эффект имело это сообщение, ему не удалось: Эйб был слишком высок, чтобы заглянуть под маленькую соломенную шляпку. А мисс Кэрри не ответила ему. Немного погодя он сделал новую попытку.

– По воскресеньям баранина, – сказал он.

Но и это не вызвало энтузиазма. Честно говоря, похоже было, что она смеётся. Сомнений нет: Босс на этот раз ошибся. Молодой человек был в отчаянии. Вид разрушенной лачуги у дороги одарил его новой идеей. Он уцепился за неё как утопающий за соломинку.

– Это Кокни Джек построил, – сообщил он. – Жил здесь, пока не умер.

– А от чего он умер? – спросила спутница.

– Бренди три звёздочки, – убеждённо ответил Эйб. – Когда ему совсем уж худо стало, я приходил по вечерам приглядеть за ним. Бедолага! В Путни у него остались жена и двое ребятишек. Он, бывало, бредил целыми часами и называл меня «Полли». Разорился подчистую, медного цента не осталось; но ребята собрали золотишка, так что мы его честь честью проводили. Похоронили в этом вот стволе; таково было его желание, так что мы просто его туда опустили и забросали землёй. Туда же положили его кирку, и лопату, и ковш, чтобы он чувствовал себя как дома.

Теперь мисс Кэрри слушала, казалось, с интересом.

– И часто здесь так умирают? – спросила она.

– Как вам сказать, бренди многих убивает; но большинство попадает под пулю… я хочу сказать, тут многих просто застрелили.

– Я не об этом. Много ли людей здесь, в долине, умирает в одиночестве и горе, не имея рядом близкой души? – И она указала на сгрудившиеся внизу домишки. – Умирает ли там кто-нибудь сейчас? Об этом просто страшно подумать.

– Из тех, кого я знаю, пожалуй, никто не собирается откинуть копыта.

– Мне бы хотелось, чтобы вы не злоупотребляли в такой степени жаргоном, мистер Дэртон, – сказала Кэрри, взглянув на него ясными фиалковыми глазами. Просто поразительно, как молодая леди всё больше забирала власть над этим великаном. – Поймите, это неблаговоспитанно. Вам надо бы приобрести словарь и выучить подобающие слова.

– В том-то всё и дело! – виновато сказал Заморыш. – Вы в точку угодили. Словарь! Если нет у тебя парового сверла, приходится киркой орудовать.

– Да, но это очень просто, если вы действительно постараетесь. Вы могли бы, например, сказать, что кто-то умирает или находится при последнем издыхании, если вам угодно.

– Вот оно! – восторженно сказал старатель. – При «последнем издыхании»! Вот это слово! Да вы по части слов самого Босса Моргана заткнёте за пояс. При последнем издыхании! Звучит-то как!

Кэрри засмеялась:

– Вы должны не о звучании думать, а о том, выражают ли эти слова ваши мысли. Нет, серьёзно, мистер Дэртон, если в посёлке кто-то заболеет, непременно дайте мне знать. Я умею ухаживать за больными и могу оказаться полезной. Вы сообщите мне о таком случае, да?

Эйб охотно согласился и снова впал в глубокую задумчивость, размышляя, не привить ли себе какую-нибудь долгую и изнурительную болезнь. Говорят, что в Бакхерсте появилась бешеная собака. Может, она как-нибудь ему пригодится?

– А сейчас я с вами попрощаюсь, – сказала Кэрри, когда они дошли до того места, где от дороги ответвлялась извилистая тропинка, ведущая к «Вилле Азалия». – Очень вам благодарна, что вы меня проводили.

Напрасно Эйб вымаливал ещё хоть сотню ярдов и ссылался на чрезмерный вес корзиночки, которую он нёс, как на совершенно неопровержимый довод. Молодая леди была неумолима. Из-за неё он и так уже слишком отклонился от своего пути. Ей стыдно за себя, ни о чём таком она не хочет даже слушать.

Излюбленным местом отдыха, где проводили свой досуг обитатели посёлка Гарвей, был «Колониальный бар». Между этим заведением и конкурирующей фирмой, которая, невзирая на невинное наименование «Бакалея», тоже занималась продажей спиртных напитков, шла ожесточённая борьба. Появление в «Бакалее» стульев немедля привело к тому, что в «Колониальном баре» возник диванчик. «Бакалея» приобретает плевательницы, а «Колониальный» в ответ – картину, и в результате, по определению клиентов, оба заведения остались при своих. Но когда «Бакалея» украсилась портьерами, а соперник отозвался отдельным кабинетом с зеркалом, тут уж все решили, что победа за «Колониальным баром», и посёлок единодушно выразил своё одобрение предпринимательскому духу владельца, перестав посещать «Бакалею».

Хотя каждому из посетителей было позволено разгуливать по бару сколько душе угодно и даже заходить за стойку, дабы порадовать свой взор мерцающим многоцветием бутылок, подразумевалось, что отдельное помещение, оно же кабинет, предназначено для наиболее выдаюшихся граждан. В кабинете заседали комитеты, зарождались могущественные компании, там же, как правило, проводили дознания. Что касается последней церемонии, я с печалью должен сообщить, что тогда, в 1861-м, она частенько устраивалась в посёлке Гарвей и приговоры подчас отличались изысканным остроумием и оригинальностью. Взять хотя бы тот случай, когда тихий и кроткий молодой врач застрелил отчаянного головореза Задиру Бэрка и сочувствующие узнику присяжные заявили, что «покойный нашёл свою смерть при опрометчивой попытке остановить движущуюся пистолетную пулю», – вердикт считался в посёлке высшим достижением юриспруденции, ибо способствовал одновременно как оправданию обвиняемого, так и утверждению суровой, неопровержимой истины.

В тот вечер, о котором я вам рассказываю, в отдельном кабинете собрались все местные знаменитости, но на сей раз отнюдь не с целью обсуждать что-либо криминальное. Дискуссия назрела потому, что за последнее время произошло много событий, достойных обсуждения, а посёлок Гарвей привык обмениваться мнениями именно в этой комнате, блиставшей утончённой роскошью зеркала и дивана. Тяга к чистоте, повально охватившая местное население, всё ещё возбуждала умы и требовала истолкования. Кроме того, заслуживали комментариев мисс Синклер и её передвижения, обнаруженная в Коннемаре золотая жила и слухи о беглых каторжниках. Таким образом, не стоит удивляться, что в «Колониальном баре» собрались лучшие люди посёлка.

Темой диспута на этот раз были беглые каторжники. Вот уже несколько дней в посёлке ходили слухи об их появлении, и на прииске было тревожно. Обыкновенный чисто физический страх был неведом жителям посёлка Гарвей. В любой миг старатели готовы были кинуться в погоню за самыми отчаянными головорезами с таким же пылом, с каким помчались бы охотиться на кенгуру. Тревожно было потому, что в городке скопилось много золота. Все понимали: плоды их нелёгких трудов надо защитить во что бы то ни стало. Обратились в Бакхерст с просьбой прислать как можно больше полицейских, а в ожидании их прибытия главную улицу посёлка патрулировали по ночам волонтёры.

Паника вспыхнула с особой, удвоенной силой из-за известия, которое принёс Джим Страглс. Джим был человек амбициозный и честолюбивый, и после того, как он целую неделю в безмолвном негодовании взирал на свою собственную отмытую и отчищенную персону, он, выражаясь метафорически, отряхнул со своих ног красную глину посёлка Гарвей и углубился в лес с твёрдым намерением до тех пор проводить изыскания, пока не наткнётся наконец на подходящий участок. Дальше Джим рассказывал, что он сидел на стволе упавшего дерева, обедая пресной лепёшкой с прогорклым салом, и внезапно его чуткий слух уловил цоканье конских копыт. Он едва успел скатиться со ствола и, прижавшись к земле, за ним спрятаться, как по зарослям кустарника проехало несколько верховых, так близко, что до них можно было добросить камень.

– Там были Билл Смитон и Мэрфи Дафф, – Страглс назвал двух печально известных в окрестностях бандитов, – а с ними ещё трое, я их не разглядел. Они двигались куда-то вправо и выглядели так, будто идут на дело, даже ружья в руках держали.