Семейное дело - Посняков Андрей. Страница 1

Вадим Панов, Андрей Посняков

Семейное дело

© Панов В., Посняков А.,  2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Пролог

Сначала – тревога.

Даже не тревога, а нечто более слабое, едва заметное. Сначала лёгкое, на грани понимания, ощущение опасности. Сначала ты знаешь – и это иррационально, – что приближается враг. Беспощадный, безжалостный враг, опаснее которого ты ещё не встречал, но сначала тебе кажется, что всё происходящее – сон. И тревога, которая не тревога, и враг, который кажется страшным. Жестокий. Жаждущий крови… Тёплой, остро пахнущей крови, которую… которую ты тоже не прочь попробовать на вкус.

Ты ещё не видишь его, но уже хочешь… крови. Его крови.

Ведь ты тоже опасен.

А враг наполнен ею – кровью. Ведь не бывает, чтобы внутри жертвы не оказалось крови. Ты не помнишь ни одного такого случая. Ты начинаешь вспоминать и убеждаешься…

Сейчас не время!

Воспоминания сладки, но сейчас нельзя отвлекаться. Сейчас нужно сосредоточиться на том, кто рядом. На том, кто опасен, кто смог вызвать в твоей душе чувство лёгкой тревоги, и…

И это чувство не становится сильнее, потому что его съело слово.

ЖЕРТВА!

Ты знаешь, что приближающийся враг силён, но ты находишь для него только одно слово: жертва. Даже не находишь, ты используешь это слово машинально, не задумываясь, потому что все, кто бросает тебе вызов, – жертвы, насколько бы опасными они ни казались. Потому что твоя суть – охота. Потому что слово «враг» кажется тебе неестественным.

Какие враги могут быть у того, кто с нетерпением предвкушает чужую атаку?

У того, кто хочет крови.

У того, кто по-настоящему опасен.

Лёгкое чувство тревоги растворяется в желании убить. Не защититься.

Тьма становится твоим другом, тишина – твоим союзником, приближающийся убийца – жертвой. Ведь в нём течёт тёплая кровь.

Ты её хочешь.

Ты замираешь и несколько тягучих мгновений играешь в «Послушай ночную тишину». Улавливаешь легчайший шорох – жертва осторожна, умеет быть почти незаметной, но это «почти» – убивает… Ты же поворачиваешься абсолютно бесшумно, чуть приседаешь, готовясь к движению, и аккуратно ломаешь сухую палочку.

Ты улыбаешься.

Жертва не только осторожна и почти незаметна – жертва агрессивна и считает себя сильной. Жертва слышит трескучую подсказку и тут же прыгает, летит на тебя, изготовившись, уже предвидя сокрушительный удар… От которого ты плавно уходишь в сторону и отвечаешь резко: правая рука становится длиннее, превращается в прочный коготь, больше походящий на косу, острейший кончик которой дотягивается до незащищённого бока нападавшего.

Запах свежайшей крови ударяет в голову.

Твоя улыбка обращается в смех. Ты смеёшься, слыша предсмертный хрип лежащей у ног жертвы. Ты облизываешь окровавленный коготь и поднимаешь глаза к равнодушным звёздам. Ты смеёшься, предлагая им разделить твою радость. Ты смеёшься…

И просыпаешься.

Ты лежишь в своей кровати и морщишься от запаха пота. И без всякого интереса разглядываешь покрытую прочнейшей чешуёй руку, которая только что, в глубоком сне, была покрыта чужой кровью.

Крепкие пальцы. Острейшие когти на них.

Ты смотришь на них, и в твою голову приходит одна-единственная горькая мысль:

«Я не человек!»

Глава 1

Озёрский уезд, 1920 год, июнь

– Тпр-р?ру! Да стой ты, идолище! – Угрюмого вида мужик в засаленной телогрейке поверх серой косоворотки из дешёвого ситца и грязных штанах, заправленных в солдатские сапоги, спрыгнул с подводы, взял лошадь под уздцы и похлопал по морде. – Стой, кому говорю!

Лошадь – старая, видавшая виды кобыла неопределённой серовато-гнедой масти – презрительно покосила глазом и фыркнула.

– Ну, наконец-то, Игнат!

Из леса на дорогу выбрались двое: молодой парень с круглым глуповатым лицом и чернявый мужчина лет тридцати, с хитрым, неприятно бегающим взглядом тёмных глаз. Парень был одет по-деревенски: рубаха с суконной поддёвой, картуз да самотканые портки. А его хитрован-напарник, судя по одёже, был из городских: австрийский серовато-зелёный френч поверх синей косоворотки, довоенные диагоналевые брюки галифе, коричневая – блином – кепочка. И чем-то он походил на бывшего буржуйского премьера Керенского, то ли френчем, то ли – скорей – причёской: такой же треугольник на лбу, ёжик, как был у Александра Фёдоровича.

– Тьфу ты, жара! – Сняв кепку, хитрован вытер выступивший пот и, глянув на кобылу, хмыкнул. – Лошадёнка-то сдюжит?

– Сдюжит, Хаснатый, сдюжит, – пообещал угрюмый. – Большевички с ней по продразвёрсткам ездили.

– А-а?а, ну раз та?ак…

Хаснатый – то ли это фамилия была такая, то ли кличка – глумливо скривился и повернулся к парню:

– Точно они там вдвоём? Никого больше нету?

– Да никого, гы. – Селянин глуповато моргнул. – С утра, как ты велел, захаживал, спрашивал – не надо ли, мол, плотничать? А сам глазьями-то – везде, гы!

– Ишь ты, везде… Ох, Гунявый, Гунявый, хорошо б, коли так… – Хитрован нахлобучил на голову кепку и глянул на небо. – Темнеет уже.

– Темнеет. – Угрюмый Игнат потрепал кобылу по холке. – Думаю, робяты, – пора… А в усадьбе точно поживиться есть чем? Неужто не разграбили мужички?

– Не разграбили, – торопливо ответил Гунявый. – Не трогали наши баб графских, ничего от них плохого не видели, вот и не трогали. Так что ежели есть сокровища, то тут они.

– И большевики не взяли?

– Большевики тоже не лезли.

– Почему?

– Может, графиня их того… – Парень скабрёзно ощерился. – Уговорила?

– Антиресно, оружие у этих баб есть? – Исполняя приказ, Игнат привязал лошадь к старой осине, невдалеке от лип, что росли близ усадебной ограды. – Если нету… так я бы их обеих того… спробовал бы. Дочка-то графини – красивая. Да и сама она…

– Может, и спробуем, – сплюнул под ноги хитрован. – Коли по-быстрому провернём всё. А так – покуда вывезем, покуда в лесу всё спрячем – время-то о?го?го.

– Ох, мудёр ты, Хаснатый, – вроде бы и со всем уважением, но не особенно-то уважительным тоном промолвил Игнат. – Мудёр.

Хитрый мужик был Хаснатый, как говорили – с вывертом. В деревне к нему относились с опаской, не шибко-то доверяли – хитрован был из городских, а городские деревенских, ясное дело, завсегда норовят обвести вокруг пальца, с того, суки гладкие, и кормятся. Хотя… это ведь Хаснатый весь план налёта придумал, что есть, то есть. Всё и обсудили ещё вчера, загодя, заедая малую толику самогона шматком пахучего сала. Много не пили, потому как на дело идти и головы нужны ясные. Вот опосля – вот тогда уж и можно будет разговеться.

– Спрячем подводу в лесу, рядом с усадьбой, – учил Хаснатый. – Сами, как стемнеет, незаметно пробираемся во двор, выставляем раму – вот уже и в людской, а там… А там будет дело! Всё берём быстро, без суеты: сначала связываем старую графиню, потом – малую. И быстренько – по комнатам, по барским покоям…

– А ежели они супротивляться начнут, кричать?

– А ножик у тя на что, Гунявый? Иль уж хотя бы кулак.

– Понял… – Парняга немного помолчал и влез снова. – Мужики говорили, мол, в усадьбе оружия до хреноватой матери.