Сокровища чистого разума - Панов Вадим Юрьевич. Страница 46
И ещё я видел, что в его отношении к детям не было ни грана фальши. Эзре нравилось их учить, нравилось давать шанс.
С таким же восторгом старик работал в мастерских, искренне радуясь каждой победе своих подопечных, тщательно обсуждая каждое их предложение, приучая не только трудиться, но думать, мечтать, стремиться к новому. На Помойке не только ремонтировали технику, но изобретали новые устройства, фантазировали. И пусть в основном потуги учеников Кедо могли вызвать в серьёзной учёной среде лишь ухмылку – пусть! – на Менсале сам факт существования конструкторского бюро казался чудом.
А создал это чудо Эзра.
Но для чего?
Мы довольно много общались… Впрочем, кому я лгу? «Мы» в данном случае звучит весьма самонадеянно. Кедо наведывался к нам по вечерам, иногда только выкурить трубку в компании, иногда распить бутылку вина, и в этом случае посиделки затягивались далеко за полночь, но тянуло старика к Павлу, к равному. Именно они говорили, а мы с Каронимо слушали и помалкивали, изредка позволяя себе вставлять замечания.
И именно во время одной из таких затянувшихся встреч Гатову удалось сподвигнуть Эзру на откровенность.
Ночь выдалась тёплой, мы сидели под открытым небом, у небольшого костра, который развели в специально вырытой ямке, и разговор, по обыкновению, шёл обо всём на свете. Сначала спорили о перспективах недавно открытых «пронзающих лучей», как выяснилось, Кедо заказывал контрабандистам научные журналы, а потому был в курсе всех последних открытий, затем обсудили совместный публичный доклад Астрологического флота и Верзийского Географического общества об открытии новой планеты в Северном Бисере, вяло сравнили известных исследователей, причём Эзра оказался большим почитателем Помпилио дер Даген Тура и уверенно заявил, что «лингиец ещё вернётся в Большие Приключения и укажет нынешним «героям» их настоящее место!»
До сих пор благодарен Павлу за то, что он утаил правду обо мне и не доложил Кедо, что я имею честь состоять корабельным алхимиком «Пытливого амуша». Терпеть не могу восхищения и пошлых расспросов…
Но я отвлёкся.
Итак, Эзра упомянул Помпилио, Каронимо ляпнул, что видел Помпилио на Кардонии, название планеты прозвучало, и Кедо прямо спросил Гатова:
«Почему ты стал работать на Дагомаро?»
Старик тоже был любопытен.
«Я был ему должен несколько лет жизни», – честно ответил Павел.
«За то, что он для тебя сделал?»
«Он сделал для меня больше всех на свете. Благодаря ему я тот, кто я есть».
И попал в расставленную Кедо ловушку:
«То есть ради самой Кардонии ты не вернулся бы?»
Я знаю точно: задай такой вопрос кто угодно ещё – быть драке. Гатов только с виду мелкий и щуплый, бьётся он, как цепарь, чтоб его в алкагест окунуло, и характер взрывной, спуску не даёт, но… но старику он ответил словами. Спокойно и немного печально:
«Когда я прилетел, о войне ещё не было речи».
«Но?» – поднял брови Эзра. Он действительно был очень умён.
«Иногда мне кажется, что война началась в том числе из-за меня, – глухо признал Павел. – Обстановка на планете накалялась, но наверняка можно было отыскать мирный выход, наверняка… К сожалению, мои изобретения подарили Дагомаро иллюзию могущества».
Деликатный Кедо не стал уточнять, о каких именно изобретениях идёт речь, промолчал, и это позволило Гатову задать встречный вопрос:
«Почему вернулся ты?»
И после своего откровения получил правдивый ответ:
«Потому что я, так же как ты, счёл себя должником. Но не кому-то конкретному… – Эзра помолчал, с грустной улыбкой глядя на языки пламени. – Я ведь старый, я помню, какой была Менсала до войны, до этого поколения, которое знает только кровь и смерть. Я помню весёлые праздники, помню набитые учениками школы и большие университеты, помню наши прекрасные города. Помню тишину полей… Тогда ею наслаждались, а не прислушивались, ожидая нападения… Помню наш мягкий выговор… На Менсале особое произношение универсала: очень мягкое, плавное, такого нет больше нигде… Да и здесь уже почти не встречается. – Ещё одна пауза, и я, клянусь самим Гермесом Триждывеличайшим, я почувствовал, что воздух после слов старика стал горчить. – Наверное, потому, что на войне мягкость мешает. Мягкость во всём».
В молодости каждый из нас верит, что он – и только он! – сможет изменить мир, в зрелости становится ясно, что не получится, и наступает разочарование, сменяющееся старческим безразличием.
Эзра же сумел сохранить огонь, несмотря на возраст.
Он любил этот хнявый мир, представляете? Любил, несмотря на зло, которое этот мир опутало. Он оплакивал его и…
«Ты хочешь вернуть прошлое?» – тихо спросил Гатов.
«Я хочу построить будущее, – ответил Кедо. – И хочу научить людей ценить и беречь то, чего они достигли…»
– Неплохая у тебя организация, – выдал сдержанную оценку Удав.
– Чувствуется, что у сотни есть командир, – поддакнул Закорючка.
– Толковый командир.
– Точно.
Авабр прищурился, пытаясь понять, насколько искренни его случайные компаньоны и не таится ли в их словах насмешка, но бандиты уловили охватившие сотника сомнения и поспешили с объяснениями:
– Мы серьёзно, Авабр, – твёрдо произнёс Удав.
– Обычно свободяне напоминают селян с огнестрелом, – с презрением добавил Закорючка. – Мы ведь оружием торгуем и много кого видели.
– В некоторых сотнях даже винтовки не принято чистить, я уж молчу о дисциплине.
– Сотни такие, какими их делает командир.
– Я служил в лекрийской армии, – помолчав, сообщил сотник. – Правда, недолго – два года, но кое-какие правила запомнил на всю жизнь.
Обучением рекрутов у старого Рубена занимались военные советники с Галаны, они же сидели в штабах и постоянно инспектировали части, так что можно было с уверенностью заявлять, что Авабр два года пробовал на вкус качественную копию одной из лучших армий Герметикона.
– Я знаю, как нужно устраивать жизнь военной части.
– Заметно.
Сотня и в самом деле показалась уголовникам. Во-первых, хорошо, а главное – однотипно вооружена: у всех бойцов неплохие галанитские карабины «Цвиммер», может, и не очень дальнобойные, зато весьма удобные на средних дистанциях. Во-вторых, составлена из вымуштрованных людей: оказавшись в компании свободян, Удав и Закорючка не почувствовали характерных для полубандитских формирований расслабленности и расхлябанности. Бойцы говорили мало, только по делу, и не имели привычки обсуждать полученные приказы. В-третьих, оснащение. В условленное место Авабр и его люди прибыли на колёсном, кустарно бронированном паротяге, ощетинившемся стволами пяти «Шурхакенов». У кадровых панцирников данное приспособление могло вызвать приступ весёлого смеха, однако, помимо огромных размеров, машина обладала высокой надёжностью и мощью, могла с лёгкостью раздавить автомобиль, не заметив, снести с дороги грузовик, а потому, по менсалийским меркам, сотню следовало признать прекрасно оснащённой. К тому же паротягом транспортное вооружение свободян не ограничивалось, и по всему выходило, что с союзником Удав и Закорючка не просчитались. А уж когда Авабр достал карту и принялся скупо и точно излагать свой план, стало окончательно понятно, что, рассказывая о военном прошлом, сотник если и рисовался, то имея на то все основания: Авабр многому научился в лекрийской армии.
– К Паровой Помойке ведут три дороги: с северо-запада, из Триберди, с северо-востока, от Агульци, и южная, ведущая в Мритию. – Вопреки ожиданиям бандитов, сотник водил по карте не указательным пальцем, а тупым концом карандаша, что окончательно делало его похожим на настоящего офицера. – Мы перекроем все.